Жизнь как есть

Обида за школьную форму

Эпиграфом сюда можно вставить видео под названием «Школьная форма 2033 года». Творение студии “Brima models”, что подвизалась в «святых нулевых» без прописки и регистрации в славном провинциальном городке Винница. Давно уже почила эта «моделирующая» контора вместе с тьмою иных – а может присела, как и они, на хороший срок – но успела порадовать некоторых из нас.

Как водится в нашем прогрессивном сегодня, двое старшеклассниц в виртуальном пространстве демонстрируют всем желающим, какая у них красивая школьная форма. Как она хорошо на них сидит... и смотрится сама по себе... даже если снять её совсем с себя... да и всё остальное тоже. Набирают триста, тысячу, целую тьму просмотров. Класс! – но нужно ещё получить послания от мальчиков, с похвалами. Просмотры тают – посланий нет как нет. Начинают медленно и хмуро одеваться. Одна с чувством говорит другой: «Ну допустим, у нас не самая дорогая школьная форма. Но мы ведь старались, правда? Мы показали со всех сторон и её, и всё, всё, что им всегда так хочется увидеть! Ну вот чисто по-человечески (прищуриваясь): это ведь просто невежество какое-то, неуважение! Разве не так?..»

Спешите добреть и дарить!

Мой письменный стол, как уже поминал, подарили мне на третий год семейной жизни жена и пасынок. Проникнув мои бумагомарательные склонности, купили его задёшево у соседей и перетащили к нам, пока я был на работе. Как же я был несказанно тронут!

На подоконнике перед столом лежат мои первые наручные часы – подарок родителей. Всюду были они со мной и в детстве, и в молодости – и окончательно поломались, когда через силу я сделался взрослым. На обратной стороне ремешка выведено печатными буквами «НАДЯ».

От Нади сохранилась её фотография – с той поры, когда наш класс дежурил на Мемориале Славы. Моя зазнобушка медленно идёт по аллее с памятными плитами по бокам, золотыми надписями на них и цветами. На ней форменная курточка с блестящими пуговицами и комсомольским значком; на волосах беретик чуть набекрень; на ногах белые гольфы, чёрные лакированные туфельки и юбка того же цвета, значительно выше колен. Позади неё Вечный Огонь и обелиск, за ними парапет над высоким обрывом. А дальше видна тускло-серая плоскость, резко отделённая от светлого пространства вверху – это конечно лиман. Будто по сговору уместились тут и щемящее для меня человеческое, и такое же потустороннее. Как-то спросил я в письме друга Лебедя: не слыхать ли про Надю чего? Поспрошал он одноклассниц, кто ещё живы и в городке остались. «Отбыла, – отвечает, – от нас уж давно, и ветер слуха о ней не веет»

Подарок от Лебедя тут же рядом в столе – складной ножик с пружиной – лезвие выскакивает, только шевельни ладонью. Изготовлен умельцами, на чьих окнах «по странному капризу архитектора привинчены надёжные решётки» Много я изрезал этим ножом всякой вкуснятины, но слава Богу, никого им не напугал.

На другом столе, у изголовья моей кровати высокая чашка – из керамики, но в виде деревянного бочонка с обручами и ручкой. Моя мама когда-то купила набор из них – всё меньше и меньше, как матрёшки – и позвала меня: «Взгляни как красиво придумано» Я пришёл, посмотрел: «Ух ты, здорово...» Мы с ней улыбнулись друг другу, и долго потом вспоминали и эти чашки, и наши улыбки.

Слева на стене, на моей самодельной книжной полке висят на ремешке другие часы. Ремешок заношен с исподу до почерневшей зелени. Ещё бы: на скольких рабочих сменах, починках швейных машин и рыбалках перебывали эти часы. Достались мне от деда, когда понял он, что время ему уже никуда не ходить, а сидеть на крыльце и вспоминать... – как почти что и мне теперь. Время на этих часах конечно четыре утра.

