Комментарий | 0

На закате Оттепели. Детство в Малаховке: квартал на улице Сакко и Ванцетти

 

Квартал на ул. Сакко и Ванцетти. Фото автора.

 

 

       Детство людей, родившихся в середине и во второй половине 1950-х, приходится на один из самых благополучных периодов советской истории. 60-е годы стали временем, когда страна уже не только преодолела последствия войны, но и смогла сделать новый шаг в своём развитии. Уровень жизни советского общества в этот период значительно вырос, и у людей, живущих в то время, существовало устойчивое убеждение, что этот рост будет продолжаться и дальше. С другой стороны, эхо оттепели, звучавшее до конца десятилетия, рождало ощущение свободы и подталкивало к активным поискам собственного места в жизни; серьёзные духовные противоречия, свойственные советской повседневности, выйдут на первый план позже, в 70-е, как раз тогда, когда это поколение повзрослеет и вступит в самостоятельную жизнь.

       Воспоминаний о 60-х годах достаточно много, но, по большей части, они написаны людьми, чьё детство закончилось раньше («шестидесятники»), к тому же большинство из них принадлежало к социальной элите советского общества - «привилегированному классу». А повседневная жизнь «обычного советского человека», как правило, оказывается в тени жизни детей актёров, кинорежиссёров, партийных чиновников и писателей. Мировоззрение и стиль жизни этой социальной группы становится своеобразной «эмблемой» жизни всего поколения, что серьёзно искажает действительность. В связи с этим особый интерес представляют воспоминания людей, чьё детство прошло в обычных, неэлитарных домах и квартирах, а жизненные возможности и перспективы были органичной частью общей, «коллективной судьбы». К числу таких людей, безусловно, относится и Владимир Илюхин, чьё детство связано с кварталом на улице Сакко и Ванцетти и школой №48. Родители Владимира Васильевича — выходцы из крестьянского сословия, оказавшиеся в городе благодаря советской индустриализации, получившие минимум образования, прошедшие войну. Если в большинстве советских семей на войну уходили мужчины, а женщины работали на «трудовом фронте», то в семье Илюхиных воевали все. В остальном эта семья может считаться типичной советской семьёй: квартал на Сакко и Ванцетти («новые дома», как он назывался ещё в 1950-х) был построен МЭЗом, и жили в нём люди, работающие на производстве, большинство из которых было рабочими и представителями младшего технического персонала.

       Сам Илюхин очень чётко чувствует разницу между поколениями, различая тех, кто в его квартале родился, и тех, постарше, кто вселялся в новые дома по мере их строительства. Различие это осознаётся им, прежде всего, как различие в сфере интересов и в стиле жизни, оборачивающееся в итоге различием судеб. Рождённые в конце 1940-х ещё восприняли ту суровость жизни и нравов, которая была присуща жизни детей военного и послевоенного поколения. Отсюда и жёсткость нравов, и угроза криминализации. Достаточно многие из этой среды прошли сквозь криминальные разборки и тюрьмы. Из числа детей, родившихся в середине 1950-х, дань криминалу отдали немногие. «В нашей жизни огромную роль играл спорт, - вспоминает Владимир Васильевич, - и спортивная среда заменила собою среду криминальную». Даже количество дворовых драк резко уменьшилось. Подобные события для двора, в котором вырос Илюхин, были крайне редкими. И взаимоотношения с соседними дворами также не были конфликтными: противостояние проявлялось, скорее, на спортивных площадках, хотя, впрочем, и здесь жители разных дворов часто оказывались в составе одной команды.

       В жизни каждого поколения присутствует некое внешнее, политическое событие, которое становится начальной точкой отсчёта; с этого события самосознание и начинает летопись «настоящей жизни». Виктор Антонов, 1947 г.р., чьё детство также было связано с Сакко и Ванцетти, вспоминает, что в день, когда объявили о смерти Сталина, была оттепель, и он, ребёнок пяти с половиной лет, стоя на веранде детского сада и глядя на тающие сосульки, думал, что природа в этот день плачет, скорбит вместе с людьми... Владимир Илюхин, 1954 г.р., помнит денежную реформу 1961 года и снятие Хрущёва со всех партийных постов, но главным общественным событием для него стало 12 апреля 1961 года — полёт Юрия Гагарина в космос. Впервые об этом событии Илюхин услышал, как, впрочем, и о многих других событиях, у себя во дворе. О полёте Гагарина говорили все, говорили с чувством гордости и радости. Это была радость и гордость за свою страну, отчасти сходная с радостью 9 мая 1945 года. Полёт Гагарина оставил отпечаток на всей жизни этого десятилетия: о космосе и советских космонавтах писала пресса и говорилось на школьных уроках, эта тема проникла в кинематограф, появлялись марки и открытки с фотографиями космонавтов, в стране резко повысился интерес к научной фантастике и началось мощное развитие этого литературного жанра, изображения космических кораблей можно было встретить на самых разных вещах. Даже детская горка во дворе на Сакко и Ванцетти имела форму ракеты... Полёт Гагарина в общественном сознании 1960-х стал символом успехов страны и основанием уверенности в том, что эти успехи будут продолжаться; бесконечность горизонтов космического пространства совпала с горизонтом времени, движение к которому так же бесконечно и содержит в себе всё новые и новые достижения. И тот же спорт в жизни того поколения — это своеобразная подготовка к взрослой жизни, к работе на благо общества.

 

.
Квартал на ул. Сакко и Ванцетти. Фото автора

 

       Взрослые обсуждали происходящее в стране и в мире достаточно часто, для этого у них была, в частности, специальная беседка. Показательно, что в этих обсуждениях отсутствовали антисоветские мотивы, весьма частые во второй половине 1970-х. При этом отношение к власти содержало в себе и элементы критики, но она не выходила за рамки социалистической модели. Вопрос о смене власти даже не возникал. Как свидетельствуют другие источники, отрицание социалистической модели общественного развития в это время было свойственного среде интеллигенции, а рабочая среда к подобным настроениям ещё не была склонна. С конца 1960-х постепенно начнётся процесс появления диссидентских групп, вышедших из рабочей среды. Но показательно, что эти группы будут критиковать власть не с правых, а с левых и ультралевых позиций, обвиняя её в предательстве идеалов Октябрьской революции. Впрочем, на рубеже десятилетий таких групп было крайне мало, и уж точно они отсутствовали во дворе Сакко и Ванцетти. Что не мешало этому двору быть насыщенным информационным пространством. «Для того чтобы узнать о том, какие события произошли в мире за день, мне нужно было просто выйти во двор», - вспоминает Илюхин.

       Двор включал в себя несколько «информационных площадок»: помимо вышеупомянутой беседки, где собиралось мужское общество, и игровых площадок, предназначенных для детей, были ещё лавочки, на которых сидели исключительно женщины, и необязательно только преклонного возраста. Единого «женского пространства» во дворе не было: женский круг общения ориентировался, прежде всего, на соседок из своего дома. Лавочки были у каждого дома, и занимались они исключительно местными: случаи, когда жительница из одного дома подсаживалась «для разговора» к жительницам другого были достаточно редкими. Женское общество на Сакко и Ванцетти в этот период, в отличие от мужского, достаточно чётко делилось по «домовому принципу»: сколько домов, а их в квартале шесть, столько и обществ. Дети, естественно, подобные «территориальные разграничения» игнорировали, да и гендерные границы не были столь очевидными, как во взрослом обществе.

