Проза

 

 

 

                                                                Видимость против действительности.

                                                                                               Л.В.И.

 

Вот, ёлки, машина заглохла! Одно радует – это произошло не в лесу, ночью, возле жуткой хибары, а на отшибе города. Не знаю, что делать. Я не какой-нибудь матёрый механик, а беспросветно холостой священник. Свою подержанную «Семёрку» осилил совсем недавно. Но быстрее думать заставили сигналившие позади машины. Вышел на улицу. Ко мне выдвинулся один из водителей, спросил, в чём дело, и помог подтолкнуть машину к тротуару. Вызвал эвакуатор. Сижу, томлюсь ожиданием, подумываю даже закурить, что делаю редко, и кое-что вспомнил.

Тут рядом мой дед по отцовской линии живёт. От него недавно пришло письмо. Настоящее, в конверте! Мы с ним плохо ладили. Родители поддержали выбранный мною светлый путь, а он, человек научный, относился ко мне с презрением до тех пор, пока я не перестал тянуться к нему. Делать нечего, прочту письмо.

Внучок! Давай оставим прошлые несогласия. Когда, если не сейчас? Со здоровьем у меня всё не так, как хотелось бы. Предчувствую неминуемое. Ключ от моей квартиры остался у тебя? Дом твой. Документы и завещание подписаны и ждут тебя в зале на столе. Также у меня для тебя особенный подарок. Не думаю, что ты его сразу оценишь, но надеюсь, что со временем ты обо мне вспомнишь по-доброму. Я никогда не желал тебе зла, просто не понимал, как так вышло, что наши дороги разошлись в устремлениях. Не держи на меня зла.

Валентин Никола Ульман.

Ну, дед как обычно темнит, но повод наведаться к нему есть. Дело, думаю, на пять минут. В конце письма написана дата, и судя по ней, прошла неделя с момента его написания. Пока я шёл по осенней улице мимо длинных серых складских помещений, переступая лужи, то начал вспоминать о деде. Он был инженером-изобретателем. Правда, я не помню, чтобы СМИ хоть раз упомянули об его успехе. Возможно, он их просто скрывал. И тут меня осенило – а не умер ли он уже? Как-то сразу гадко стало. Дед ко мне с душой, а я письмо так долго не читал. Я ускорил шаг, завернул за угол ларька, и приблизился к знакомой сталинке.

Не знаю почему, но при взгляде на это старое здание с разномастными окнами и балкончиками меня охватила дрожь нехорошего предчувствия. Но возвращаться назад я не хотел.

Он жил на четвёртом этаже. Пока поднимался, наткнулся взглядом на валяющиеся в углах использованные шприцы и банки с энергетиками. Ох, дед, навидался ты здесь, наверное, всякого. Как жаль, что в своё время я не вник в твоё дело и не узнал, над чем ты работаешь. И как обидно, что никто тебя, затворника, не поддерживал.

Я потоптался перед дверью, нажал на звонок, и подождал. Вздохнув, воспользовался ключом. Что тут скажешь на первый взгляд о квартире – она, как и сталинка, своё почти отжила. Жить здесь можно, но тоскливо и тесновато. Любимые блестящие туфли деда стояли впритык к стене, куда он их всегда и ставил. Тут и там жёлтые обои отошли, линолеум местами в разрезах и в потёртостях, наверное, оттого, что по нему что-то тяжёлое часто таскали. Как мне рассказывали о деде, он, бывало, наведывался на свалки и оттуда тащил домой какую-то технику. А ещё дед – человек вспыльчивый. Он проникал на закрытые территории, пытался что-то свистнуть, доходило даже до драк. Его пару раз ловили, и он проводил ночь в, как он выражался, «ямке» (ИВС).

Мебель в коридоре громоздкая и без каких-то запоминающихся особенностей, не для того, чтобы радовать, а просто чтобы что-то в ней хранить. Половицы скрипели так, что я опасался провалиться.

В зале было сумеречно. На столе у окна и вправду ждали меня какие-то бумаги. Но это не был типичный российский зал, созданный для уюта и застолий. У стен под редкими картинами с холодными пейзажами горочками пылились разобранные ноутбуки, ПК, мониторы, и прочей хлам, который был им найден и сломан. Здесь так много техники от мала до велика, что кто-нибудь другой на моём месте подумал заняться аффинажем золота. Что тут, беспорядок гения, или пренебрежение к собственной жизни? Не знаю. Что интересно, разобрана техника былав некоем порядке, от целых и с виду новеньких, до вскрытых, далее, выпотрошенных, а у окна так и вовсе, наверное, отобранных ценных деталей на жёлтых газетах. По сути пустое пространство было только для того, чтобы пройти на балкон, тоже заставленный всяким, или в спальню. Дед, чем ты здесь вообще занимался?..

Где-то в квартире скрипнула дверь. Протяжённо так, я аж напрягся. Ветер? Наверняка. Была мысль проверить кухню, но я махнул рукой и вошёл в зал. Нога на что-то наткнулась, зацепилась, я чуть не упал, послышался скрежет, и на меня сверху что-то вылилось. Затем послышался щелчок, справа от меня на телевизоре включился вентилятор, а на него из коробки посыпались перья. Я был обескуражен, не понимал, что происходит, и эти перья, наверное, из подушек, влетели в меня и прилипли к лицу.

Чёрт возьми!.. Ой, прости Господи, виноват. Я чихнул, тряхнул головой, и, пройдя в зал, рассмотрел, что ногой задел нитку, которая привела в действие нехитрый механизм. Это что, пранк какой-то, и меня сейчас снимают? Да вроде нет, я здесь один. В любом случае, эта клейкая жидкость попала за воротник, начала спускаться ниже спины, и все мои мысли были о ванне, потому что за испорченную рясу мне батюшка уши надерёт, а бумаги на столе подождут.

