Литературная критика

                             Хоме Бруту: письмо в жанре молчания

***

Solo-дуэт с флёром «4’33»[1], или Что остаётся от двухголосной инвенции, когда персонаж, которому интервьюер не обязан задавать вопросы, не обещает на них отвечать. Образчик антиакционной антибеседы Натальи Рубановой с Андреем Бычковым в эпоху пост-post-постмодернизма как практика молчания в одно авторское лицо. Поехали-S[2]!

***

— Ежегодное перелистывание Тимоти Лири (как и «Миргорода», да, Брут, дастиш фантастиш)  бодрит – чёрный томик «Семь языков Бога», изданный в свободном от многих печалей 2002-м, – своеобразный ритуал: это как обниматься с «Алисой в Стране Чудес», спать со сказками Андерсена или встречать сумерки с «Тибетской книгой мёртвых». Кстати, в книжном шкафчике их две, «Тибетских»-то… И именно благодаря им, этим двум, от руки – простой шариковой ручкой – писан был в экс-лайф роман с реальностью, как окрестил его Топоров, «Анфиса в Стране Чудес»[3]. За-пи-сан, исправим, ладно: в чуж[д]ой комнате без компьютера, в комнате с белым потолком, в чуж[д]ой комнате с дикими красными обоями образца 2000-го. Безумный постмодернистский текст, навеянный фантазией Кэрролла и пособием по правильному умиранию, до сих пор аукается – о, Н.Р. нескромно любит эту историю: корпела аж над сценарием, ибо была моложе, глупей… но кому тут нужен артхаус? Там тоже… и ТАМ: уже смешно! А, кстати, читал ли «Анфису» еёйную, Брут? Не отвечай, впрочем, на неприличные.

[tacet]

Книги Тимоти Лири и Тибетская.

— Что ж, тогда о физике. Как только завёлся компьютер, Рубанова тут же бросила марать листики от руки, а вот Бычков по сей день продолжает «магичничать», алхимически выводит все эти петли, которые главное не на шею б… К чему ведём окольными, Андрей Станиславович: что перечитываешь каждый год, как Наталья Фёдоровна – Тимоти Лири? Перечитываешь ли? Что для тебя – чтение в медвежьем твоём углу, куда сбегаешь из «душной» Москвы? Рубанова вот не признаёт ни медвежьих углов, ни снулых провинций, ни гоблинских деревень, да и пытка природой весьма средней полосы более чем сомнительна, а уж контингент-с… как ты там угадал в «Сексе с фон Триером»? Люди отвёрточных ввинчиваний и молоточных ударов... Цитирую тебя в эссе об Анни Эрно – вот уж кому не зря дали Нобелевскую, хотя тусовочка, вестимо, повозмущалась – но на то она и тусовочка. Меж тем Анни – истинно роскошная «девушка из 58-го», а тексты её столь хороши, что на месяц приковали Рубанову к ноутбуку. Она и не думала, что встанет живой, пока не проанализирует in vivo нетленки француженки, которая и знать о ней не знает… Ты прочёл хотя бы «Событие»?

[tacet]

Анни Эрно

— А вот «Голая медь» – поздравления, кстати: нечасто ведь с книгами поздравляют, всё больше губки поджимают?.. Итак, какой текст – для тебя самого – лучший? Вот как если б ты сам своим критиком стал: Андрей Станиславович Бычков о прозе Андрея Станиславовича Бычкова… Глен Гульд[4] брал же интервью у себя самого! Абсурд вместо музыки, ммм. А вот если б ты о себе самом написал? О своей собственной книге, Брут, прости господи, написал бы, то что? Что?.. О, кажется, мы подошли к красной чертушке: «Ты, парень, побереги тепло-то! Лучше о том подумай, как назад выберешься!» – так и есть, Огневушка-Поскакушка, или как там?.. Тебе всё равно, а мне не важно.

[tacet]

"Голая медь" – обложка книги Андрея Бычкова.