       Детство ребёнка 60-х, достигшего школьного возраста, чётко делилось на три сферы: дом, школа, улица. В случае с детьми из «новых домов» (к началу 60-х, впрочем, они уже перестали быть «новыми») эпицентром уличной жизни был двор.

       Домашнее пространство было, в первую очередь, пространством труда и ответственности. Каждый ребёнок выполнял дома большой объём трудовых обязательств. Это были и хозяйственные дела, которых по мере взросления становилось всё больше, и, конечно же, выполнение домашних заданий. Многие родители именно уроки считали главным делом своих детей, стараясь, по мере возможностей, освобождать их от большого количества хозяйственных поручений. Впрочем, судя по косвенным свидетельствам, хозяйственных поручений в жизни детей этого поколения, в целом, было значительно меньше, чем в жизни детей предыдущих поколений. Упростилась бытовая сторона жизни (в домах на Сакко и Ванцетти, например, в самом начале 1960-х появился газ, до этого для приготовления еды использовались печки), изменилось отношение к «миру детства» со стороны общества. Настоящий бэби-бум с массовым производством игрушек, созданием для детей автономного жизненного пространства и прочее начнётся в стране позднее — именно в 1960-е годы, когда тот же Владимир Илюхин уже ходил в школу. Но и в 50-е годы в обществе начало формироваться особое отношение к жизни детей, тем более что для этого появлялись и материальные возможности. «Наши дети должны быть избавлены от тех тягот, которые пришлись на долю нашего поколения» - подобная мысль была свойственна психологии большинства родителей. Но основы трудовой этики при этом никуда не исчезали. Меньше всего старшее поколение хотело видеть в своих детях тунеядцев и лодырей, просто акценты в трудовой деятельности были перенесены в школу, в сферу образования. Учёба воспринималось как главное дело человека школьного возраста. В стране в этот период продолжается развиваться культ образования.

 

Квартал на ул. Сакко и Ванцетти. Фото автора.

 

       Причины этого явления множественны: с одной стороны, высочайший авторитет сфере знаний придаёт государство, заинтересованное в появлении всё большего количества грамотных, образованных людей; конец 1950-х — это канун научно-технической революции, время, когда становится очевидным, что решающую роль в последующем развитии общества будет играть именно сфера знания и порождаемые ею высокие технологии. С другой стороны, само общество чётко осознаёт, что образование — это главный социальный лифт наверх, способный радикально повысить уровень жизни человека. Рабочий класс видит своих детей будущими инженерами, конструкторами, работниками сферы культуры. И жизнь эти надежды подтверждает предельно очевидным образом. Взглянем на биографии большинства советских директоров заводов и хозяйственных руководителей того времени: они были выходцами из низов, часто начинали свой трудовой путь в качестве рабочих и постепенно прошли все этажи трудовой иерархии. Для тех же, кому это сделать не удалось, главным препятствием часто было именно отсутствие образования. В связи с этим вспоминаю высказывание своего деда, 1914 г.р., всю жизнь проработавшего плотником, о том, что если бы в его деревне была не четырёхлетняя, а семилетняя школа, то вся его жизнь пошла бы совсем по другому пути. Советское общество послевоенного времени — это общество широких социальных возможностей, открытых человеку из любой социальной группы. К началу 1970-х спектр этих возможностей начал постепенно и неуклонно снижаться. В связи с этим резко усиливалось и отчуждение власти от общества.

 

 

       Школа того времени стремилась действовать в соответствии с социальным заказом. Качество образования 1960-х находилось на очень высоком уровне, и показательно, что выпускники провинциальных школ поступали в самые престижные вузы страны. Выпускники 48-й школы (тогда она была школой №5), в которой, в частности, учился и Владимир Илюхин, учились в МГУ, в МВТУ, в медицинских вузах, в институте инженеров транспорта (МИИТ), в МАИ... Сам Илюхин — выпускник Горного института. Требовательность к ученикам со стороны школы оборачивалась большим количеством заданий и постоянным контролем за их выполнением. Каждый день ученик должен был тратить значительную часть своего времени на домашнюю работу. При этом, оценивая степень загруженности школьника того времени, следует учитывать и то обстоятельство, что писали школьники перьевыми ручками, а это замедляло сам процесс и предъявляло дополнительные требования к чистописанию. Шариковые ручки появятся лишь в самом конце 1960-х, но в школу попадут не сразу; по крайней мере, младшие классы начнут пользоваться этими ручками уже ближе к середине следующего десятилетия. Сегодня бывших школьников, учившихся при помощи исключительно перьевых ручек, можно узнать по их почерку: этот почерк может быть далеко не безупречным, но в любом случае определённые стилистические черты (наклон, связность) такой почерк воспроизводить будет. Оценивая качество образования того времени, удивляешься тому, что школьникам хватало времени и на дворовые, внешкольные игры. Владимир Илюхин объясняет это следующим образом: «Нам так хорошо всё объясняли на уроках, что дома надо было всего лишь повторить пройденное и отработать новый материал на дополнительных примерах».

       Тот, кто не мог выдержать школьной нагрузки, после 8-го класса «сходил с дистанции», переходя в ПТУ и техникумы. При этом, судя по воспоминаниям Илюхина, школа не стремилась загружать учеников дополнительной общественно-политической нагрузкой: еженедельные политинформации появятся уже позднее, всякого рода тематические часы были строго дозированы. Акцент делался именно на обучении. При этом в школах в обязательном порядке существовали тематические кружки и секции. И эта традиция появилась задолго до 1960-х. Илюхина интересовал спорт, и он с удовольствием вспоминает о школьной легкоатлетической секции; участники этой секции принимали активное участие не только в поселковых соревнованиях, но и в районных. Помимо спортивных секций, существовали и другие кружки. Ещё один выпускник 48-й - Вячеслав Иегудович Элькинд вспоминает о драмкружке и спектаклях, которые этот кружок регулярно ставил. Репертуар в значительной степени опирался на школьную программу: Гоголь, Островский, Горький. Вёл этот кружок — ни много ни мало — режиссёр и сценарист Владимир Юренев. (Элькинд окончил школу в конце 1953 года, но драмкружок продолжал работать и позже.) С конца 1940-х в школе существовал кружок юного железнодорожника: во время школьной учёбы ребята изучали теорию под руководством приглашённого специалиста, а летом работали на детской железной дороге «Отдых — Кратово». Тот же Илюхин, уже применительно к 1960-м, вспоминает о существовании в школе кружка юных натуралистов и кружка авиамоделирования. Возникновение конкретного кружка в конкретной школе во многом зависело от случайного стечения обстоятельств, но без кружков и секций не обходилась ни одна школа, а спортивные секции были в каждой.

