Рейтинг публикаций

Чара слова, речевой красоты и пр. заслоняет от нас чару того, что пребывает в потрясающе громадном промежутке между словами, между семантическими блоками, между абзацами, страницами, между концепциями и книгами.

Я выполнил наказ Старика – ушёл на пенсию по выслуге лет. Рапорта на увольнение из армейских рядов подали большинство членов моей группы.

...европейская философская традиция началась в XVII веке с фразы Декарта «cogito ergo sum» (...) и закончилась в начале века XIX работой Гегеля «Наука логики»... С тех пор в западной философии наступил кризис, в котором она пребывает и сейчас. Русская же религиозная философия возникла, когда европейская закончилась, а именно – в первой половине XIX века в работах ранних славянофилов, и была искусственно оборвана революцией 1917 года. Каковы особенности этих двух традиций?

Только через годы мне стало сниться, что у меня кого-то очень близкого не стало. Был, и не стало.

У нашего клена \ Даже мозги зеленые… \ Даже зимой зеленые! \\ И ворон, вещая птица, \ На клен не любит садиться, \ Ворон любит сидеть на дубу, \ Улыбаться и дудеть во дуду.

Этическая парадигма – его сущность (она не видима, ибо не картинка и не панно и не чувственная иллюзия). Но понимание этого закрыто от нас, нынешних людей, ибо мы трижды насквозь эстетичны (то есть моралистичны). Это наше великое достоинство и великий порок одновременно.

Декарт первым показал, как преодолевается фрагментированность человека, соединив индивидуацию и рефлексию в одном действии, причем, и в этом вся суть его прорыва, на которую не обращают должного внимания, Декарт не индивидуацию привязал к рефлексии, а, наоборот, рефлексию к индивидуации (существованию). Чего так и не поняли трансценденталисты...

...Многие придут к вам, ибо вы русские и соблазн в этом великий. Придут и станут манить вас неслыханными идеями, и вы, дорогие мои, соблазнитесь, ибо мечтательны есть вы. И скажут вам, оскверни храм, ибо он опасен нашим идеям, и вы оскверните. Да, да, дорогие мои, будет так! И скажут вам, убей отца и мать своих, ибо любовь опасна нашим идеям, и вы убьёте. И скажут вам: без Бога ты и без корней, пойди, растопчи теперь Русь свою, ибо она – Собор Высокого Духа, а это обидно нам, невысоким. И вы, дорогие мои, Россию побежите топтать. Дико вам слышать это? Шепчетесь вы промеж себя, что поп ваш с ума сошёл? Но такое будет, говорю я вам. А разорив и окровенив свою землю, станете вы ждать всходов. Долго же будете ждать. Те, кто научали вас всему, вас же и осмеют, ибо были вы народ, а стали быдло, ибо была на вас жизнь, а стала смерть.

...этот мир как раз и есть «страшный суд», на котором всякий претерпевает то, чего заслуживает, ровно постольку, поскольку уже по факту своего рождения приносит с собою то, за что оказывается подлежащим возмездию.

«Посмотри хоть на что-нибудь другое! - сказал себе Адольф, - Посмотри на этот мир, ты никогда его больше не увидишь». Но на что было смотреть Допель-Генгеру? Небо было чужим и страшным. А вокруг были темные кирпичные стены, из которых в некоторых местах торчали железные костыли, а в одном месте – одинокий изолятор. И тогда взгляд его впился в обнаженную фигуру, раскинувшуюся перед ним с запрокинутым в небо лицом. Пахло машинным маслом и гарью. Он увидел освещенный чужими светилами торс и поблескивающие маслом ноги. Нездешняя сила притянула его к ней, и бездна поглотила его.

Было в нем и еще что-то, что не участвовало в реальных событиях, с интересом следя за его судьбой со стороны. Может, потому он еще и не надорвался, вовремя умея отключиться от всего вокруг, отвлеченно анализируя свои поступки и безучастно наблюдая за ними, нисколько не ассоциируя себя с тем, кто совершал их.