Кто всё это подстроил? Зачем? В виде интереса я коснулся головы, обмакнул палец в липковатую жидкость и, чуть лизнув, усмехнулся – это был разбавленный водой мёд, а я, скорее всего, похож на только-только вылупившегося цыплёнка.

Включил свет в ванне, и увидел, что и тут всё было не слава Богу. Как и полагается, была ванная, простецкая, с пятнами ржавчины и трещинками, но дед непонятно что на неё «налепил». К ней шли под наклоном около десяти труб разных величин, по которым хитро прятались под скотчем цветастые провода. Местами к трубам были приварены некие устройства, и только погодя я понял, что это микросхемы и дисплеи сотовых, на одном из которых было написано: «Готово к старту». Я получше рассмотрел внешние борта ванной и увидел, что и там всё переплетено проводами, некими мигающими устройствами и флакончиками с синей жидкостью. Трубы и провода, изгибаясь, шли к грубому пластмассовому квадрату-пузачу. Знакомая штука… Ах, точно! Это телевизор, которому не повезло остаться собой. На месте экрана он был модернизирован наносхемами и тумблерами, отвечающими за включение и выключение каких-то чисел. И гудело это устройство, как холодильник на издыхании.

Ох и не знаю… Сомнительно всё это, и не похоже на ванную со всеми удобствами. А, впрочем, раз уж написано «Готово», значит, можно пробовать отстирать одежду. Но мыла нигде не видно. И шампуня, и геля для душа – тоже. Я додумался нажать на единственный горящий дисплей, который оказался сенсорным, и ванная начала заполняться водой. Кое-как стянул с себя прилипшую к телу одежду и, ругнувшись, с ненавистью бросил в воду. Но я сразу опомнился и перекрестился. Повода злиться нет. Это я погорячился.

Послышались шаги и закрывшаяся дверь. Наверное, это у соседей.

Вода оказалась идеальной, и я начал стирать одежду руками. Дело привычное, но получалось не очень. Может, если что-то нажать, то появится жидкое мыло? Покрутил головой, и увидел, что на крайнем дисплее теперь написано: «Синий Гель В.П.». Ну, гель не очень подходит для этого, да и эти буквы «В.П.» меня смущают, но делать нечего. Нажал. Из другой трубы в ванную чуть шмякнулся гель. Поймал его ладонью, и стал оттирать рясу. А что, неплохо! Правда, пенится ужасно, и этот насыщенный цвет очень странный. Оказалось, что от продолжительности нажатия на дисплей гель идёт столько, сколько мне надо. А брался он из канистры сбоку от ванны, рядом с которой был другой гель, зелёный.

Когда я разобрался с одеждой и повесил её сушиться на отопительную трубу, то спустил воду, набрал свежую и стал мыться. Наверное, я переборщил с гелем, потому что пена хотела вылезти из ванны, но я был очень липким и поскорее хотел стать чистым. На другом дисплее высветилось: «Ну что, пора?» Подумал я, подумал, и, ничего не поняв, просто нажал на неё, надеясь, что из какой-нибудь трубы добавится горячей воды.

Странное дело, тот навороченный телек на полу сильнее завибрировал, пена стала спадать, и я понял, что она не тает, а словно бы впитывается в меня! Я посмотрел на свою руку, и у меня оборвало дыхание – она была розовой, будто ошпаренной кипятком. И только я начал думать о том, что неплохо бы выпрыгнуть из ванной и умотать отсюда, как свет погас, и следующий глоток воздуха был таким же ненасытным, как первый в жизни.

Послышался чудовищный удар, затем хруст, отчего я моментально втянул голову в шею и закрыл глаза. В лицо полетели какие-то крошки. Закрыл голову руками, ничего не понимая, не находя себя, и замер. Посидел так пару минут, дыша редко-редко. Но, вроде, всё улеглось. Только стало как-то зябко, и уши навострились от нескончаемого гула, словно я находился на дне глубочайшего колодца.

Свет так и не появился. Делать нечего, я вылез из ванны, чуть не поскользнулся и, слепо пошарив рукой, на полке отыскал сотовый. Включил фонарик в приложении, посветил вокруг, и не поверил своим глазам… Посреди комнатки пол пробила какая-то острая скала! Она дошла почти до потолка и мне очень повезло, что она не угодила в ванную. Я дотронулся до неё, и руку обожгло холодом. Прищурился, и не понял, что перед собой вижу. Да, формой скала напоминала огромный сталагмит, но переливающиеся внеземные цвета пылинок и крошек, от которых становилось то дурно, то вдохновенно; они растворялись друг в друге, переливались и создавали что-то совсем другое, как буйство краски в воде. Это натолкнуло меня на мысль, что скала очень древняя и неизученная, и что не может быть ничего другого, как то, что сталинка провалилась под землю, да так, что нижним этажам повезло куда меньше. Надеюсь, никто не пострадал!

Подсвечивая себе фонариком, стал одеваться, думая, что это может быть вообще какой-нибудь метеорит странной формы, или лишь его часть. Всё это очень странно. Дом не такой и седой, чтобы обвалиться, и толчков землетрясений я не почувствовал. Одежда не до конца высохла, но здесь мне делать нечего.

И только я подумал, открывая дверь, о том, что, иди ты, дед, в баню со всем этим доисторическим хламом и сомнительным изобретением, как чуть не шагнул в пустоту и не провалился в ядовито-зелёный туман! Глаза боялись, я с силой закрыл их, схватился за косяк двери, и отступил, врезавшись спиной в скалу. Сел на пол и только погодя открыл один глаз. Я  увидел, что там, вдали, к чёрному небу и голубому солнцу тянулись острые скалы, расположенные в некоем геометрическом порядке, и – по логике… Мозг то ли шутил, то ли нет, намекая, что я оказался в Японии, где всё страннее некуда. Жгучее любопытство заставило меня встать, перебороть страх и лечь у обрыва, где дом будто лазером рассекло. Я схватился за край пола, и посмотрел вниз…

Этого просто невозможно. Подо мной было огромное пространство, а в самом низу – туман. Над туманом пролегали по две синие полосы, похожие на застывшие прямые молнии, по которым перемещалось что-то огромное и отвратительное. С виду оно напоминало неочищенный картофель, но цветом походило на бледную морщинистую кожу, плавно переходя в подобие нетипичных слуховых, зрительных и обонятельных органов. Я весь продрог от ужаса, и, отдышавшись, посмотрел дальше.

