Рейтинг публикаций

Всё главное Бог сообщил Чарльзу Буковски в тот момент, когда позволил ему осознать собственную смертность. И это сообщение не требует ответа. Пример односторонней коммуникации.

Орла я вижу в воздухе горячем, василиск дьволом //Я слышу в небе колокольный звон, День этот носит // Я Бога зрю и чувствую, как он названия Соловьин // Во мне своё нагое тело прячет...

Относительно "радио-глушилок", интересным является следующий факт. Аппаратура эта никуда не делась. Она не демонтирована и по сей день (август 2002 года). Просто она теперь выключена. В маленьком приграничном городке, на западных рубежах Отчизны, где я сижу и пишу эти строки, тихо подрагивают от порывов ветра мощные антенны. Они надёжно скрыты от посторонних глаз. В охраняемых помещениях ГРУ стоит потушенный пульт. Но стоит только поступить приказу и подтянутый оператор, молча повернет ключ, щелкнет тумблерами и на пол-Европы ляжет невидимым щитом электромагнитное поле радиопомех.

Похоже на вырождение нации. И ненормативная лексика в миниатюре «Правда» играет лишь одну из ролей в трагическом спектакле о захирении России.

О последних стихах Кибирова. Ведь талантище ж, матерый же поэтище! Ан... нелегко человеку! Если очень долго ходить на лыжах по зимней тайге, то потом, когда их снимаешь, некоторое время ходишь все равно как на лыжах, только без лыж. Свидетельствую: ужасно смешно! Причем прежде всего тебе самому. Я думаю, что если очень долго ходить носками внутрь или навыворот, а потом попытаться ходить нормально, тоже будет смешно.

От учителя к учителю. От искушения к искушению. И всё “мимо, мимо...”.

Самые лучшие рассказы Грина этого времени - рассказы о зле. Но никакой его эстетизации нет - есть только отвращение и желание зло победить. Врага надо знать в лицо - именно к этому стремился писатель с очень ясной нравственной позицией и очень загадочными художественными приемами Александр Степанович Грин.

Раздался старушечий смешок. Я оглянулся – вот она. Но это совсем не старушка, а молодая девка. Хорошо сложена, ноги голые. Голову как-то со-всем не видно. Я хлопаю ее по заду жестом: Ну что, пойдем, что ли?

Вот примерно такая же гоп-компания, отъявленных «пункеров», нагрянула весной 1988 года на квартиру Романа Неумоева.

В двадцать четвертый день этого месяца, постясь, сыны Израиля собрались во вретище и прах на них.

Здесь, однако, нужно сделать одну оговорку. Книги рая – в особенности, книга Катай - пишутся уже после «преображения» рассказчика, т.е. после «победы над болью». В Катае рассказчик находится уже как бы вне досягаемости, т.е. за пределами «мира материи».