       Сегодня практически любой школьный праздник заканчивается дискотекой или, говоря языком того времени, танцевальными вечерами. Такие вечера организовывались школами и в 1960-е годы, но их количество было значительно меньшим. Илюхин вспоминает, что на этих вечерах даже танцевали рок-н-ролл, хотя и без акробатических элементов, столь шокировавших американское старшее поколение десятилетием ранее. Девушки, по крайней мере, колесо во время танца не делали. Но значительное количество школьных праздников предполагало проведение не танцевальных, а тематических вечеров. Казалось бы, 8 Марта как раз именно тот праздник, когда танцы и музыка более чем уместны, но Владимир Илюхин рассказывает о конкурсе КВН, который был организован в школе как раз накануне 8 Марта. Своей популярностью КВН был обязан телевидению, для которого 60-годы стали первым десятилетием «золотого века». Вслед за телевизионным Клубом весёлых и находчивых, появившемся в 1961 году, в стране стремительно стали расти местные клубы. КВН организовывался практически на каждом крупном предприятии, в каждом вузе. Не отставали от этого движения и школы. В КВН играли целыми классами, порой проходили и внутриклассные соревнования, на которых отбиралась та сборная, которая выступит на соревнованиях общешкольных. Результаты игр на несколько дней становились предметом подробного обсуждения и анализа. При том, что в КВН важны, прежде всего, находчивость, юмор, реакция, артистизм, огромная роль в этой игре отводилась также и знаниям, без которых порой было сложно ориентироваться в КВНовских заданиях. КВН не был чистым развлечением и смехом ради смеха. Получается, что даже сфера развлечений и досуга старалась ориентироваться на создание интеллектуальной среды.

       Мы не сможем понять дух 1960-х, если не будем учитывать роль книги в этот период. Школьники этого десятилетия с полным правом могут быть охарактеризованы как «читающее поколение». Требование читать изначально исходило от школы, но поддерживалось и внешкольной средой. В подростковой среде не читать в то время было непрестижно, да и нечитающих было крайне мало. Читали не из-под палки, книга была важнейшим инструментом открытия и познания мира. Чтение — это часть именно домашней жизни, в школе и во дворе читать некогда. Выбор книг во многом был предопределён школьной программой и общественными тенденциями. Начало космической эры породило взрыв интереса к научной фантастике. В рамках этого жанра развивалась социальная аналитика, моделировались образы будущего, происходило — опосредованным образом — и исследование современных, актуальных проблем. Феномен научной фантастики в 1960-е годы было невозможно игнорировать. Интерес к этому жанру совпал с началом массового выпуска западных писателей, о которых советские читатели до начала оттепели могли только слышать. Хэмингуэй, Ремарк, Кобо Абэ, Камю, Апдайк, Сэлинджер — всех этих писателей советское общество открыло для себя именно в 1960-е. Оттепель дала новое дыхание и большим журналам, печатавшим новую, оттепельную литературу, созданную отечественными авторами. Впрочем, судя по воспоминаниям Илюхина, если в его дворе, среди его сверстников и были читатели «толстых журналов», то их число исчислялось единицами. Основным литературным трэндом была научная фантастика, новая и старая. Жюль Верн был не менее популярен, чем новые авторы. Находилось место и для приключенческой литературы. Те же романы Александра Дюма оставались бестселлерами и для этого поколения.

       Безусловно, актуальной была и тема прошедшей войны. Сами участники войны о ней вспоминали не часто, но были книги, были фильмы, были школьные уроки. В 1961 году появилась первая «История Великой Отечественной войны». Этот шеститомник занял важное место на книжных полках семьи Илюхиных, и Владимир прочитал это сочинение ещё в школьном возрасте. Внимание к войне сохранилось в обществе и в дальнейшем. Илюхин помнит гигантскую четырёхчасовую очередь, выстроившуюся в центре Москвы за «Воспоминаниями и размышлениями» Г.К.Жукова. Память о войне Владимир Васильевич хранит до сих пор и регулярно организует выставки в КДЦ «Союз», посвящённые событиям Великой Отечественной и фронтовому пути членов своей семьи.

       Основным источником, откуда появлялись новые книги, была всё-таки не сеть книготорговли, хотя книжные магазины в Малаховке в то время существовали, а библиотека, находившаяся рядом. Она, к счастью, существует там и сегодня. Именно туда, в библиотеку, народная тропа никогда не зарастала. И на многие книги существовала очередь: порой, чтобы получить интересующий тебя роман, приходилось подождать, пока его прочтёт человек 10-15. Впрочем, по словам Илюхина, школьный народ читал быстро: за неделю, как правило, справлялись с очень большими романами. Но даже при такой скорости чтения нужной книги порой приходилось ждать месяцами.

       А вот газетам в круг детско-юношеского чтения попасть было непросто. Семья Илюхиных газет выписывала достаточно много, но читало их старшее поколение. Специально для школьника выписывалась «Пионерская правда», но, предполагаю, делалось это под давлением школы (в московских школах в 1970-е годы от родителей школьников требовали подписки на эту газету в обязательном порядке), и читалась она тоже по необходимости. В ситуации, когда вокруг тебя множество непрочитанных книг, а во дворе начинается футбольный матч, чтение «Пионерской правды» требовало серьёзного усилия...

       Мир книг дополнялся миром кино. В первой половине 1960-х телевидение приходит в жизнь большинства семей, живущих в городах и промышленных посёлках. И если в 1950-е годы телевизор — это диковинка, смотреть которую собирались, порой, люди с нескольких этажей, то с начала 1960-х просмотр телевизора — это именно семейное дело. «А зачем ходить к кому-то, когда телевизор есть у всех». Но телевидение, в первую очередь, было частью мира взрослых. Телевизионные фильмы в будние дни начинались тогда, когда законопослушные школьники уже ложились спать. Уже поэтому мир кино в сознании детей и подростков того времени был связан, прежде всего, не с чёрно-белым телевизором, а с кинотеатром. В кинотеатры ходили часто - как минимум, раз в неделю, не стесняясь пересматривать понравившиеся фильмы. Летом в непосредственной близости от улицы Сакко и Ванцетти действовали два кинотеатра - «Зимний», находившийся на месте сегодняшнего КДЦ «Союз», и «Летний» (в Летнем парке). Сегодня часто говорится о необходимости восстановления театра в Летнем парке, но для большинства малаховцев это парковое место связано не с театральными спектаклями, а фильмами, смотреть которые они ходили десятилетиями. Владимир Илюхин помнит, что в репертуарах «Зимнего» и «Летнего» были заметные различия. «Летний» во многом ориентировался на вкусы «продвинутой» московской публики, отдыхавшей летом на дачах; отсюда — склонность показывать фильмы повышенной сложности. «Зимний» же не сильно заботился о художественных достоинствах кинолент, стремясь показывать всё, что имелось на тот момент в кинопрокате. Ближе к зиме «Летний» закрывался, и все любители кино устремлялись в «Зимний». Вопрос о лишнем билетике накануне сеанса не был большой редкостью.