Оказалось, что таких полос, которые я буду называть рельсами, множество. Рельсы располагались между сталагмитами, очертили пространство как на шахматной доске, и по ним перемещалось множество огромных созданий. А вдали было что-то совсем дикое по размерам. Оно напоминало живую арку, под которой задерживались эти создания, и временами между ними, на порочном рте через око появлялись синие длинные щупальца без присосок. Они хватали каких-то существ и бережно переправляли с места на место.

Нет, это не Япония. Что-то покруче. Говорили, что Китай конкретно рванул… Или же всё это нечто другое?

Уж не знаю, Бог ли создал это место, или кто-то другой, но это противоестественно, и есть в этом что-то злое и неправильное. Надо собраться с мыслями. Как я понимаю, дед сделал что-то, что переместило меня в совершенно другое место. Насчёт того, что всё это сон, я сомневаюсь, потому что таких снов, с одной стороны вычурных, а с другой, правдоподобных, мне никогда не снилось. Есть сомнение насчёт пены, которая со мной что-то сделала, но я посмотрел на свою руку, и она была не розовой, а, как и обычно, чуть загорелой. Нет, мне кажется, всё это взаправду, и оттого я совсем растерян.

И вдруг в ванную залетело какое-то маленькое существо. Оно напоминало костлявый нетопырь с мясистым тельцем. Я попятился, но оно мчалось прямо на меня. Была мысль прыгнуть в ванну, но я так похолодел, что только успел закрыться руками. Меня что-то куснуло, отчего я вскрикнул. На тыльной стороне руки, рядом с кистью, появился бугорок, и он на моих глазах видоизменялся до тех пор, пока не превратился в хищный рот со множеством тонких зубов.

«Здорово, пришелец! – послышался голос в моей голове. – Странный у тебя корабль. Буду твоим переводчиком, а то ты здесь пропадёшь. Выбери нужный язык на конечности».

Я был в крайнем замешательстве, но чем дальше в лес… Промямлив «Привет», я посмотрел на руку. На ней появились объёмные внеземные буквы рядом со ртом. Казалось, что это мои вены так подстроились под некий порядок, но нет, это было что-то другое. Попробовал нажать на них – они лишь вдавились, отозвались лёгкой мелодией, да и только. Я додумался листать их вниз, и делал я это долго, до тех пор, пока не нашёл «Рус».

– Ну, как, справился? – спросил рот.

– Угу…

– Есть чё похавать?

– Ну… Это… Сухарики есть…

– Это ещё что такое?

– Ну, погрызть, похрустеть, посмаковать…

– А-а-а, ну давай!

Из кармана рясы я достал пакетик домашних сухариков со вкусом сыра и грибов. К счастью, я их хорошо завернул, и они не промокли. Для начала я запихнул себе в руку, то есть этому существу в рот, одну штуку. Оказалось, у него был ещё и язык, длинный, чёрный. Пожевал он, пожевал, улыбнулся и попросил добавки.

– Ничё так, – подытожил он, слопав половину моих запасов. – Ты добр ко мне, а я буду добр к тебе. Только не забывай меня задабривать, и всё у нас с тобой будет ладненько. На планете засекли инородное перемещение. Не думаю, что будет сложно отыскать твой корабль, который застрял в дереве и…

– В дереве?!

– Ну да, а что?

– Это у вас такие деревья?..

– У нас вполне себе нормальная планета, не надо тут! Так вот, раз уж мы единое целое, то я бы предложил тебе линять отсюда пока не поздно. И не свети своей конечностью. Я не глупый, и если и буду выходить с тобой на связь, то только у тебя в разуме. Давай, дёргай отсюда!

– А что будет, если меня поймают?!

– Я проверил твой разум и могу сказать, что твои представители те ещё извращенцы, но также мне стало ясно то, что не здешние обитатели инопланетяне, как вы, люди, выразились бы, а ты! Мы с тобой прекрасно знаем, что учёные делают с инопланетянами. А здесь это более мучительнее! У такого примитивного организма, как ты, сейчас только один вариант – попасть в дом под тобой и что-то придумать. Шуруй!

Дом подо мной? Наверное, он об этих огромных созданиях, перемещающихся по рельсам. А вообще, что происходит? Во что судьба втягивает меня и как это прекратить?

Но я доверился рту и кинулся на пол у обрыва. Услышав приближающийся гул, рискнул опустить голову и осмотрелся. Медленно по рельсам катила картошкообразное создание. Ближе, грубо говоря, оно напоминало голову какого-то отталкивающего создания. Через его единственное око, временами моргающее, я увидел тамошних обитателей. Вначале показалось, что это косплееры, или вовсе мутанты, потому что мало в них было человеческого. Один из них сильно горбился к полу, утирая слёзы под тремя глазами, и был одет как шут гороховый, а два других напоминали собой худощавых ящериц-гуманоидов в подобие спец-костюмов.

И тут до меня дошло: я не такой, как они. Наверняка на этой планете есть ещё страшнее представители. А я? Я не выделяюсь, и это меня выделяет! Времени в обрез. Нужно быстро изменить свой облик.

Слева от двери была маленькая тумбочка. Мигом открыл её и, посветив, там блеснуло множество хозяйственных предметов и инструментов, годных для починки чего-то. Сойдёт! Я мигом всё сграбастал и выронил на пол. Так, пусть у меня, типа, будет 4 руки. Это я мигом сделал с помощью резиновых перчаток, которые надул, а также деревянных палок, надломив их по центру. Затем склеил, присобачил на изоленте к поясу, выставив перед собой, намотал на них старые рубахи для объёма и тоже быстро скрыл изолентой. Дико, конечно, но этого мало. Так! Были у меня очки для чтения. Пусть они послужат как дополнительные глаза на капюшоне. Я порыскал глазами и, найдя герметик, выдавил его на линзы и размазал.

