Онтологические прогулки

 

 

 

 

 

18. Нацизм и Украина как антисистема

 

1056.  ХХ век показал, что объектами социального конструирования могут быть не только системные (позитивные) элементы, но и деструктивные (антисистемные). При этом антисистемные конструкции могут иметь масштабы, превосходящие масштабы антисистем прошлого. Сегодня конструируются не отдельные субкультуры и социальные группы, а целые общества, имеющие видимость самодостаточных. В рамках таких процессов создаются не только социальные группы и модели управления. Придумывается фейковая история таких обществ, изобретается язык и этническая атрибутика. Особенность таких (глобальных) антисистем связана с тем, что они являются обществами-симулякрами, подчиняющимися внешнему управлению. Эти симулякры выполняют инструментальные функции в тотальной войне. Созданные на краю своей материнской системы (цивилизации), они предназначены для разрушения этой цивилизации.

 

1057.  Если в прошлом антисистема создавалась самой системой в качестве элемента, призванного локализовать в себе деконструктивные внутрисистемные элементы, а в дальнейшем – повлиять на её становление, то в настоящее время антисистема может быть внедрена в систему извне. Одна цивилизация может сконструировать антисистему для другой цивилизации.

 

1058.  Современная Украина – яркий пример внешнего антисистемного конструктивизма. Эта антисистема – продукт политического воображения. Источники (механизмы) этого воображения находятся не на Украине, а за её границами (на Западе). Запад придумал этот фантазм и нет ничего удивительного в том, что он управляет им. Истоки украинской государственности находятся не в Запорожской Сечи и не в фентезийном племени укров, а в истории театра марионеток, существовавшего ещё в античное время.

 

1059.  Попытки выйти за пределы узкой театральной сцены в более широкое социальное пространство предпринимались неоднократно (Голем, Франкенштейн). Результаты этих попыток также могут считаться предшественниками современной Украины и украинской государственности.

 

1060.  Сама идея украинской нации имеет литературное происхождение. С лозунгом «литературу – в жизнь» разные общества сталкивались неоднократно. И последствия осуществления такого лозунга амбивалентны. Советские учебники регулярно вспоминали о том, как роман «Что делать?» в своё время «перепахал Ленина» (по его собственному высказыванию). Чуть позже Ленин «перепахал» Россию. Нечто сходное мы наблюдаем и на западной окраине Русского мира. Украина – это комплекс литературных произведений, воплощённых в жизнь. И в таком качестве современная Украина свидетельствует не только об общем состоянии современных международных отношений, о проблемах разных цивилизаций и других социальных сторонах существования мира, но и о современном состоянии литературы. Если в прошлом главное направление литературного творчества было связано с социальным и психологическим романом, то литературная современность являет себя как торжество фэнтези. На место идеи преобразования реальности приходит идея её отмены и придумывания нового, безусловно вымышленного мира, в котором всё возможно, все желания осуществляются, а цели достигаются без каких-либо усилий. С точки зрения литературных реалий XIX века фэнтези – это упадок литературы. И, скорее всего, окончательный – того значения и влияния, какое литературное произведение имело в прошлом, оно уже не будет иметь никогда.

 

1061.  Проект «Украина» появился, когда фэнтези ещё не заменил собою реалистический роман. Но своего максимального развития этот проект достиг, когда такая замена уже произошла. И в рамках литературной эволюции современная Украина – это произведение постмодернистской культуры.

 

1062.  Одна из главных тем постмодернизма связана с его отрицанием возможности существования Утопии («время больших рассказов закончилось») и дискредитацией её ценности («любая Утопия превращается в Анти-Утопию»). Но в той мере, в какой постмодернизм вынужден иметь дело с будущим, он вынужден взаимодействовать и с Утопиями, существование которых он формально отрицает. Эту проблемную для себя ситуацию постмодернизм решает посредством наделения статусом Утопии индивидуальных фэнтези. Происходит «автономизация» и «индивидуализация» утопических представлений: образ будущего в каждом сознании обретает неповторимую, уникальную конфигурацию. Но, индивидуализируясь, Утопия утрачивает энергию притяжения. Она оказывается неспособной формировать вектор социального (коллективного) становления.

 

1063.  Постмодернизм и неолиберализм часто рассматриваются как две стороны единого целого, органично сочетающиеся друг с другом. Это утверждение спорно. В отличие от постмодернизма мышление неолиберализма обладает очевидной связью с Утопией. Неолиберализм признаёт законность существования Утопии и сам стремится такую Утопию создать. Постмодернизм Утопию отрицает. Некое подобие союза между неолиберализмом и постмодернизмом, возникшее в конце ХХ века, это «брак по расчёту». Два сильных интеллектуальных и культурных течения не стали бороться друг с другом, а заключили пакт о ненападении. И современная западная культурная реальность – это творение не только неолиберализма, но и постмодернизма. Представление о существовании автономного экономического субъекта имеет неолиберальное происхождение, а всякого рода изобретения новых гендеров – постмодернистское.

 

1064.  Новая гендерная политика Запада выявляет главные особенности постмодернистского фэнтези: оно очевидным образом эротично. Это – жанр экспериментальной эротики. И будучи таковым, фэнтези демонстрирует след историчности. Изначальное («первое») фэнтези по своему характеру – героично. Позднее (современное) фэнтези – эротично. И в этом контексте любой современный лозунг «мы хотим в Европу» вбирает в себя эротические коннотации. В сознании «стремящихся» Европа раскрывается как реальность приватного порно, предельно дистанцированного от всех социальных задач и обязательств.