Только один человек, институтский приятель, дарил мне книги и музыкальные записи, потому что один из всех верно судил, какие из них мне по душе. Моя благодарность ему непомерна – и много не значит, что мы давно потеряли друг друга из виду. Он торопился из всех сил не отстать от современной жизни, а я махнул на нея рукой и отшатнулся. Но как же здорово знать, что обитает в этом мире и скрашивает чьи-то жизни такой человек, как он – разумный, честный, душевный, не жадный, внимательный и отзывчивый бывший товарный «челнок», а теперь предприниматель средней руки. Ну не чудо ли это и диво?..

Среди прочих книг на моей полке «Мислiвськi усмiшки» Остапа Вишни. На мой тринадцатый день рождения подарены мне Святым Славиком. Порядком затрёпанная – и как попала она в их нечитающий дом? Но он надписал её для меня и унёс из дому – не устрашился и грозного отца. Автор же этой книги с судьбой как у моего деда: написал её, возвратившись из сталинских лагерей на родину. И словно впервые увидел на ней тихие заводи рек, и восход в утреннем тумане, и движение поплавка, когда еле-еле его поведёт кто-кто подводный, огромный и вытащить себя конечно не давший. И будто услышал только сейчас шепчущий шум камышей и охотничьи байки с несокрушимым нашим южным юмором. И понял, что нужно всё это собрать, написать а потом раздарить – всем кто захочет принять.

Ещё одни ручные часы сверкают на тумбочке неподдельным золотом. Дорогие, швейцарские. Такие могла мне подарить только дорогая моя родная сестричка. Внешне всё у неё хорошо в её столичной жизни – и работа в солидной фирме «по инвестициям», и двое подрастающих детей, хотя и с редко уже их навещающим отцом. А внутренне, как сегодня у всех, так всё сложно, и трудно, и скрытно, что не знаю о том почти ничего и зарёкся уже узнавать.

Подозреваю, что столько часов вокруг меня – неспроста. Как будто все, кто меня знал и любил озаботились внушать мне, вопреки моей философской убеждённости, что время всё-таки есть!

На книжной полке со стороны кровати прицеплен стильный серый с полосатым отливом галстук – подарок жены. Как я ей сказал: «Для того, чтобы проснувшись утром, первым делом тебя вспоминать» Правда, я галстуков отродясь в жизни своей не носил, окромя пионэрского. Но этот поклялся надеть – если каким-нибудь чудом, тихим туманным утром я ещё раз в жизни своей выберусь на рыбалку...

Всех уже не упомню, кто поминал меня не одним только добрым словом, но и вещной прибавкой к нему. И всякие братья и сёстры, и тёти с дядьями, и прочие близкие, кровные и всего лишь однажды увиденные – что для них навсегда я остался ребёнком. А за ними и множество добрых людей, кто меня и не знал, но как-то проник, что живёт на свете такой себе я – и сканировал для меня книги, и собирал музыку, фильмы и всякие нужные сведения – и выставлял их бесплатно в сети Интернет. Не оттого ли и не их ли всеобщим стараньем я до сих пор топчу эту землю и срываю с неё золотые плоды?..

Ну а чем же порадовал меня ненаглядный и многоликий мой Васюковский? Да уж, дождёшься от него... И то спасибо, что является иногда навестить брезжащим предрассветьем. Походит по столу возле моей кровати, понюхает сухие цветы в вазе, пошуршит ими, посмотрит на спящего меня...

А то вдруг заявится, когда я пишу очередную свою философскую заумь. Вспрыгнет на стол, разляжется рядом с тетрадью, закинет хвост на листы с густыми каракулевыми каракулями... Водит ушами, ловит звуки со стороны. Неужто, думаю, я для него обычная часть предметного фона? Но подниму случайно глаза – и встречу его пристальный вопросительный взгляд. Как будто миллионы лет эволюции не утекли даром – и сознание вот-вот готово идеализоваться в нём и подставить ему, как и мне, вопрос-подножку о суете бытия и его высшем смысле. Поражённый, нервно встаю, ухожу в коридор и дразню его, выглядывая из-за угла и тут же прячась. Разгневанный, он бросается было в погоню – но тут же растягивается на ковре, отбросивши вбок лапы и хвост. Самый верный вывод в истории философии.

<Под этими строками котячьей лапой накарябано: «Я этому бездельнику подарил целый Идеальный мир! – а он даже не заметил, кто это сделал...»>