А гул всё ближе…

Я похолодел, но в голову пришла идея! Прихожанке Анне и её дочери Настеньке я обещал, что если она отсидит долгую службу без рыданий, то подарю ей кое-что особенное. Это была мягкая игрушка, а именно – лягушонок. Он был в пальто, правда, чуть мокрый. Я приладил его прямо на голову, возле очков-глаз поверх капюшона. Теперь мы с ним одно целое. Выдохнув, кинулся к обрыву, стал смотреть вниз и ждать момента.

Дом не заставил себя ждать. А я мешкал. Высота для меня была внушительной, ладони вспотели, и именно сейчас жить хотелось, как никогда сильно. Но я вспомнил, что «прекрасного» говорил рот насчёт пришельцев. Дополнительные руки убрал в стороны, чтобы не обломились, закусил зубы как перед страшной болью, присел и на вдохе сиганул с ванной комнаты в новый мир.

Ветер засвистел в ушах. В момент необычайной лёгкости я закрыл глаза и просто покорился судьбе. Будет что будет. Я отдаю себя в руки Господа.

Когда ноги почувствовали удар, а я упал на спину и перевернулся, то чудом одной рукой вцепился в складки морщин дома, которые оказались жирными и с какими-то наростами. Только благодаря наростам под ногами я не соскользнул вниз. Жив! Была мысль попросить око как-то открыться, но я воздержался, потому что оно служило чем-то вроде окна. В уши я тоже не полез, думая, что там грязно и тесно, и я обломаю свои дополнительные руки, которые при падении чудом уцелели.

Мне вспомнился другой дом. У него для входа использовался порочный рот-отверстие. Может, и в этом также? Перемещаясь вбок, решил проверить, ступая на податливые наросты, очень боясь, как бы они не лопнули, словно шар с водой. Через пару минут ноги устали, но сдаваться нельзя! Наконец порочный рот и вправду нашёлся.

– Послушайте, – сказал я тихо, – высуньте ко мне язык, пожалуйста.

Что странно, из меня вылетали не русские слова, а какие-то другие. Но я их понимал по-своему, то есть как надо. А сказал я на самом деле так: «Эньш, праум кирь зарк, жонрт».

– Ты из ремонтников? – спросил порочный рот глубоким голосом.

И вот опять. Оно сказало это по-своему, а я понял по-русски. Переводчик могёт! Оно спросило про рабочих, и мне вспомнились ящеры, которые были одеты в спецовки. Может, это они? Да, дому и вправду требовался «ремонт», но я бы назвал его лечением.

– Точно-точно, – ответил я. – Работы навалом, но мы справимся.

– А почему ты не в соответствующей одежде?

– Да жарко что-то, совсем намаялся.

Порочный рот обольстительно выдохнул и пододвинул ко мне язык-платформу, на которую я ступил. Поблагодарив, пошёл во тьму, в дом.

Что странно, шёл я весьма долго, и наконец проход расширился до комнаты, которая смахивала на пещеру. Шагнул дальше. Бледные неровности стен на потолке, в углах, плавно перетекали в подобия плеч-каннелюр, а ниже шли восьмипалые руки, используясь для поддержки каких-то цветастых предметов, похожих на тропические фрукты, какие я никогда не видел и тем более не пробовал. Пол не был обычным – я будто ходил по батуту, который напоминал огромную старческую щёку, страдающую бородавками и всяческими дефектами. Свет даровало око, которое, к тому же, как подзорная труба приближало дали. Но из других стен невпопад выступали отвратительные рыжие волосы, а кое-где и нечто, напоминающее волдыри, из которых на пол тёк гной.

И не успел я тщательнее осмотреться, а лучше того, найти выход, как в комнату пожаловали гуманоидные представители, замеченные мною ранее.

– Просто кошмар, кошмар! – ревел горбатый. – Мы же не знали, что эпидемия так близко, а баллов на мастерскую нет и…

Горбатый первым меня заметил и встал как вкопанный. За ним шли ремонтники, просвечивая округлыми шарами стены, и как врезались в него, что он чуть не упал. Ремонтники тоже остановились, посмотрев на меня с подозрительным прищуром.

– А вы ещё кто?! – хныча воскликнул, несомненно, хозяин дома.

Кажется, в одно мгновение я весь задубел, не зная, как быть. Почему-то вспомнился фильм про одного радиоастронома. Я почувствовал душевный подъём, и сам не понимая отчего уверенно шагнул к ним и сказал:

– Профессор Замински. Здравствуйте. Что у вас тут?

Ремонтники переглянулись. Горбатый во все три глаза посмотрел на меня ошарашенно снизу- вверх, и тихо спросил:

– Профессор?

– А что, – надавил я, шагнув ближе – Не похоже?

– Да нет, нет, что вы! Нас тут столько всяких, насмотрелся. А только недавно переехали!.. Тут у нас распространение заразы, вы бы поосторожнее. Как бы не вызвали чистильщиков и дом не испепелили.

– А кому сейчас легко? – отозвался я. – В такой день мастерскую не каждый потянет.

Горбатый посмотрел через око на огромную арку и, вздохнув, сказал:

– Да, сложно это, когда в конце недели не осталось баллов. А вы, что, читаете мысли?

Я указал пальцем на лягушонка и, кивнув, сказал:

– Способный мальчишка. Только вы его не тревожьте. Он сегодня одним коротышкой подавился и не в настроении.

Горбатый как-то скривился, встал даже на цыпочки, и спросил

– Я вас не совсем понял… А что вы здесь вообще делаете? И почему не поприветствовали по нормальному?