       Своё место среди интересов подрастающего поколения занимала и музыка. Кто-то был вовлечён в музыкальную тему больше, кто-то меньше, но к середине 1960-х кто такие The Beatles во дворе на Сакко и Ванцетти знали все, и, более того, всё юное поколение к тому времени смогло их услышать. Илюхин с гордостью рассказывает о том, как у него появился приёмник, способный ловить западные «голоса». У меня сразу же возникла мысль, что подростка заинтересовала альтернативная информация по поводу происходившего в стране, но через мгновение выяснилось, что главная ценность «Голоса Америки» связана не с информационными, а с музыкальными программами. С этим приёмником Владимир выходил во двор, и всё окружение с удовольствием знакомилось с новинками рок-музыки. «Мы были в курсе всей новой музыки, появлявшейся на Западе». Он перечисляет мне группы, которые они старались слушать в то время (список открыли Rolling Stones), но при этом оговаривается, что всё новое неизбежно сравнивалось с музыкой «Битлов»; Джон Леннон и К стали своеобразным идеалом, знаком качества, к которому можно было приблизиться, но который не суждено было превзойти. При этом музыкальные интересы ограничивались именно сферой рока, интерес к джазу стал визитной карточкой людей, родившихся раньше.

       В 48-й школе учились не только те, кто рок слушал, но и те, кто пытались его играть. В 1970-е годы это явление получило название ВИА (вокально-инструментальные ансамбли) и официальный статус. Во второй половине 1960-х оно существовало в форме множества самодеятельных групп, игравших на школьных праздниках и летних танцплощадках. Репертуар был исключительно англоязычным. И, судя по всему, большинству участников этих коллективов даже не приходила мысль, что можно петь на русском языке. В Москве такие ансамбли уже появлялись, но Сакко и Ванцетти они известны не были. Первого русскоязычного автора Илюхин услышал, уже будучи студентом, в 1971 году. И знакомство с русскоязычным рок-музыкантом (им был Александр Градский) стало для него одним из ярких эстетических событий в жизни. Но это знакомство состоялось в Москве. До Малаховки русский рок второй половины 1960-х не доходил. Это обстоятельство заставляет вспомнить о том, что существует серьёзное различие между информационными пространствами Москвы и Подмосковья. Благодаря интернету оно в значительной степени уменьшилось, но на мой, исключительно субъективный, взгляд, дефицит музыкальной информации чувствовался в Малаховке даже в конце 1980-х.

       В связи с ярко выраженными музыкальными интересами поколения возникает вопрос об источниках информации. Но он пока оказывается непрояснённым. По воспоминаниям Илюхина, ни он, ни его знакомые по двору на московские музыкальные толкучки не ездили, магнитофонные записи (вместе с магнитофонами) стали появляться в конце десятилетия... Отчасти ситуацию могут прояснить воспоминания Николая Ивановича Прибыткова, участника и руководителя малаховского духового оркестра, изначально возникшего при заводе МЭЗ. Прибытков — человек более старшего поколения, в Малаховке — с конца 50-х. Его музыкальные интересы были связаны с джазом. Рассказывая об источниках музыкальной информации, Николай Иванович вспоминает и о поездках на московские толкучки, и о сети распространения пластинок по своим, частным каналам. Скорее всего, с рок-музыкой происходило нечто похожее: источники информации были, но очень глубоко скрытые и эпизодичные, и большинство малаховской молодёжи контактировало с этими источниками крайне редко и случайно. Предполагаю, что свою, и не маленькую, роль в распространении по посёлку западной рок-музыки сыграли и московские дачники.

       Сопоставляя свидетельства людей, относящимся к двум разным поколениям - Николая Прибыткова и Владимира Илюхина, ещё раз осознаёшь, как по-разному может восприниматься и оцениваться одно и то же явление. Илюхин с удовольствием вспоминает о том, как он и его друзья по двору узнавали о выходе всё новых и новых рок-пластинок. А в словах Прибыткова на ту же самую тему звучит нескрываемая горечь, и истоки её очевидны: рост популярности рока означал уменьшение популярности джаза, и с середины 60-х джаз уходит с танцевальных площадок. «Народ хотел слушать гитарную музыку», - вспоминает Николай Прибытков.

       В рамках обсуждения музыкальных вкусов 60-х возникает вопрос о восприятии молодёжью советской официальной эстрады: «Разве её никто не слушал?» - «Конечно, слушали», - отвечает Владимир Илюхин. Но дальше выясняется, что слушали эстраду, в основном, женщины - старшая сестра Владимира, её подруги, а также работницы с её завода. Складывается впечатлению, что эстраду эту слушали, главным образом, женщины и девочки, мужчины - намного реже.

       Присутствие рок-н-ролла на школьных музыкальных вечерах того времени тем удивительнее, что рок-музыка всегда интерпретировалась советской идеологией как явление чуждое и вредное. Но в жизни советского общества всегда существовал серьёзный зазор между идеологией и повседневностью. Сторонники «тоталитарной теории», популярной среди западных советологов, настаивают на том, что государство в СССР полностью контролировало все сферы жизни. Но наличие вышеупомянутых музыкальных вечеров этому утверждению противоречит. Идеология формировалась по своим канонам, а реальная, повседневная жизнь текла по своему руслу. И не стоит предполагать, что, организуя очередной школьный музыкальный вечер, секретаря школьной парторганизации просто забывали предупредить о том, что на вечере будут звучать «She Loves You» или «Yesterday», и подобная ситуация упорно повторялась раза по три-четыре за год... Рок-музыка была своеобразным индикатором событий этой эпохи, и когда в конце 1960-х появился хард-рок, это стало знаком того, что эпоха заканчивается. Да и большинство тех, на чьих глазах развёртывалась история The Beatles, не восприняло хард-рок в качестве своей музыки. Этот стиль стал эмблемой 1970-х. Именно в это новое десятилетие долгожданный официальный статус ВИА получил и ряд коллективов, начинавших свою деятельность на школьных вечерах. Но к тому времени эти коллективы с их биг-битом в музыке и очевидным конформизмом в текстах превратились в анахронизм. Новое десятилетие потребовало нового звука.

       Помимо книг, кино и искусства, в домашнем пространстве школьника 1960-х присутствовала ещё одна важная сфера, отчасти доставшаяся ему в наследство от более взрослого мира. Сейчас эта сфера предельно сузилась и, скорее, имеет индивидуальный и отчасти маргинальный характер. В то время она была массовой и, безусловно, легитимной. Речь идёт о коллекционировании. В 1960-е годы сложно было найти мальчишку или девчонку, которые бы на каком-то из этапов своей жизни что-нибудь не коллекционировали. Часто собирали сразу несколько коллекций. Илюхин вспоминает о пяти видах коллекционирования, к которым он так или иначе был причастен: коллекционирование открыток, значков, марок, спичечных этикеток и конфетных фантиков. Последнее, впрочем, не было чистым коллекционированием, т.к. фантики использовались для игры, порой заменяя собой – что, на мой взгляд, к лучшему, - монеты. Хотя полностью игру на деньги фантики не вытеснили, и она также присутствовала в числе детских игр на Сакко и Ванцетти. Илюхин называет эту игру «расшибок».

