Рейтинг публикаций

Всех сравняет угасанье: \ На закате медно-алом \ Лица разные похожи, \ Красным пламенем объяты. \\ Только ты не постареешь. \ Будешь ты в стихах и песнях \ Перетягивать резинкой \ Тёмно-русый шёлк послушный: \\ Хвостик каждый раз на спину, \ Меж лопаток, будет падать…

Люди не выносят искренности. Искренность другого существа для человека непереносима. Отчасти поэтому мир утонул вначале в наполовину-искренности, потом – в четверть-искренности, а потом во лжи: почти постоянной и беспробудной. Была бы для человека переносимой искренность человека-ангела? Едва ли. Здесь какие-то фундаментальные препоны. Несовпадения контекстов, когда, скажем, благой порыв кажется другому человеку высокомерием или наглостью или разнузданностью. Утрачена некая таинственная основа для искренности. Это, возможно, и есть одна из сторон бездны "грехопадения".

Но мифология всякого времени рождает своих кумиров. Возьмешь какое-нибудь издание специфически подобранное, прочитаешь вступление и удивишься. Вот, например, один философствующий филолог из Таллина (для особо поклоняющихся написанным там истинам Н в этом слове можно писать трижды) засандалила, во вступлении к изданию «дьяволиад» Булгакова, в абзаце о проф. Преображенском, вот что: «…лёгкость и изящество… роднит его с Воландом», «Оба они готовы творить благо, и обоим это не удаётся. Стоит Воланду покинуть Москву – и многоликое зло возвращается на круги своя». Какое время царит на дворе, такие и кумиры…

Последняя декада года вся должна быть пропитана праздничностью, пусть субстанция оной сочится, отливая золотистыми тонами. Или – серебристыми...

Дни богоданные сжирает сатана \ Или, как там его у греков, гнусный Хронос, \ Их внутренний оплакивает голос, \ И провожает мысль печальная одна.

чуть надрывно \ и как-то брезгливо ветрено \ воротник \ и щуришься на обручальные \ фьорды \ привокзальные \ как всегда у пригородных \ приподняться бы \ нет, это так просто не высказать \ из свертка \ по лицам \ политься бы \ чуть-чуть навязчиво \ будто какая жимолость \ только (вот) что это?

Тучи разверзаются бесшумно – \ Цвета надвигающейся смерти, \ Видишь – отблик золоточешуйный \ Всё блеснится в рыболовной сети. \ Если б рыбку вновь смогла поймать я, \ Завопила б, замолилась в голос – \ Выпросила новое бы счастье – \ Наше-то совсем уж раскололось...

Вот уже десятый день, как она не едет. Погода переменилась, задул ветер, ураганные порывы. Он не холодный, он – теплый. Огурцы прут, снимаю по 20 в день. Куда мне такую прорву? Кабачки вымахали. Невиданной величины. Уложил в доме на полу, в ряд, как фугасы. Гляжу: и тыквы выкатились – желтые шары под широкими зелеными лапами.

Система как общественная целостность пребывает в состоянии постоянных изменений. Относительно стабильные периоды в жизни системы можно определить как её устойчивые состояния. Каждое из таких состояний обладает определённой конфигурацией. Относительная устойчивость означает, что нечто может пребывать в потоке времени достаточно долго, но, тем не менее, такое пребывание имеет начало и конец. Любое состояние системы – преходяще.

...идейным ядром повести Хаецкой является конфликт двух антропологий – трансгуманистической и христианской. Христианская антропология требует создания иерархии духа и тела, признавая тело достойным вечности, в то время как трансгуманизм, провозгласивший тело наивысшей ценностью и единственным способом достичь счастья, признает его несовершенным материалом, объектом для переделки.

Разве всё нами видимое не причастно некой прозрачной и беспредметной среде? И воздух – не абстрактный ли агрегат идеальных газов из учебника физики? Ведь даже его напор при беге или ветре кажется часто не внешнею силой, а частью нашего бессилия. Но то, что видим сквозь воду, иного и тайного свойства. В этой субстанции что-то вбирает в себя всё тленное и суетливо-живое – ради одной только чистой предметной формы. Она являет себя – застывает под нашим взором таким вот как здесь первородным стеклом – первообразной вечностью.

Когда в квартирах лампочки сгорели, \ ужасный образ Вечности возник. \ Не слышен треск, идущий от турели, \ и шелест открывающихся книг. \\ Не знаю, чем я верен захолустью. \ Вьюнок от окон рвётся в вышину. \ В минуты эти я с убогой грустью \ за жизнь свою не чувствую вину.