— Дальше запретные темы: что думаешь о состоянии современной литкритики и думаешь ли? Надо ль о ней думать? Что такое адекватная литкритика? Едва ли не каждому профлитератору знакомы радость по поводу выхода книги и условные муки ада, коими сопровождаются иной раз ритуальные танцы с иными рецензентами: синдром вахтёра-с!.. Мы тут не о рекламных заказных статьях. Мы тут о грамотных текстах вменяемых исследователей. Они существуют где-то, эти редкие звери, эти единороги? Ась, не встречал?.. Олэй! На «раз-два-три» стройсь, ать-два: в каждую восьмую – стрелять, рэйки для оживления в помощь, брут-твою-медь!

[tacet]

— И гром хлопушек. Упс, не можется, ужо им, рецензировать. У Натальи Фёдоровны фермата-с. Они с ферматой зависли-с. У них иные планы на эту жизнёнку, и не только с точки зрения буковок. О, расскажите богу о своих планах… Кто в армии служил, тот в цирке не смеётся! «В армии» заменить на усмотрение читающего. Куда забавней создавать вселенные собственные, нежели чужие анализировать! Анни Эрно – она ведь одна такая, потому Наталья Рубанова месяц и не могла оторваться от ноутбука, всё писала о ней, всё писала, да и написала, тчк. Но это Нобелевский лауреат, тсс, таких раз-два – и обчёлся. Ну Уэльбек ещё… Потрясающий совершенно у него роман «Уничтожить»![5] После-смерти-не-скажу-кого эта книга за шиворот вернула к работке… родилось эссе: на костях родилось, на крови. Проходняк литпроцессии обслуживать – увольте: к халдеям. Всё по любви лишь… Когда-то и автор сего знал в ней толк, впрочем, всё это мифы, уловки-издёвки природушки, театр гормональных терапий: дважды-два, критика вторична. Знаем, когда-как включается левое-правое, на каких – схлопывается. Про полушария, Брут, про полушария речь! Ваш выход, панночка…

[tacet]

— Что сейчас, Брут? Прямо сейчас, Брут, официант несёт пьемонтский десерт «Панна-котта»… ну хорошо, хорошо: второй том литжурналистики сейчас, чтоб добро-то не пропало: двадцать плюс зим «литературно-критической», о майн готт, какие наши годы! Литературно-критической деятельности, имеется в виду, о-о, я столько не выпью, продолжение «Русского диссонанса»[6].  То, что не вошло в 500-страничный мой первый том, войдёт в мой том второй 500-страничный под названием… под названием… мы, впрочем, пока не скажем, под каким таким названием – и что войдёт. О твоих нетленках там тоже будет, Андрей Станиславович, не горюй! Я всегда ценила твои тексты, ты знаешь. Но займёмся же, наконец, кофе: глядишь, и сама Астрид Линдгрен прилетит, как во сне обещала…, так и телеграфируем на Тот Свет: «Астрид Линдгрен, до востребования»[7].

[tacet]

⇔ Кофе в СПб.

— Ты один из немногих литераторов, знающий толк в музыке слова. И твоя гитара, как и моё ф-но, – всё это, в общем, не зря, пусть музыкантами и не стали… Хотя, мнится, будто б зря. Вот если б можно было «обменять» прелестный дар слова на ещё более прелестный музыкальный талант!.. Я из музыки ушёл: кому среднюю температурку по филармонии? Вот бы так и «середнячки», «трудяжки» с чугунными задницами бросили бумагу марать, а? Но нет, будут вопить, цепляться, хрипеть до последнего... Да, литагентская работка, как и редакторская, порождает некие профдеформации, но это игра, тут главное абстрагироваться. Голос сберечь. Чей? Собственных текстов: чей ещё! «Литагентство Натальи Рубановой» – просто работа, ничего личного, всё-всё про это читай в эссешке «Литагентство – это я»[8]. Как дантист – лечу кариес текстов. Как хирург – вырезаю аппендициты… Вся в крови. Мясники тоже в крови. Все редакторы и литагенты – мясники, им не до искусства слова: им надо слона продать, разделать, упаковать… убийцы слонов мы, упс! И тут музыка, конечно, главный антидот: вот Люлли, любимец Людовика XIV… Или флейта тибетская… Ну или «Нирвана» с «БэГэ». А Гайдн! Обожаю Гайдна. Не надо думать, что он «грубей» Моцарта! Люблю Метнера, Сати, Равеля... Шнитке! С ним в один день случились на шарике, с разницей в двадцать лет.  Здравствуйте, Альфред Гарриевич! Как вы там? А помнишь, Брут, в консу ходили на Шнитке, до пандемии ещё, 24-го? О, сколько гениев! И все мертвы. Все, ну или почти. Музыка – Абсолют, а тут тебе корявые недобуквы в кривеньких файлах – и ты в крови от них, в крови… И ты лечишь. Ты ампутируешь. Прижигаешь. Пациент скорее жив. Будем надеяться, Архетип-с-косой повременит: не хватало ещё некрологов! Один райтер, кривда, обещал про меня написать, если что, после той операции летней. Успокоил. Сказал, даже Д-----ву некролог сочинял! Чтоб Рубанова-то не волновалась, что «неохваченной» останется без заметки газетной, что не просто так жила, если чё, что решительно не о чем беспокоиться – пустяки, дело житейское, amen. Уж он намарает! Ж у т ч е, Брут, лишь твой некролог Нарбиковой[9], я бы кое-что сократила… угадай-с-первой-пытки, почему входит Фаина Георгиевна, почему сокрушается: «Какая страшная жизнь ждёт эту великую женщину после смерти – воспоминания друзей»[10].

