Сосну и солнце хочется хвалить \ За их старанье правду говорить \ О жизни колкой, жёсткой, твёрдой, властной.

"Эжьен, если бы ты знал, как подешевела человеческая душа! Никто больше не торгуется за нее, мне отдают ее даром, да еще приплачивают душами детей. Но только ты не такой..."

"Вот что я вам скажу, молодой человек. В этих ваших мыслях можете разобраться только вы сами. Продолжайте размышлять, и скоро вы поймете гораздо больше, чем кто-либо в состоянии объяснить. Желаю удачи!"

Мы настолько привыкли к абсурду вокруг нас, что, порой, перестаем замечать, что причины творящегося вокруг беспорядка кроются внутри нас самих. Доля иррационального присуща всему, что в меру нашего частичного или полного непонимания остается для нас необъяснимым. Можно сказать, фундаментальная наука тоже несет определенную ответственность за культурную деградацию, наблюдаемую в обществе. Многие факты, выявленные, но не объясненные наукой, используются для утверждения позиций агностицизма, идущего рука об руку с насаждением лжегуманизма и распространением деструктивных представлений: «для каждого существует своя правда», «истина не доступна сознанию», «все имеет свою цену» и т.д.

На Шауля любви не хватило. Менее всех он любит себя. Однако до отрешения Шауля от власти тон повествователя, по крайней мере, нейтрален. Может, Шауль просто ничего не успел: слишком коротко было царствование? Или, в отличие от обуянного великим замыслом строительства Храма Давида, Шаулю в эти подслеповатые времена некогда голову поднять от земли, которую бы пахать, но её враги разоряют.
Храм — мечта победителя. Мечта воюющего — победа.

Летопись интересует в Шауле одно: смерть его и его сыновей. Ничего иного об этом царе, случившемся в Израиле до Давида и правившем недолго, летописец знать не желает. Рассказ о гибели Шауля и его сыновей приводится, надо полагать, с единственной целью: чтобы сомнений в легитимности царствования Давида не было ни малейших.

Царь Шауль идёт на войну, побеждает, захватывает в плен Агага, царя Амалека. Царь Шауль в точности исполнил повеление пророка, передавшего волю Господню. За небольшим исключением — пощадил царя Агага (по Иосифу Флавию: потому что был поражён его красотой и статным ростом, Иудейские древности 6:7:2) и по требованию народа (опять!) лучшее из скота.

В истории, написанной победителями, место побеждённым отводится незавидное. В глазах повествователя-победителя Шауль, если и был предтечей Давида, то лишь в том смысле, что он такой царь, каким быть не должен.