       Коллекционированием почтовых открыток с портретами киноактёров в большинстве случаев увлекались девочки. Но с 1961 года на таких открытках стали появляться портреты космонавтов, и благодаря этому в процесс собирания открыток оказались вовлечены и мальчики. Помимо открыток, ценились и вырезки из журналов, и порой в коллекции вырезок было больше, чем открыток как таковых.

       Коллекционирование спичечных этикеток, наоборот, считалось чисто мальчишеским занятием. Наверное, главная причина этого в том, что спички прочно ассоциировались с сигаретами, и эта ассоциация не была случайной. Часто собирание этикеток вовлекало в процесс курения. Владимир Илюхин, например, испытал этот соблазн во 2-ом классе, но после серьёзной беседы с мамой от намерения курить отказался. Но случаи бывали всякие... Проще всего спичечную этикетку можно было добыть, разорив домашнюю коробку спичек. В этом случае спички сваливались в банку, стоявшую рядом с плитой, а этикетка становилась частью коллекции. Но «коллекционные возможности» отдельно взятой семьи имели границы: спички покупались с интервалами, и новых поступлений можно было ожидать только тогда, когда прежние запасы иссякнут. В связи с этим неизбежным становился другой способ пополнения коллекции: спичечные коробки искались на улице. Любимым местом спичечных коллекционеров была железная дорога: в поездах курили, и когда пачка или коробка спичек заканчивалась, курильщик открывал дверь из вагона (в то время двери в поездах открывались вручную) и выбрасывал пустую пачку или спичечный коробок. Наблюдатель, пожелавший взглянуть на железную дорогу рядом со станцией, наверняка увидел бы десяток ребят школьного возраста, бродящих между железнодорожных путей и внимательно смотрящих себе под ноги.

 

 

       Железная дорога притягивала к себе подростков с давних пор, и поколение школьников 1960-х было далеко не первым, у кого обнаруживались здесь свои интересы. Асан Алиевич Аджи, чьё детство пришлось на военное и послевоенное время, вспоминает о том, как мальчишки таскали жмых с открытых товарных вагонов. Поезда часто стояли у Краскова, где ещё в довоенное время был установлен светофор, и подростковые компании этим пользовались. Главное было не нарваться на вагонных сторожей, а если такое случилось, то постараться заметить их раньше, чем они тебя. Ещё одна забава послевоенного времени, согласно воспоминаниям Аджи, это подкладывание гвоздей на рельсы. Проходящий поезд гвоздь плющил, превращая его в лезвие, а далее оставалось лишь приделать к нему рукоятку, и вчерашний гвоздь превращался в нож… Сопоставляя рассказы Аджи и Илюхина, осознаёшь степень изменений, происшедших в обществе с конца 1940-х по начало 1960-х: в послевоенное время железная дорога даёт пропитание (в стране голод) и холодное оружие; через десять-пятнадцать лет та же железная дорога – средство невинного, «мирного» коллекционирования. Впрочем, кое-что здесь осталось неизменным, прежде всего – остановки поездов перед красковским светофором. Летом и ранней осенью по железной дороге везли арбузы, и колхозники, сопровождавшие этот груз до места назначения и выполнявшие роль сторожей, охотно распродавали часть его всем желающим. Поэтому, когда по двору Сакко и Ванцетти распространялась новость, что у перегона стоит поезд с арбузами, на железную дорогу выходили и стар и млад. Судя по воспоминаниям, «арбузные сторожа» не стремились обогатиться любой ценой и детям часто арбузы отдавали даром.

       Ещё один вид коллекционирования, не знавший деления на мужское и женское, это коллекционирование значков. Если интерес к спичечным этикеткам в значительной степени продиктован возрастом и желанием приобщиться к миру взрослых (крайне редко это хобби сохранялось в послеподростковом возрасте), то значкам «все возрасты покорны». В квартире Илюхина до сих пор хранится несколько спортивных вымпелов, полностью увешанных значками. Этот вид коллекционирования 1960-е также получили по наследству с довоенной поры. Владимира Илюхина к коллекционированию значков приобщила сестра. Вначале девушка собирала значки из тех городов, где ей удалось побывать. Это были, в первую очередь, города подмосковные, но постепенно сфера интересов расширялась, и значок с гербом или названием уже любого города становился частью коллекции. Обычно коллекционировали значки именно с городами и памятными датами, потом сюда добавилась ещё и космическая тема: куда же в 1960-е без неё?

       Но самым серьёзным видом коллекционирования были почтовые марки. И хотя в сферу филателии были вовлечены всё те же дети, но, порой, коллекционирование марок становилось «делом жизни». Один из таких взрослых коллекционеров жил недалеко от квартала Сакко и Ванцетти, и каждый местный юный филателист был с ним знаком. Имя этого человека стёрлось из памяти Илюхина, он вспоминает лишь о том, что этот человек собирал старые советские марки, а в обмен у него можно было получить марки иностранные.

 

 

       Занятие филателией требует денег. Ребята экономили на школьных завтраках и обедах. Что-то давала игра в расшибок, если, конечно, улыбнётся удача. Но фортуна переменчива, и порой та же самая игра могла отнять всё, что было сэкономлено в течение целой недели. Кому-то иногда помогали взрослые. Так, благодаря всё той же старшей сестре, Владимир Илюхин получил в своё распоряжение серию марок с изображением вертолётов. Вера Илюхина работала на вертолётном заводе в Томилине (сегодня это Московский вертолётный завод им. Н.Л. Миля). На марках, предполагаю, была изображена продукция этого завода. Купить марки можно было в самой Малаховке: помимо почты, в посёлке было два книжных магазина и множество газетных киосков. Но малаховский «филателистический рынок» был невелик, тем более что среди подростков особый интерес вызывали марки иностранные, а их в малаховских магазинах было мало. И ради получения таких марок приходилось выезжать в Москву, на марочные толкучки. Ближайшая из них была на Таганке, в высотке, где находился (и находится сейчас) кинотеатр «Иллюзион». Такое расположение толкучки было удобным: можно было и марки купить, и в кино сходить. И, в итоге, само название «Иллюзион» обрело двойственность: фраза «поехать в «Иллюзион»» могла означать и «съездить в кино», и «съездить на толкучку».

 

       Советские толкучки никогда не были легальными. Власть с «чёрным» рынком пыталась бороться. Николай Прибытков, знавший, наверное, все крупные музыкальные толкучки в Москве того времени, помнит и о том, что приходящий туда всегда должен был быть готов к милицейской облаве. И если милиция обнаружит у тебя западные пластинки (слово «диск» вошло в обиход позже, во второй половине 1970-х), то последствия этого могли быть самыми разными. Но в любом случае они были тяжкими: пластинки конфисковывались, а далее – как повезёт: от строгого выговора с записью в соответствующие документы до возбуждения уголовного дела… На марочных толкучках всё было значительно тише: марки не несли серьёзной идеологической нагрузки, и с нелегальной филателией власть мирилась. Тот же Владимир Илюхин, побывавший на таганской толкучке не один десяток раз, не помнит ни одного случая облавы. Тем не менее, сама поездка на толкучку в Москву была делом ответственным, требовавшим определённой решимости. И ездили туда именно мальчишки. А так как связь с толкучкой была важнейшим условием дальнейшего развития коллекции, то собирание марок было, как правило, именно «мужским делом». Я познакомился с миром марочных толкучек в конце 1970-х, и даже тогда они продолжали оставаться именно «мужским сообществом», хотя женщины там всё же иногда появлялись.