[tacet]

 Жан Батист Люлли + ноты

— «На Бали я был или не на Бали, а какая разница? Всё равно мы все окажемся в нигде…
Белоснежная лодка на оптике солнца, морская окулярная голубизна, хотя нет, океанская, конечно же, океанская…» – цитирую, Брут, угадай с трёх раз, кого и откуда, а главное – зачем. Направо пойдёшь – коня потеряешь, налево – голову сложишь…

[tacet]

— Кроме шуток: вот эти два предложения из рассказа «Текели-ли», вошедшего в твою новую книжку[11], – квинтэссенция мировоззрения, потому что действительно не столь важно, на Бали или не на Бали, в Варанаси или не в Варанаси, в Выдропужске или не в Выдропужске (Выдропужск погугли, да)… Финал един, путь искусства долог, а вопрос, как соскочить с колеса Сансарки, всегда нараспашку. Многие практики – многие печали, копирайт мой, так ли это? Алхимический ликбез литмастерства по касательной проведи: только коротенько, ибо читатель уж, верно, подустал. Или начхать на читателя? Тогда снова цитата, а ты подумай пока, что ответить: «Офелию я нашёл в контейнере. Задрипанная такая, в каком-то залатанном пальтишке, он тоже любила звёзды и искала их на дне жизни. Так я с ней и познакомился…».

[tacet]

Варанаси

— Твой новый роман пока не издан: в «Топосе» опубликован отрывок[12], напечатать жёсткий текст целиком здесь и сейчас – сложное предприятие, проще переиздать удобного г-на Никого, дать дорогу «среднему» конформисту. Писать «обо всём», кроме религии-семьи-политики… эзопов язык не для тебя? В смутные времена умные головушки уходили в мёртвые языки, в древность, в тьму тьмущую. А в каком направлении пойдёшь копать ты? Или копать не пойдёшь принципиально? Или будешь копать в своём медвежьем углу, где и телефон-то не ловит? И вообще: на кой нам все эти буквы, а? Тебе лично они вот на кой? И что с ними делать теперь, если все мы давно уж в крови от этих вот самых букв, от своих и чужих, от чуждых и соприродных, подцензурных и не?

[tacet]

Но что для тебя «бог», стесняюсь спросить? Или так: «Бог». Вру, конечно. Стеснение Рубановой неведомо – ну или почти… (А ты, чудище обло, заткнись).

[tacet]

 СПб - Анненкирхе.

В Анненкирхе была… так там, знаешь, открыточки такие… для всех: есть с овцой и крестом… я и взяла. На память из Петербурга – типа того. Как его не любить? Только мертвец Петербург не любит... А написано на открыточке такое: «Бог есть свет и нет в Нём никакой тьмы». Так вот, Брут, после определённых печалей до некоторых доходит.

Что свет.

Что никакой тьмы.

Открытка «Бог есть свет»