Рейтинг публикаций

О трёх решающих феноменах современности, определяющих наше будущее.

...между прочим, моя мать рассказывала мне, что у нас с царевичем Алексеем была общая кормилица – француженка из Нормандии. Так что я вправе считать себя самого немного русским.

Концертное обозрение. Третий фестиваль памяти Ростроповича. Гастроли Чикагского симфонического в БЗК. "Санта Чечилия" (А. Паппано) и "Оркестр де Пари" (Пааво Ярви) в Колонном зале ДС. Предпасхальный юбилей М. Плетнёва и выступление РНО. Лондонский филармонический (Владимир Юровский).

Главная сила и слабость мерзости – отсутствие собственной формы.

Нулевому номеру предпослан редакционный врез. Анонимный автор (Прусаков? главный редактор Андрей Щетников?) медитирует над отсутствующим порядковым номером: <и я вдруг понимаю, что ноль, оторванный от двухмерности бехгалтерских сводок и философских концепций - это простое яйцо...>

(...) Короче говоря, какие бы хитроумные теории не выдумывали философы, дыбы оправдать присутствие в литературе всяких случайных людей, на самом деле, никаких иных течений в искусстве никогда не было и не будет, кроме вечного и нескончаемого символизма.  (...)  

Сошлись два эмигранта, внутренний и внешний, завели разговор – про то, что больше всего волнует эмигрантов – о том веществе, из которого состоят их сны. То есть, о литературе.

нормальный получился, не озлобился на мир, не сломался

...Я очень люблю успех, и мне бы очень хотелось, чтобы мои нынешние книги тоже хорошо покупались. Но я не собираюсь всю жизнь подстраиваться под вкусы и мнение окружающих. У меня свой путь – вот и все.

"Шепот, легкое дыханье, трели соловья:" - эта строчка Фета, насколько я помню, вызвала бурную и крайне негативную реакцию Чернышевского, который в одном из своих писем даже написал, что "такие стихи может сочинить и лошадь". Самого же Фета Чернышевский назвал "идиотом каких мало":Не помню уже, где я натолкнулась на это письмо Чернышевского, но его суждения навсегда оставили в моем сознании неизгладимый след. Видимо, потому, что Чернышевский, сам того не желая, как бы задал амплитуду колебаний русского духа: от крайнего эстетизма до полного и беспросветного уродства.

Стихи Евтушенко читает красиво, с высоко поднятой головой, как артист, можно сказать, высокохудожественно.