Рейтинг публикаций

Этот год для меня стал печальным, ушли удивительные люди. В память о них, я сохранил этот рассказик, который ими был принят.

Мы видим на затылке неба \ Следы рубцов. И этот мир, \ Как и река, увы, колеблем, \ Похож на щёлкающий тир. \\ Дыши. Смотри. Преображайся. \ Всё скатывается в яйцо. \ Отрепетируй и – сбывайся. \ Шум моря. Шелуха. Лицо.

Мостки тоскливо поскрипывали. Подпевая. Шагу. Уверенному. \ Вычерчен. Горизонт. Перьями. Неистовыми. Облаков. Сеянных. \ Я всегда был с Тобою неискренним. Искренним. Можжевеловым. \ Попробуй варение. Не варил его. Выстрадал. За благо времени. \ Или вот конфетку мамину: Клубника со сливками.

– Раз он – действительно преступник, – игемон сделал жест головой в сторону узника, при этом не взглянув на него, – то берите его вы сами и по вашему же собственному закону судите. – Тут же у него промелькнуло в голове: «Право, чего меня беспокоить в столь ранний час!»
– Игемон, но вы ведь знаете, что нам не дозволено никого предавать смерти. – Каиафа продолжал говорить со все той же манерной учтивостью.

...Все, что пишу – дело чувства и инстинкта. Я не знаю и не могу объяснить, как и почему я так написал, а не иначе. Как чувствовал, так и написал. Большие, сильные чувства – всегда строгие чувства. Смыслы надоели, смыслами все сыты. Музыкально-живописная тайна мира – вот что волнует. Только это и интересует меня. Я говорю о внутреннем звучании. Слово есть внутреннее звучание, да, некая чувственная вибрация, производимая в организме, или, другими словами, звон.

Зачем я вспоминаю всё это? Волошин в «Истории моей души» писал: «Всегда надо в себя смотреться – что там, не заржавело ли что из чувств?» И чтобы не заржавело – надо время от времени прочищать этот внутренний механизм души, памяти.

Многомерный, эпитемный многоуровневый словесный поэтический текст отчасти напоминает изомер (изомеры — вещества, имеющие одинаковый состав, но разное строение и свойства в зависимости от положения). В нём так же, как в изомере, в зависимости от изменений пространственного положения стиха, четверостишия, стихотворения внутри текста меняется очередность прочтения стихотворений, их смыслы, характер эмоций.

Но мифология всякого времени рождает своих кумиров. Возьмешь какое-нибудь издание специфически подобранное, прочитаешь вступление и удивишься. Вот, например, один философствующий филолог из Таллина (для особо поклоняющихся написанным там истинам Н в этом слове можно писать трижды) засандалила, во вступлении к изданию «дьяволиад» Булгакова, в абзаце о проф. Преображенском, вот что: «…лёгкость и изящество… роднит его с Воландом», «Оба они готовы творить благо, и обоим это не удаётся. Стоит Воланду покинуть Москву – и многоликое зло возвращается на круги своя». Какое время царит на дворе, такие и кумиры…

...Наш двор. Летний вечер. Я сижу на перекладине качелей с Людкой на коленях, мы тихонько с ней раскачиваемся. Она прижалась ко мне стриженой головкой. Я что-то ей рассказываю, кажется, какую-то сказку. Прямо перед нами заходит солнце, огромный нежно-розовый шар. Это было так прекрасно, что-то было такое тихое, щемящее, вечное, священное в этой минуте, что я запомнила её навсегда. Это было настоящее чувство материнства, которое я испытала с этой девочкой во всю мощь души, испытала в восемь лет, чтобы потом больше не испытать никогда.

Всё увядает? Нет, остаётся – одно сменяет другое, круг метаморфоз бесконечен, и, если сейчас жизнь воспринимается даром напрасным и случайным, то завтра прозвучат молитвы отцов пустынников.

Время пустое, и пусто пространство, \ Поло отверсты для окаянства, \ Голо открыты для злыдней лихих, \ Стыло кочующих в смыслах чужих.