«Попрыгай вокруг них как будто ты в мешке». – послышался голос в моей голове.

– Исправляюсь, – ответил я, и, сделав вокруг них дикий круг, добавил: – Пишу доклад о всяком разном. Тут у вас как раз материала предостаточно.

Ящеры тоже зачем-то попрыгали вокруг меня, а горбатый сделал это с большой ленцой.

– Очень прошу вас, не надо! – отозвался он, запыхавшись.

– Тогда не пререкайтесь с ремонтниками, не тратьте их время. Они лучше знают, как исправить ситуацию. В общем, смотрите у меня!

Когда я погрозил ему пальцем, как капризному мальчишке, он аж отошёл и, потупив взгляд, пробормотал рабочим:

– Нервы у меня сегодня так себе. Ладно уж, делайте, что нужно.

– Во, толковый мотылёк попался! – отозвался один ящер, кивнув мне, а другой его поддержал. – И не из гордых, нас, муравьёв, поприветствовал как равных! Уважаю.

Мотылёк? Муравей? Я не стал об этом расспрашивать и шагнул в гортань кривого коридора, а оттуда в тоннель-кишку. Здесь стены были охвачены не то корнями, не то венами, по которым что-то тяжко пульсировало, будто они забились. Дом точно болен, а мне ещё предстоит многое понять.

Шёл я долго, не зная, в какой проём податься, пытаясь уловить какой-нибудь Божий намёк. Эти дома-головы были не только живыми, но и внутри них что-то не то с пространством. Оно колоссальных, пугающих размеров. Всё здесь мне было чуждо, но до жути хотелось узнать ещё что-нибудь эдакое. Конечно, у меня на родине мне не поверят, примут за сумасшедшего. Да о таком и не болтают. Может, если у меня будет семья, я когда-нибудь расскажу им об этом. Если, конечно, повезёт выжить.

– Нужна подсказка, – прошептал я, остановившись.

«Здешние обитатели гораздо чувствительны к перепадам температур, чем ты, и более чутко реагируют на перемену феромонов. Да, тут тебе придётся нелегко. Куда попало не суйся, и запомни, что красные тоннели для рабочих, они же муравьи, синие для мотыльков, это которые работники умственного труда, а остальные тебе пока недоступны. Чином, скажем так, не вышел».

– Давай сразу про другие.

«Зелёные тоннели, это про жуков, они же мошенники всех мастей. К ним дорогу забудь, там у них банды тех ещё отморозков. И последний вид проходов – жёлтый. Там обжились клещи. Это самая верхушка, то есть правители. Но к ним так просто не попасть».

– А мне куда идти?

«Не забывай, тебя приняли за мотылька».

– Значит, в синий. Но в какой именно? На моём пути их встретилось с десяток.

«Твой вид может чувствовать дуновение ветра?»

– Да.

«Чем оно сильнее, тем более заполонено другими организмами. И если там пахнет хуже всего, тем ниже социальный статус тамошних обитателей».

– Спасибо… Я так, для проверки спрошу, мне же всё это снится, так?

«И не надейся».

Я сокрушённо выдохнул, и пошёл искать проход поблагороднее. До этого мне пришлось не раз согрешить, солгав, и я надеюсь, что или Бог меня поймёт и простит, или на то, что в этом месте его просто нет, и меня минует Его гнев. И тут до меня дошло: это что же получается, теперь в сталинке деда не хватает комнаты и, возможно, с домом случилась беда и погибли люди? Но мог ли я об это знать? Тут моей вины нет. А вдруг ванная перенесла меня в будущее нашей Земли?

Справа почувствовался лёгкий ветерок, а вместе с ним и благоухание каких-то прекрасных ягод. Я не думая пошёл туда и, когда тьма поглотила меня, оказался в обширном помещении-гроте. Это место тоже было живым, но здоровым и чистым. Вдали журчал янтарный водопад, от него шли ручейки, прячась под мостиками, состоящими из срощенных зубов, и выходя через желоба под стенами. А стены – сплошь идеальная кожа без изъяна, как у младенца, правда, с нежными изгибами и неровностями, образующими очертания странных ликов, которые тревожили меня. При их рассмотрении я впадал в печаль о том, какие же мы разные. На ресницах закрытых глаз покоились кубы и множество других геометрических фигур с непонятными иероглифами. А не попал ли я в нечто вроде музея?

Ко мне подошло существо в балахоне с капюшоном. Когда оно открыло свой лик, то я вздрогнул от неожиданности. Меня напугали его длинноватые отростки вместо носа и маленький рот, скривившийся с хелицерами в подобие улыбки, насторожил один единственный огромный глаз на лбу, а обвислые уши, как у старого слона, заставили посмотреть в пол.

Оно запрыгало вокруг меня, и, остановившись, молча воззрилось на лягушонка на моей голове. Я уже знал правила, и тоже «поздоровался», сделав круг. Да уж, «Вот как бывает!»

– Мотылёк? – спросило оно, и его отростки дёрнулись в мою сторону.

– Всегда. – ответил я.

– Поточнее?

Была мысль назваться прошлым именем, и это, я думаю, сработало бы. Но вдруг именно по той фамилии начнут искать такого, как я? Вдруг те ремонтники и тот горбатый всё же что-то заподозрили и куда надо накапали? Нет, мне риск ни к чему, и потому я, чуть подумав, ответил:

– Профессор Преображенский.

– Хотите что-то изучить?

– Есть вещь, которая меня интересует, но в меньшей степени, чем само это место. Это же музей, да? Я правильно завернул?

Оно кивнуло, а я продолжил:

– Знаете, я тоже своего рода учёный, и собираюсь оставить после себя один труд. Вы только не поставьте меня в положение и не посмейтесь над тем, что я скажу. Глупо вышло, но недавно я ударился головой, и кое-что подзабыл. Расскажите об этом месте, да и вообще, просветите об этом крае, чтобы я вспомнил, зачем на самом деле пришёл.