 

 

       Любой филателист достаточно быстро понимает, что «всё собрать нельзя». И вместе с осознанием этого приходится делать выбор, специализироваться на каких-то конкретных тематиках. Из того, что предлагала советская печать, выбор, как правило, делался в пользу спорта, техники и космоса. Но в филателистическом мире Сакко и Ванцетти было огромное количество юных коллекционеров, специализировавшихся на собирании иностранных марок. Тем более что жизнь этому способствовала: на протяжении всего десятилетия на политической карте мира активно появлялись всё новые и новые страны, освобождавшиеся от колониальной зависимости. Только в одном 1960-м году появилось 17 независимых африканских государств, из-за чего ООН назвал этот год «годом Африки». Руководство СССР надеялось, что новые страны пополнят «лагерь социализма», и оказывало им всестороннюю поддержку. Благодаря таким надеждам марки из «третьего мира» оказывались в ларьках «Союзпечати». Стояли они на порядок дороже марок отечественных. Но коллекционер иностранных марок, в итоге, сталкивался с той же ситуацией, что и коллекционер марок советских: «всего не соберёшь». Те юные филателисты, кто проложил дорогу в «Иллюзион», часто делали свой выбор в пользу марок британских колоний. Эти колонии были разбросаны по всему миру, но их марки имели сходные черты, главной из которых было изображение профиля королевы Елизаветы II, помещавшееся либо в одном из верхних углов марки, либо, реже, в центре. Когда таких марок оказывалось много, возникало ощущение, что ты собираешь одну, единую серию, способную заполнить собою десятки страниц марочного альбома. Филателистическая любовь к британскому колониальному наследию пережила и 1960-е, и Советский Союз. Кстати, в начале 1980-х на толкучке в том же «Иллюзионе» эти марки стоили относительно недорого – раз в 5-7 дешевле марок из «освободившейся Африки». Популярность темы колоний в филателии 1960-х привносит в картину той эпохи элемент лёгкой иронии: когда официальная идеология постоянно повторяла о том, что колониализм – это зло, огромное количество советских подростков с энтузиазмом собирало и сохраняло следы колониального наследия.

 

 

       Любая коллекция предполагает возможность обмена. Более того, в большинстве случаев вещь, которая в эту коллекцию попала именно в результате обмена, а не приобретения, в сознании коллекционера получает особый, привилегированный статус. В пространстве двора на Сакко и Ванцетти обменивались все виды коллекций: открытки, значки, марки, этикетки. Часть обменов проводилась и в школе, в лучшем случае – на переменах, но если ситуация позволяла, то почему бы не показать своей подруге открытку или свежую вырезку из журнала прямо на уроке? Наивно думать, что школа – это исключительно сфера образования; для огромного количества школьников она была, прежде всего, сферой общения.

       Коллекционирование способствовало тому, что уличный мир не ограничивался для подростка исключительно двором. В разных малаховских дворах коллекционировали одно и то же, а от улицы Сакко и Ванцетти до МЭЗа всего двадцать минут ходьбы…

       Для подавляющего большинства тех, кто тратил часы на хождение по рельсам в поисках спичечных этикеток или на поездки в Москву ради покупки новых марок, коллекционирование осталось частью детства; во взрослую жизнь эти увлечения перенесли не многие. Естественно, возникает вопрос о судьбе собранных коллекций, тем более что многие из них были достаточно значительные по своему объёму. В лучшем случае, значки где-то висят на вымпелах или лежат в пакетах в глубине шкафов - там же, где и марочные альбомы, а чаще – передаются кому-то помладше, и со временем их след теряется. Впрочем, мало кто из бывших коллекционеров испытывает серьёзную тоску по тому, что было когда-то собрано и когда-то утрачено…

       Уличное пространство жизни подростка 1960-х, с одной стороны, каких-либо чётких границ не имеет. Порой его можно увидеть в самых неожиданных местах – в районе всё той же Таганки, например. Хотя, как правило, его маршруты всё же вписываются в границы посёлка. Но, с другой стороны, это пространство имеет чётко фиксируемый центр – двор. Наличие такого центра – особенность, пришедшая в малаховскую жизнь в самом начале 1950-х и, в первую очередь, благодаря именно «новым домам» на ул. Сакко и Ванцетти.

       Когда Асан Аджи вспоминает о военных и послевоенных 1940-х, он сразу же обращает внимание на «удивительное чувство свободы»: «Мы лазили, где хотели, забирались в самые отдалённые места, никаких преград для нас не было. Вся Малаховка была нашей». Мальчик-подросток того десятилетия ведёт жизнь, напоминающую жизнь кочевника: сейчас он – на одной улице, вечером – на другой, а на следующий день его можно увидеть совсем в другой части Малаховки. Безусловно, круг друзей формируется, в основном, из соседей, но кто сказал, что для полноценной жизни нужны исключительно друзья? «Когда были построены новые дома, мы часто ходили драться с парнями из того района», - вспоминает Аджи…

       Когда в 1950-м строительство домов на ул. Сакко и Ванцетти завершилось, в этой части Малаховки появился тип пространства с принципиально новой «обыденной географией». Особенность этого квартала – в его относительной замкнутости, где есть ограниченная территория, способная удержать ребёнка внутри себя. Это двор, в котором проходит большая часть уличной жизни. Появление такого квартала соответствовало общемосковской градостроительной тенденции того времени: позднесталинский стиль строительства жилых домов предполагал, что они образуют замкнутый контур – квадрат или прямоугольник, с выходами не на улицу, а во внутреннее пространство. В нём формировался свой, особый мир, в котором сосуществовали разные поколения. Дворы 1950-1960-х стали настоящими центрами формирования гражданского общества, в котором существовали и свои традиции, и более-менее чёткие правила поведения, и своя демократия, причём в наиболее чистой, аутентичной форме, т.к. подавляющее большинство решений жители двора принимали самостоятельно. Со второй половины 1960-х градостроительные тенденции опять начали меняться: подъезды вновь стали выходить на улицу. А с середины 1970-х советская публицистика стала активно писать о росте городского индивидуализма и взаимного отчуждения людей.

       Как правило, московские новации проникали в область с некоторым опозданием, и надо отдать должное руководству МЭЗ, которое осуществило один из самых современных архитектурных проектов того времени.

