Так мы и расстались. Позади гудит. Впереди мечется огней ковид. \ Где-то огнеметят красивый вид. \ И приоткрывается вселенной щель. \ ...А в неё просовывают ель

...Мы три тысячи лет вместе, можешь меня не обманывать. Расскажи!
Нора посмотрела на ногти, подцепила один другим и ответила, не глядя на мужа:
– Они предложили мне смертного ребёнка…

...предустановленная гармония и вытекающий из нее онтологический оптимизм Лейбница – это далеко не прекраснодушная наивность. В чем-то такой оптимизм более суров (как принцип стоиков) и мрачен, чем шопенгауэровский пессимизм, в основании которого лежит отнюдь не лишенный каких бы то ни было иллюзий трезвый взгляда на мир, а самый обыкновенный подсознательный страх перед смертью, присущий каждому психически нормальному человеку. И уж точно оптимизм как нравственный принцип гораздо труднее в своем практическом применении, поскольку требует от человека не только твердой воли, но порой и «нечеловеческих» усилий быть.

Оба эти города трансгрессивны и меонтологичны. На фоне городских пейзажей в обоих случаях отчетливо проступают фигуры Танатоса.

...не случайно именно книга оказалась метафорой вечности. Ведь она является не чем иным, как инст­рументом преодоления ограниченности человека во времени.

О Шимшоне сказано, что судил он Израиль, но уж очень этот герой одинокий — странный судья, о себе пекущийся, врагов на землю свою навлекающий, судья, которого соплеменники хотят выдать врагам.

Встать на точку зрения бога и увидеть вселенную с внешней стороны. Тогда мы поймем, что нет прошедшего, настоящего и будущего, а есть некая целостность, в которой все мгновения жизни пребывают в единовременности.