Существо прищурило свой глаз, почесало одним отростком другие так, что послышался скрип, и начало:

– Для вас я могу выделить семь процентов дневной нормы. Меня называют Энбирн. Жилые и рабочие зоны для муравьёв считаются трущобами. У мотыльков всё получше, но в плане жилищ не так, как у клещей. С жуками так и вовсе порядочные единицы не станут связываться, и я надеюсь, что вы не из них.

– Коллега, – выдохнул я, пихнув его в бок локтем, – Обижаете.

– Я не понимаю, что сейчас было. Как мне на это реагировать?

Да, с ними надо поосторожней в крылатых выражениях, всяких там поговорках, речевых оборотах и жестах.

– Там, откуда я родом, это приглашение подкрепить слова образами. Вот, к примеру, забыл, что это там, на ресницах такое?

– Слова-артефакты. Заговорщики взорвали инфобомбу и из многих обитателей планеты вырвались их лучшие достоинства. Тут и Любовь, и Честь, и Находчивость. Ну, вы и сами видите.

– Точно-точно. А против чего заговорщики выступают?

– Они не оценили новые перемены в обществе. К примеру, что теперь зарплата баллами, общую пропаганду верного режима через принудительные марши трижды в неделю, что пищавтоматы дорого дерут и им нет альтернативы в нормальной еде. Само по себе сопротивление что-то пытается сделать, но оно нерешительно и будто точно не знает, чего хочет. И даже осмелюсь сказать, что не факт, что именно они взорвали ту бомбу, потому что им выгоды от этого нет. Но я с ними, жуками, немного согласен в том, что клещи под прикрытием отмены денег, которые развращают, лишили нас права и свободы выбора. Сейчас не остаётся ничего другого, как соглашаться с тем, что нам навязывают.

– М-м-м… – протянул я. – Кажется, они хотят минимизировать счастье.

– Знаете, я об этом никогда не думал с этой стороны. Занимательно. Но, проценты дневной нормы кончились, и я должен вернуться к работе.

– Не буду вас задерживать, – ответил я, чуть не хлопнув его дружески по плечу.

Я вышел из музея, так и не поняв, чем там любоваться, кроме водопада. Может, эти кубы можно брать напрокат и как-то прививать себе хорошее качество? Одни вопросы, и так мало ответов. В тоннеле я с содроганьем посмотрел на пульсирующие вены, которые, наверное, неизвестно как питали все эти дома живительной силой. Неизвестно, откуда взялись эти нескончаемые тоннели, и где они пролегают. Может, как-то хитро замешаны перемещения вроде невидимых порталов?

«А вот тут ты оказался догадлив», – отозвался рот на моей руке.

В виде интереса решил податься в новое место, без проверки на запах, цвет и ветерок. Меня несла жажда впечатлений, и я, хоть и наслаждался ими или ужасался, никак не мог пресытиться. Портал вывел меня в рот, а там я попросил дом высунуть язык и дать мне осмотреться. Да, всё также живые дома сотнями раскинулись по округе. Похоже, они находились в вечном движении по рельсам, подчиняясь какому-то закону. Вдали я отчётливее увидел, как существа использовали другой вид перемещения. Я бы назвал его «соседским». От дома к дому, на язык, их переправляли огромные синие руки. Они были восьмипалые, длинные, и мне показалось, что имелась связь между ими и энергетическими рельсами.

Приближался дом. Скоро мы с ним поравняемся. И тут я, усмехнувшись, сказал:

– Переправь меня, пожалуйста, во-о-о-н туда.

– Будет сделано.

Рука бережно подхватила меня и в один миг перенесла как надо. Но в этот момент у меня захватило дух, словно я – ребёнок, который первый раз оказался на аттракционе родельбан. Я был окрылён как ангел и, чуть постояв, попросил ещё меня переправить. А затем ещё около двадцати раз. От счастья у меня проступила слеза и я понял, что какой бы ни была жизнь, она стоит того, чтобы прожить её до конца, потому что прекрасное можно найти даже во мраке странных времён.

Я что-то заметил на небе.

Ух ты, здешние существа ещё и воздух покорили! Ко мне летела некая свита на диковинных птицах. Существ я плохо разглядел, но понял, что они тоже были со странностями, а огромные птицы блистали красотой. У них длинные перья переливались оттенками золота и изумруда, позади были мощные ноги, что наталкивало на мысль, что они и по земле неплохо перемещаются, а на спинах птиц покоились кабинки-паланкины.

Подо мной язык дальше вытянулся и расширился, наверное, для новых гостей. И точно. При приземлении птицы встали на ноги, и я увидел, что шеи у них могучие, как у страусов. Но я отвлёкся их красотой и не заметил, как гуманоиды взяли меня в круг. Нехорошее предчувствие тут как тут. Но я никогда не был воином, в драках пасовал или старался избегать их, и потому просто сказал:

– Здравствуйте! Я – профессор Мориарти. Чем могу помочь?

Ах, да, и не забыть попрыгать. Тут без этого не обойтись – не поймут или обидятся. Должен же я, в конце концов, вновь почувствовать себя с одной стороны глупо, а с другой, как земляк? Но пришлось попрыгать лишь на одном месте, посмотрев каждому из них в глаза, заодно проверяя, какие у них умыслы на мой счёт. Они явно чего-то ждали.

Здесь тоже оказались две рептилии, но других оттенков и отчего-то дёрганных. Высокое шестирукое существо с милой белой шёрсткой и головой, как у кролика, отличалось крупными рыбьими глазами. Рядом с ним был будто гибрид неясыти и рыси. И ещё были всякие, но меня приманила другая, да так, что остальные больше не интересовали. Несомненно, она – женская особь, но, казалось, даже не из этого мира, а откуда-то гораздо дальше. Она была среднего роста. Её руки, тело и ноги будто отлитыми гранями тёмного камня плавно закручивались в спираль, а плечи, предплечья и виски так и вовсе жестоко пронзены насквозь острыми пиками, которые были частью её. Безликая голова, как высокий овал без намёка на что-то обыденное в нашем понимании, сбивало с толку.

