Как живу? Дышу. Пишу. \ Бога планами смешу. \ Доверяю не рутине, \ а стиху и миражу. \\ Лишь себе и швец, и жнец, \ на дуде своей игрец, \ словно та Шахерезада, \ отдаляя свой конец. \\ Жизнь моя, не обессудь, \ дай в твою проникнуть суть, \ по твоим углам, сусекам \ поскрести ещё чуть-чуть. \\ Всё моё, и снег, и зной, \ всё, что было — стало мной, \ только в губы не попала \ капля сладости земной.

Мужчина рассказал, что все они ждут только общения со мной, что здесь их можно наградить или, наоборот, наказать по своему усмотрению. Для этого даже предлагались некоторые приспособления...

...предустановленная гармония и вытекающий из нее онтологический оптимизм Лейбница – это далеко не прекраснодушная наивность. В чем-то такой оптимизм более суров (как принцип стоиков) и мрачен, чем шопенгауэровский пессимизм, в основании которого лежит отнюдь не лишенный каких бы то ни было иллюзий трезвый взгляда на мир, а самый обыкновенный подсознательный страх перед смертью, присущий каждому психически нормальному человеку. И уж точно оптимизм как нравственный принцип гораздо труднее в своем практическом применении, поскольку требует от человека не только твердой воли, но порой и «нечеловеческих» усилий быть.

Слуцкий фактически написал энциклопедию советской жизни: нету оттенков её, нюансов, какие бы не вошли в её монументальный свод.

Хорошие или плохие, но это неминуемо: «памятники» – свои. Даже если они откровенные чужестранцы.