       Поколение людей, чьё детство пришлось на самое начало истории этого квартала – на 1950-е годы, обращают внимание на огромное количество детей, живших в новых домах. Обычно число детского населения этих домов оценивается в районе 200. Те, кто имеет представление о величине квартала, могут попытаться наполнить его в своём воображении таким количеством детей разных возрастов. Всё это «общество» оказывается ещё и очень подвижным, и, что немаловажно, очень громким. Двор просто кишел детьми. Кстати, согласно первоначальному проекту, планировалось строить не двухэтажные, а трёхэтажные дома, но реализовать его, к сожалению, не удалось. Если бы тот проект был реализован, то детское население увеличилось бы ещё в полтора раза…

       Начиная с 1960 года, количество детей на Сакко и Ванцетти начинает уменьшаться. Причина – в расселении коммуналок. На Быковском шоссе завод МЭЗ начинает строить новые дома, и туда переезжают многие из этого квартала. Владимир Илюхин оценивает численность детского населения в своём дворе применительно к 1965 году примерно в 120-140 человек. Связи с уехавшими, как правило, сохранялись. Друзья, знакомые время от времени навещали друг друга. Но в любом случае день подростка начинался со двора и двором заканчивался. Именно в этой среде проходила большая часть «уличного» времени.

       Косвенно наблюдение Илюхина подтверждается свидетельством Элькинда о переполненности малаховских школ в послевоенное время. В той же 48-й (5-й), в которой учился сам Элькинд, за одной партой порой сидело по 3-4 человека; в 1960-е годы такого уже не было.

       Пространство двора – это пространство игры; ребёнок – это homo ludens, человек играющий. Дворовые игры были достаточно разнообразными. И хотя в глубине двора кто-то мог играть в «спокойный» расшибок, а к середине десятилетия во дворе появился бильярд, в который играли и взрослые, и дети, большинство игр всё же были подвижными. Марина Аджи и Владимир Илюхин вспоминают следующие игры: салочки, прятки, казаки-разбойники, лапта, «пионерский галстук». Большинство из них существовало задолго до 1960-х и продолжает существовать до настоящего времени, пусть, порой, и с несколько модернизированными правилами (лапта). Но одна из них, кажется, до настоящего времени не дожила. Речь идёт о «пионерском галстуке». Суть игры в следующем: по краям площадки привязывалось по галстуку. Играли две команды по 2-3 человека в каждой. Задача этих команд сводилась к тому, чтобы не дать соперникам сорвать галстук со своего куста, но суметь захватить галстук соперников. Происходившее на поле явно не соответствовало пионерскому «как повяжешь галстук, береги его...» Судя по тому, что о «пионерском галстуке» вспоминают многие, игра пользовалась большой популярностью.

       Естественно, во дворе были популярны футбол и хоккей (в зимнее время года), со временем появилась волейбольная сетка. Футбольные и хоккейные матчи проводились на одной и той же площадке, находящейся на дороге между домами и оврагом. Следы её можно найти и сегодня. Место спокойное — ни одна машина там не проехала бы. Единственный минус — время от времени сильно посланный мяч улетал в овраг, но и это не было большой проблемой. В футбол играли настоящим мячом. Мячи, набитые тряпками, остались в военном времени. При игре в хоккей ещё в 1950-е активно использовали клюшки для хоккея с мячом, но в 1960-е клюшку для хоккея с шайбой можно было купить в любом магазине. Безусловно, популярности хоккея способствовали победы нашей хоккейной сборной на чемпионатах мира: с 1963 по 1971 год команда СССР побеждала на каждом чемпионате мира, и это достижение не побито до сих пор. В хоккей играли на коньках. Лёд помогали заливать взрослые: в домах на Сакко и Ванцетти жило несколько человек, работавших пожарными. И традиционно, из года в год, в начале зимы во дворе появлялась пожарная машина, протягивался шланг и заливался каток. Желающих поучаствовать в футбольном или хоккейном матче порой было столь много, что из них выстраивалась целая очередь, и команды играли с регулярными заменами. Такой «глубине состава» может только позавидовать современный ФК «Малаховка». На матчи приходили ребята и из соседних мест, никакой конфронтации между «своими» и «чужими», наподобие той, что наблюдалась в начале 1950-х, уже не было. Илюхин вспоминает о своих друзьях и знакомых с Безымянного тупика, с которыми часто играл в футбол во дворе. Безымянный тупик либо выставлял собственную команду на матч, либо играл в составах команд местных. Каких-то устойчивых составов, естественно, не существовало: всякий раз игроки распределялись по командам заново. Часто эта процедура проходила в два этапа: вначале выбирались капитаны (из наиболее авторитетных игроков), потом капитаны набирали состав. Когда на ледовой площадке хоккейных матчей не происходило, она превращалась в обычный каток, на котором наравне с мальчиками катались и девочки. Умение стоять на коньках в то время было обязательным.

       Общая ориентация дворовых игр была подчёркнуто спортивной, во дворе существовал культ спорта. Футбол, хоккей, гимнастика, волейбол дополнялись лыжами, велосипедами; и то, и другое было у всех. Велосипед был очень распространённым способом передвижения по посёлку, но, помимо традиционных велосипедных прогулок, практиковался и экстрим: спуск на велосипеде в овраг, пусть и не с самого крутого склона. Такая спортивная ориентация в занятиях молодёжи поощрялась обществом и государством. Отчасти она была частью подготовки к службе в армии, отчасти — к трудовой деятельности. Тот, кому дворового спорта было недостаточно, шёл в специализированные спортивные секции, существовавшие при школах, на заводе МЭЗ. Была даже своя заводская футбольная команда - «Шахтёр», выступавшая, в том числе, в чемпионате района. Участники секций не только тренировались, но и соревновались. В районе была целая сеть самых разнообразных спортивных турниров. Победители районных соревнований участвовали в областных. Популярным был и комплекс ГТО. Нормы ГТО сдавало подавляющее большинство школьников.

       Большую помощь в организации досуга играл МЭЗ. Завод построил в микрорайоне гимнастический турник с канатом, площадку для городков и обеспечил её инвентарём, а также карусели, детскую горку, качели. Всё это было крайне востребованным. Горка на Сакко и Ванцетти имела съезд, возвышавшийся над землёй более чем на метр. Маленьких детей, съезжающих с неё, надо было ловить, зато дети постарше считали особым шиком суметь приземлиться на ноги. Качели можно было раскачать до такой амплитуды, что чуть-чуть не хватало до того, чтобы они сделали «солнышко» - полностью обернулись вокруг собственной оси; уважающий себя подросток качался на таких качелях не сидя, а стоя. А карусели часто использовались в качестве центрифуги: их можно было (при помощи друзей) раскрутить до такой скорости, при которой держащийся за одно из сидений в буквальном смысле взлетал и дальше крутился параллельно земле. Удержаться в таком положении было очень сложно, и порой «космонавт» приземлялся в овраге, который примыкал к детской площадке. Травматизм на площадке был достаточно высок. Но ссадинами и ушибами любителей качелей-каруселей было не удивить и не испугать, и упоминаний о каких-либо фатальных случаях я в воспоминаниях очевидцев не встретил.