Так странно. Мне показалось, что она среди них главная, а ещё, что её именуют Шпивирея. А затем я понял, что она проникла в мой разум, как тот рот у меня на руке, но без физического вмешательства. Наверное, с помощью телепатии. Что ж, у меня не было секретов и злых умыслов на этот мир, и потому я не мешал ей, пытаясь думать о чём-то своём.

– Скакать – глупости потакать, – наконец произнесла она спокойным голосом с ноткой грусти. – Для нас не секрет, что вы прибыли из другого, более молодого мира. Но мы рискнули всем и прибыли сюда не для того, чтобы сдать вас презренным клещам. Без вашей помощи нам не обойтись.

– Наверное, вы знаете, как меня зовут?

– И это, и гораздо большее.

Так, надо подумать. Что мы тут имеем? Пренебрежение к прыжкам-приветствиям, то есть к новым обычаям, а также к самой правящей верхушке. В итоге должно получиться то, что они – заговорщики, а точнее, жуки. Мошенники, насколько я помню.

– Вы на верном пути познания, но многое от вас скрыто. Было бы странно, если бы нас не очерняли слуги нового режима. Зову вас прокатиться с нами, лучше вникнуть в происходящее, и если вы сочтёте нас другими, то помочь. Взамен мы поможем вам вернуться к себе домой.

Я осторожно сказал:

– Ваше последнее предложение звучит весомо. Неужели с этим могут быть осложнения?

– Ещё как могут. Мне ведомо, что через день сюда прибудет транспортировщик вашего корабля. Он повезёт его на военную базу для исследований. Там его разберут так, что у вас не останется ни единого шанса. Решайтесь. Сейчас или никогда.

Один умный человек как-то сказал, что жизнь везде жизнь. Я не боялся не вернуться, но хотел лучше разобраться в этом мире и, возможно, помочь тем, кто в этом нуждается.

В кабине оказалось на удивление удобно. Я сел рядом с Шпивиреей и восхитился протяжённым кличем птицы перед отрывом от языка, а затем с большой охотой наблюдал за удаляющейся местностью, которая вскоре стала как на ладони.

– Мне известно то, что знаете вы. – сказал она. – А вы от Энбирна в музее тоже кое-что уяснили. Мне интересен взгляд со стороны… человека, который мыслит не так, как мы. Так скажите же, как можно не бороться за правду, если подавляющее большинство её прекрасно знает, но свыклось с принуждённой действительностью лжи и боится кулака хозяина?

Один из вечных вопросов. Актуален, кстати, почти везде. Даже тут.

– Человек боится потерять то малое, что у него есть. – начал я. – Возможно, у вас тут также. Никто не хочет геройствовать и рисковать шкурой. Разве что те, кто прозрел от отчаяния. Так было всегда, и редко, когда сопротивление одерживало верх. Я озвучу свои мысли, а вы сами решите, какой путь выбрать. Во-первых, пропагандой предложите существам лучшую жизнь, чем здесь. Но для этого у вас уже должно быть что-то стоящее. Далее, можно попробовать законно выдвинуть свою кандидатуру вместо… клещей, точно. Давя своё, то есть правду, к вам в конце концов прислушаются, и, возможно, начнутся перемены. Ну и последнее разумное, это объединиться и общими усилиями найти или построить совершенно новый дом подальше от клещей. Благая цель должна объединить притеснённых.

– Прекрасно, – отозвалась она. – Один из вариантов очень заманчив. Да, я чувствую, как он захватывает меня. А теперь загляните в глубь себя и ответьте, чего вы ещё желаете?

Я подумал-подумал, осматривая новые края за нагромождением гор, где не было каменных деревьев, а только бесконечный зелёный туман, и сказал:

– Хочу посмотреть, чем дышат жуки. То есть, чем они живут.

– Это осуществимо. Что интересно, мы туда и летим. Вы и сами будто в некоторой степени можете заглянуть через ткань времён. Сейчас же доверьтесь мне, и дайте свою руку. Я введу вам инъекцию, чтобы вы могли побывать в том месте, о котором другие касты боятся даже говорить.

Я доверился ей.

Из руки Шпивиреи вырос-материализовался корневой шприц с пузырём на верхушке, в котором была розовая жидкость. Усмехнувшись от лёгкой боли, я выдохнул от прилива адреналина и тряхнул головой, пытаясь прогнать муть. Когда птицы резко взяли вниз и нырнули в самую дымку, я чуть не перевернулся в кабине.

Первое время я боялся открыть глаза, потому что запах был концентрированно приторный. Но я потрогал себя, вроде жив и могу дышать, и увидел, что под туманом разросся лес пышных кристаллических цветов величиной с деревья. Их дивные формы и пёстрые сверкающие оттенки внушали трепет, и мне подумалось, что, цветы-то и создают эту дымку, которой воспользовались жуки как укрытием. И правда, птицы нырнули ещё ниже, в распустившийся бардовый бутон, который тут же за нами закрылся.

Мне подумалось, что плохие существа должны жить где-то в недрах земли, рядом с вулканом, или в зловещем замке, но никак не в бутоне цветка, стенки которого изливались рубиновым блеском, даруя свет.

Приземлились. Я как обычно стал осматриваться. Птицы где-то должны жить, и для них выделили стойла, почти как для лошадей. Они состояли из плотных лепестков других цветов, которые являлись материалом для строительства. Даже пол, по которому я шёл за Шпивиреей, и тот был покрыт мозаикой сотен цветастых листочков. Здешние существа занимались тем, что кормили птиц, ухаживали за ними и играли в нечто вроде крокета, правда животные для этого использовали свои лапы, а люди – стволы-клюшки.

