Рейтинг публикаций

Расположен наш архив в старинном здании, когда-то это было важное ведомство, ещё до революции. Можно сказать, дворец с шикарными лестницами, колоннами, лепниной на высоких потолках, со статуями на фасаде, а у входа в архив на лестнице стоят каменные львы с шарами. Я до сих пор, поднимаясь к дверям архива, чувствую гордость в душе, что работаю в таком заведении.

…в тот прекрасный вечер звезды светили где-то над снежными тучами особенно ярко, словно обещая что-то необыкновенное. Или, может, лодочки в сумке как-то особенно грели, придавая уверенности, но все вдруг совпало, и едва N ступила на порог ресторана, как увидела Его.

Вся история Пола Маккартни – это история о том, как харизматик революционного времени пытается найти себя в новой реальности, где господствуют законы шоу-бизнеса и всё то, против чего шестидесятые, так или иначе, боролись. Не самая добрая жизненная история.

...оба донбасских поэта, хотя представляют разные тенденции в поэтической традиции изображения родины, осмысляют на самом деле единый образ, одно и то же культурное пространство. Это пространство – русский Донбасс, который изображается не только как земля Воли и Труда, но и как часть универсума мировой культуры.

Закатные огни плакатны и ленивы; \ Семёныч, ты добавь-ка оборотов, \ Ты видишь, этот хлопец желторотый \ В зубах таскает рифму «мыс Анива». \\ В дырявом свитере изысканный гурман, \ Он пробует на вкус и воду, и туман, \ На баке мается с промасленной лебёдкой; \ За рым и на вертлюг он коушем с оплёткой \ Найтовит сети газовый волан \\ И моря широту на веру не берёт, \ Всё думает, что пустоты не терпят \ На якорь-цепь посаженные верпы \ И сила, что толкает нас вперёд.

Некое «Я» – то ли поэта, то ли всего живого на земле – бродило по неизвестным городам и пустыням. Сначала оно искало какую-то Кормилицу, потом кого-то не то съедало, не то насиловало, дальше само же беременело, таскало тяжёлый живот с «плодом-гробом» по бесконечным «весям-песням», рожало на пустыре, похожем на греческий древний вымерший театр, многорукого и многоглазого ребёнка и, в конце концов, любуясь им, сходило с ума и навеки успокаивалось. ...Дитя-урод исчезало на просторах «страны-сраны» с хохотом и воем, подобно бабе-яге.

Март, таянье, «Хевсурская баллада», молодая Чиаурелли, горы, снег, две черных фигуры в косматых шапках, наведенные ружья, выстрел. Литейный, Ахматова, библиотечный коллектор, пудовый рюкзак с сочинениями, моими. Постоял в саду, солнце, голубое небо, снег тает, как тогда, в такой же мартовский день, она, в черном пальто с меховым воротником. На Невском окликнул писатель Тропников: «Овсянников, куда бежишь?». Мои безответные звонки, туда, в никуда, в бездну отчаянья.

Вспомнились любовные переживания, духовные терзания… Стало вдруг стыдно за себя, еще того, из далекой и, уже казавшейся нереальной, прежней жизни. Там была пустота, попытка придумать мнимые страдания взамен отсутствовавшим настоящим. Здесь тоже была пустота, но заполненная зверской, нечеловеческой болью...

Задача трактата заключается в том, чтобы наглядно показать и аргументированно доказать, что аппарат метафизики вполне способен продуктивно работать с тем содержанием, актуальность которого сегодня нельзя игнорировать. Что невключенность этого содержания в дискурсивную канву метафизики, возможно, является одной из причин ее несостоятельности.

«Посмотри хоть на что-нибудь другое! - сказал себе Адольф, - Посмотри на этот мир, ты никогда его больше не увидишь». Но на что было смотреть Допель-Генгеру? Небо было чужим и страшным. А вокруг были темные кирпичные стены, из которых в некоторых местах торчали железные костыли, а в одном месте – одинокий изолятор. И тогда взгляд его впился в обнаженную фигуру, раскинувшуюся перед ним с запрокинутым в небо лицом. Пахло машинным маслом и гарью. Он увидел освещенный чужими светилами торс и поблескивающие маслом ноги. Нездешняя сила притянула его к ней, и бездна поглотила его.

Он сидел, оглохший и одуревший от удара, склонив набок голову. Он видел, но неизвестно, замечал ли, как апрельский ветер поднимал сухую пыль, в которую превратился снег, и крутил ее, вертел, завивал в кольца и спирали. Они прыгали по земле, как крошечные ураганчики, комариные катастрофы - поднимались из пыли, пролетали несколько шагов и снова рассыпались в пыль.