Рейтинг публикаций

Ну слушайте, сеньор поэт: \ Когда мне было восемь лет, \ Отца лишился я; и с горя \ Мать заболела и слегла, \И встать потом уж не смогла, \ Страдая от жестокой хвори. \ Вот, как-то после ночи раз – \ Бессонной и ужасной ночи, \ Мне говорит: «Мой близок час, \ Кто мне навек закроет очи? \ Лиценциата позови: \ Хочу уйти я по закону, \ А по дороге попроси У коробейника лимона, \ И мне скорее принеси…»

Вот тогда-то и подстрелил ее охотник-промысловик Ойка. Он сразу заметил, что зверь этот молодой, мех его густой и блестящий, а это значит, что получит охотник Ойка за его шкурку хорошие деньги. На эти деньги он купит себе новую винтовку-«фроловку», а жене – отрез красивой байки. А умелица Айкига сошьет себе и ребенку ладные обновки.

Рвёт на куски \ небо \ пасть рассвета, – \ брызжет окрест \ кровищею бытия. \ Если вдруг я \ потерялся \ где-то – \ в сердце своём \ отыщи меня.

От былой восторженности, экзальтированности не осталось и следа. «Хоть умереть бы!» – пишет он в письме другу. И трудно поверить, что это признание принадлежит тому же Бальмонту, который «в этот мир пришёл, чтоб видеть солнце».

Прозу Игоря Михайлова и Анастасии Писаревой я разобрал как примеры показательные. В прошедшие десятилетия они писали так, как если бы в культуре не было западного диктата. И встречали приговор: «Значит, непрофессионалы. Пишут без расчёта на публикацию». Похожим образом пожимали плечами в адрес Филиппова, Лагутина, Долгарёвой… «Ну да, сумел (сумела) выпустить книжку-другую, но никогда не попадёт в мейнстрим». И вдруг мейнстрим сам пришёл в гости! Значит, необязательно было соответствовать стандартам Запада; оказалось, что русское самостояние – нечто большее, чем комплекс неполноценности!

…ключевым для характеристики деятельности философа является слово «рефлексия». Посредством рефлексии человек делает действительным, реализует и как бы растрачивает, или «проедает» своё Я-бытие, которое становится для него своего рода «шагреневой кожей». Рефлексия – это тяжелый крест человека.

Почему Маркс мог восхищаться учением Дарвина, не отметив радикального из него следствия: всякое органически-живое и даже набравшее человечьего разума движение так же в тренде своём хаотично-бесцельно, как и всё космически-косное? Ибо определяется одним твердолобым принципом: приспособлением себя исключительно к текущему (а не какому-то там будущему, кем-то планируемому или мечтаемому) состоянию окружающей среды. Как мог столь настойчиво липнуть ко всем социально озабоченным мозгам универсально-туманящее средство «гель Гегеля» – пустопорожний рекламный щит просвещённого прогресса? Какие там спирали, триады... – всё свежее и передовое, победивши и немного повластвовав, быстро сдувается до худшего и обречённого.

Жить в двух шагах от строек, автострад, \ Топтать перроны, пандусы, брусчатку, \ Бояться не за совесть, а за страх, \ Меняя кенотафы, как перчатки. \ \ В пещерах непролазной тишины, \ В плотинах для стечений обстоятельств, \ И в смыслах, что собой искажены, – \ До лучших дней припрятанная святость.

Ты бы не заметил его в толпе. Он не играл по правилам. Он говорил вслух то, о чём принято молчать. Поэтому его судят. Им не нужен приговор — им нужна утрата опоры. В нём. В системе. В тебе. Потому что, если он прав — значит, всё остальное ложь. А значит — и тебе выбирать больше нечего.

Каждого автора предваряет цитата из текстов самого Башлачёва, это служит своеобразным ключом ко всем представленным поэтам, помогает пристальнее разглядеть их образы через призму того, кем они были вдохновлены. При быстром перелистывании страниц цитаты мелькают словно некой лесенкой, помогающей подняться к памятнику самого, на мой взгляд, непостижимого русского поэта.

Из устья истин истекает суть, \ Болотной ереси ей суждено напиться \ И контраверзностью не ключевой умыться. \ Что в океан впадает? Просто жуть!