Возможно, всё это было напускное, и, была мысль, что это их предводительница на расстоянии послала команду расслабиться, прекратить тренировки и убрать оружие. А может, это их типичное времяпровождение. На мгновение подумалось, что она настолько могущественна, что может контролировать каждого. А может даже всех разом. После всего увиденного, я уже, наверное, ничему не удивлюсь. И даже если Шпивирея возьмёт меня под контроль, как я это пойму? Может, уже поздно? Не знаю. С другой стороны, я ещё могу мыслить, и я это вроде бы я.

Мы вошли в следующее помещение, видимо примыкающее через тоннель к другому оранжевому бутону. По общей веселухе и тому, как существа танцами отжигали, понял, что, уж наверняка, Шпивирея послала им ободрительную весть о новой стратегии. Не знаю, что она выбрала, но я специально избежал насилия в любом его виде. Надеюсь, когда она ещё раз прочтёт мои мысли, то поймёт меня.

Кого здесь только не было. Больше всего меня поразили червеобразные существа с лапками, как у пауков, неплохо выделывающие кренделя, гибриды улиток и обезьян, которые всё больше жались у стен в компании сородичей, а также подвижные желеобразные существа, формой напоминающие высокие конусы. Последние танцевали на месте, клонясь к полу и вращаясь так, что я боялся, как бы на меня не попала их податливая яркая субстанция.

Меня пригласили присесть на синее кресло-бутон. Сказать по правде, когда я в него упал и откинулся, то понял, что в жизни мне не было удобнее, чем сейчас. Даже чуть в сон потянуло, но своеобразная музыка мешала тому. Музыку создавали сущности, уж совсем не похожие на органических и даже живых. Они были как кислотные круглые облачка, зависшие на сцене, пульсируя и настраивая народ на свой лад.

Свита Шпивиреи расселась подле неё и заказала у прислуги некие пластинки. Один из них, похожий на кролика, спросил, может и я включусь за компанию. Не думаю, что это хорошая идея. Это заведение отдалённо напоминало бар или паб, куда люди пришли оторваться на полную катушку. Я вообще никогда ничего не употреблял, за исключением сигарет, и то только когда уж совсем тяжко. Тем более опробовать что-то новое, да и к тому же с неизвестными для человека последствиями, нет уж, дудки!

Шпивирея первой положила принесённую на подносе-листе синюю пластинку себе на лоб и, блаженно выдохнув, посмотрела на меня.

– Позвольте себе хоть раз в жизни по-настоящему расслабиться… – сказала она волнующе и загадочно.

Я подумал-подумал… Ещё подумал. И решил. Пусть меня судят, я не считаю, что это существо, возможно гораздо высшее, чем я сам, предложит мне что-то плохое. Рискну. Они раскрыли карты, показав мне свой штаб, значит, доверились. Да и я не выказывал неуважение. В конце концов, такой шанс выпадает раз в жизни. Будет что будет.

Синяя пластинка была тонкая, как корочка льда, и моментально растаяла на моём лбу. И закрутило так, что будь здоров! Я как бы превратился в маленькую песчинку и мог разумом пронестись по знакомым тропам, пролетая между танцующими существами, по тоннелю, а оттуда из бутона в небо планеты и резко вниз, со скоростью сапсана, и перед самым столкновением со скалой обратно в небо, и ещё, и ещё…

Когда я открыл глаза и выдохнул, то сам не зная почему встал и замер.

– Покажите нашим, как надо танцевать, – предложила Шпивирея.

А что! Почему бы и нет? Но их музыка… Я не понимал её, не мог под неё настроиться. Надеюсь, сотовый я не потерял… Сейчас что-нибудь придумаю…

На сцене я нашёл общий язык с теми музыкантами-облачками и попросил усилить звук из моего устройства. Я включил «Дюран Дюран – Все, чего Она хочет, Это», и легко спрыгнул на танцпол. Толпа расступилась. Но я не знал, что и как танцевать. Я никогда этого не делал, тем более на публике. А музыка уже набирала обороты, и зрители ждали.

Почему-то вспомнился мини-сериал 12 стульев, ну тот, где в главных ролях Миронов и Папанов, а именно момент на корабле, где главные герои, чтобы добраться до нужного места, притворились художниками. Анатолий Папанов создал неповторимую суету рук сеятеля облигаций, раскидывая ими, будто пытаясь защититься от нечистых сил или прихлопнуть назойливую мушку. Вот и я, усмехнувшись, стал как он, словно отбиваться от кого-то, танцевать стреляя и махая руками в воздухе.

Должно быть в первое время я перепугал здешних, потому что они отступили от меня. Но затем, по одному, кружась, принялись поддерживать мой выплеск энергии. Творилось какое-то прекрасное безумие, существа, казалось, хотели руками по воздуху куда-то уползти, скрыться, и безостановочно продолжали что-то хватать, а я был счастлив, что меня поддержали.

Когда музыка кончилась, я обалдевши смахнул пот со лба, и дальше пошёл лёгкий джаз из моей коллекции. Вернувшись в своё кресло-бутон, я встретил одобрительный кивок Шпивиреи.

Моя рука отчего-то отозвалась зудом. Тайком посмотрев на рот-переводчик, я услышал в голове: «Эй, есть чё похавать?». Я дал прожорливому другу остатки сухариков и прошептал: Приятного аппетита.

Сегодня я кое-что понял. Мне помогут вернуться, это не проблема. В ванной комнате был другой гель, и наверняка он для этого и нужен. А ещё я неспроста услышал в доме странные шумы. Дед не помер, а был совсем рядом. Его начищенные туфли были слишком безупречны, и именно он приложил к этому руку. Наш род почти что долгожители, а он ещё не так уж и стар. Всё это моё путешествие он, как я понимаю, спланировал для того, чтобы показать мне разницу между религией и наукой. Я тоже кое-что сделал для этой планеты миролюбивой верой, и надеюсь, что здесь начнутся перемены к лучшему. Это такой своеобразный подарок деда для меня. Да, будет что вспомнить.

И на этот раз я должен признать, что наука всё-таки победила.