       Малаховский овраг для детей из квартала на Сакко и Ванцетти был продолжением двора, его периферией. Место было популярное, и притягивало к себе детей из самых разных частей посёлка. В связи с этим, можно говорить об овраге как месте знакомств. Но прежде всего, конечно, овраг — это место для игр. Игры напрямую зависели от времени года. Осень здесь была продолжением лета, а выпавший снег превращал овраг в место катания на лыжах, санках, картонках. Владимир Илюхин вспоминает об игре в салки на лыжах. По условиям игры салить можно было, либо спускаясь со склона оврага, либо поднимаясь на него. Сам Илюхин предпочитал во время этой игры скатываться вниз на одной лыже: путь вниз чуть сложнее, зато подъём происходит намного быстрее.

       Весной по оврагу текла вода, и ученики младшей и средней школы активно играли в кораблики. И мальчики, и девочки. Кто-то в качестве кораблика использовал обычные палки, дощечки, а кто-то мастерил настоящие корабли — с мачтами и парусами. Естественно, увлечение корабликами значительно увеличивало количество и частоту домашних стирок. Но весенний овраг нельзя было запретить или отменить, его можно было только пережить.

       Особое время в жизни оврага наступало в мае. В этом месяце из оврага поднимались рои майских жуков. Ловили их всем миром. Во дворе в эти моменты наступала неестественная тишина. Вооружившись стеклянными банками и сачками, дворовый народ располагался на склоне оврага. И начинался сбор. В большинстве случаев к вечеру жуки отпускались на волю, но бывало разное. Илюхин вспоминает, что неоднократно и в массовом порядке банки с жуками открывались уже на следующий день, в школе, и жуки заполняли собою классы и коридоры. Мотивация таких поступков сводилась к следующему: «хотелось удивить девочек». Но девочек можно было удивлять разными способами. Однажды несколько человек принесли в школу ужей, в больших количествах пойманных на Михневском поле (там сейчас кварталы МЭЗ). Девочки «удивились» настолько сильно, что после этого со змееловами побеседовал директор школы. Он смог найти нужные слова, и ужи в школе после этого больше не появлялись.

       При том, что двор был безусловным центром детской жизни, сама эта жизнь исключительно двором (и оврагом) не ограничивалась. Были друзья на МЭЗе и в других районах, был «зимний» кинотеатр, был Летний парк, имевший особое значение в жизни малаховских подростков того времени. Помимо кинотеатра, парк был ценен своей танцплощадкой, которая манила к себе порой не меньше, чем кино. Танцплощадка — это пространство взрослой жизни. Пребывание там означало, что детство кончилось, началась юность. Площадка была огорожена, чтобы туда попасть, необходимо было купить билеты — музыка там была живой, исполнялась либо оркестром, либо группой, музыкантам надо было платить. Т.к. территория площадки была ограниченной, она не могла вместить всех желающих. У входа постоянно толпились люди. Ситуация усугублялась ещё и тем, что в соседних посёлках таких танцплощадок не было, и поэтому в Летнем парке скапливалось большое количество людей пришлых, неместных.

       Самые серьёзные события происходили не на самой танцплощадке (хотя, предполагаю, там завязалось немало знакомств, обернувшихся в итоге свадьбами), а рядом с ней. На подступах к площадке завязывались многочисленные драки, и порой в этих драках участвовало сразу несколько компаний. Владимир Илюхин возникновение драк связывает с теснотой и давкой при входе, когда толчея создаёт конфликты. Местные парни также болезненно реагировали на попытки «чужих» пригласить на танцы девушек. Ситуация усугублялась, если девушка принимала приглашение. В этом случае всё самое интересное для её партнёра начиналось уже после танцев. Виктор Антонов вспоминает, что конфликты не были спонтанными: отдельные группы молодёжи специально шли в парк ради того, чтобы драться, а не танцевать. Хотя никаких подручных средств — кастетов, ножей — в конфликтах вроде бы не использовалось, но дрались жестоко. Кровь на лице противника драку зачастую не останавливала. Бывало, что несколько человек били одного, принцип «лежачего не бьют» действовал далеко не всегда. Из-за подобных конфликтов танцплощадка в Летнем парке сохраняла в себе черты именно послевоенного времени с его жёсткостью нравов: тёмный остров конца 40-х, доживший до «солнечных» 60-х.

 

       Был лишь один сезон в году, когда шум детских голосов во дворе на Сакко и Ванцетти резко стихал... Летом пустела вся Малаховка, кстати, пустела Москва, пустели все города и посёлки Подмосковья. Количество детей на улицах резко сокращалась. Причина этого в том, что на летние месяцы дети переселялись в пионерские лагеря. Судя по воспоминаниям, большинство ездило в эти лагеря с удовольствием. Главным пионерским центром в летнее время был район Зюзино, где находилось 10 (!) пионерских лагерей, в которых отдыхали дети из разных поселений. Границы между лагерями не были непроницаемыми. Они проводили совместные мероприятия — спортивные, культурные, и появление новых знакомств в этой ситуации было неизбежно. Владимир Илюхин с гордостью говорит о том, что именно там, в Зюзино, он познакомился с людьми, с которыми дружит всю свою жизнь. Пребывание в пионерском лагере отчасти напоминало обычную жизнь во дворе: спортивные соревнования, КВН, игры, аналогичные дворовым... Но присутствовало и нечто особое: чёткий распорядок дня, линейки, ночные походы (у старших отрядов) и, конечно же, пионерские костры; для многих именно они стали квинтэссенцией летней пионерской жизни. Часто к одному костру подтягивались отряды из разных лагерей. А в конце августа во двор возвращался привычный шум детских голосов, наступала осень, и жизнь в очередной раз шла по привычному кругу… лишь с каждой новой осенью школьники становились на год старше.

       Конец 1960-х совпал с началом юности рождённых в самом начале эпохи оттепели. Новое десятилетие не было богатым на бурные события, издали оно даже создаёт иллюзию некоего абсолютного благополучия. Однако в обществе стремительно нарастали серьёзные противоречия, и новое поколение столкнулось с ними, едва вступив во взрослую жизнь. К тому времени оно начало «рассеиваться»: кто-то уже учился в Москве, а потом и осел там, кто-то переехал в другие районы Малаховки. Сегодня двор на улице Сакко и Ванцетти — очень тихое, спокойное и поэтичное место: правильное расположение домов сглаживает шум от автомобильной дороги, детей здесь значительно меньше, чем было раньше. Нет старой площадки. У оврага всё так же работает библиотека. Ближайшие к оврагу, постаревшие на полвека дома по-прежнему реагируют на движение товарных поездов. Человека нового эта дрожь может даже испугать, но местные давно уже к ней привыкли. Только «местных» становится всё меньше: люди разъезжаются, продают и сдают квартиры, умирают. Новые жильцы, приходящие на смену старожилам, часто о прошлом района знают мало. Впрочем, они и не обязаны о нём знать.

 

(2017)

Необходимо зарегистрироваться, чтобы иметь возможность оставлять комментарии и подписываться на материалы

Поделись
X
Загрузка