 

1065.  Движение фэнтези от героического пафоса к доминированию эротического переживания вполне вписывается в классические представления об эволюции больших сообществ («империй»), в рамках которой сообщество меняет ценности служения на достижения гедонизма. Для Шпенглера такая трансформация означала переход общества от фазы культуры к фазе цивилизации. В этом, в частности, суть «Заката Европы» как не только геополитического, но и духовного процесса.

 

1066.  Если последовать за мыслью Шпенглера далее, то мы увидим, как в процессе трансформации культуры в цивилизацию традиционные религии уступают свой статус главных форм культуры идеологиям, а чуть позже сами идеологии начинают стремительно эстетизироваться, вступая в симбиоз с искусством, точнее, с тем, что от искусства смогло сохраниться. И главным жанром этого нового симбиоза, сущностным нервом новой культуры становится порнография. Всё, что находится за пределами порнографического, начинает присутствовать в эстетизированной постмодернистской картине мира лишь в качестве балласта, полученного в наследство от прошлого.

 

1067.  Постмодернистская версия Утопии-фэнтези имеет очень слабый потенциал для осуществления социальной консолидации. Своеобразие индивидуальных представлений о будущем предполагает, что их обладателям достаточно сложно найти единомышленников, по крайней мере, в большом количестве. Такие утопии-фэнтези могут создавать небольшие, локальные группы, но не способны (сами по себе) трансформировать мировоззрение общества в целом. Если группа стремится к тому, чтобы сделать собственный образ будущего общепринятым, ей неизбежно придётся внедрять этот образ в общественное сознание авторитарными средствами, т.е. при помощи явного или скрытого террора. Именно это и произошло на территории сегодняшней Украины.

 

1068.  С точки зрения постмодернистской литературы Украина – это рассказ о том, как небольшая группа людей смогла навязать свои взгляды очень большой группе. С точки зрения классической культуры это демонстрация того, как при удачном стечении обстоятельств действия маргинального социального меньшинства могут изуродовать  жизнь целого общества, а потом это общество уничтожить.

 

***

 

1069.  В истории Украины как большого технического устройства (социальной машины) был временной интервал, когда она не вполне принадлежала своему создателю. Но с конца ХХ века ситуация вернулась к исходной: Запад вернул себе возможности управления этой антисистемой и, соответственно, конфликт между Украиной и Россией стал лишь вопросом времени. При благоприятном для владельцев этой территории стечении обстоятельств он мог возникнуть ещё в 2005 году.

 

1070.  Идея, сформировавшая современное украинское мировоззрение, сводится к тезису «Украина – это анти-Россия». Все остальные украинские идеологемы в той или иной степени производны от этого тезиса.

 

1071.  Если на рациональном уровне любое «анти-» провоцирует переиначивание, действие от обратного, то на эмоциональном уровне оно оборачивается возникновением открытой ненависти к своему объекту. Ненависть к России – это главное глубинное состояние той части населения Украины, которое осознаёт себя украинцами. Этого феномена в современной России не хотят замечать многие. Он не вписывается в традиционное клише о «трёх братских народах». Никаких «трёх народов», если предполагать, что между ними существует некое равноправие, сегодня не существует. Сама метафора не имеет смысла. У России добрые отношения с Белоруссией, но белорусы всегда рассматривали свою независимость от России как временное, неестественное состояние. Белорусский народ – это народ Российской Федерации, временно оказавшийся за её пределами. Российская Федерация – это другое название Русской цивилизации, внутри которой есть системообразующий народ и все остальные. В том случае, когда рядовой белорус, внезапно проникнувшись националистическими идеями, начинает осознавать себя и свой народ как нечто самодостаточное, уникальное и независимое от Русского мира, он стремительно превращается в поляка в эрзац-версии. Украинская ментальность с её культом особости изначально была в конфликте с русскими. Долгое время этот конфликт был скрытым, подсознательным, но в XXI веке он обрёл открытые формы и наконец-то наделил украинский народ подлинным смыслом существования. Вне эмоции ненависти эта этническая общность существовать не может.

 

1072.  Тот же белорусский национализм по своей сути антинационален, это – Анти-Белоруссия. Определение «выродки» звучит крайне неуважительно, но как иначе можно относиться к людям, для которых 17 сентября 1939 года является не Днём воссоединения белорусского народа, а днём национальной скорби? Пытаясь дистанцироваться от России, этот национализм оказывается апологией польского господства на белорусских землях. Идеологов белорусского национализма не смущает, что сами поляки воспринимали белорусов исключительно как людей второго сорта, культурно и социально неполноценных, и предпринимали максимум усилий для того, чтобы раздавить белорусское самосознание на территории своих восточных кресов.  

 

1073.  Представления о братстве родственных народов, присущие российской публицистике, являются урезанной версией панславистской иллюзии, популярной в России во времена славянофильства и Данилевского. Но если ранее эта иллюзия была направлена на Балканы, то сегодня она распространяется на Украину. Проблематичность и вредность этой иллюзии в том, что увязывает решение современных внутрироссийских проблем с объединением (восточно) славянских народов в границах единого государства.

 

1074.  Тем более не существует сегодня какого-то «триединого русского народа», включающего в себя русских, белорусов и украинцев. Украинцы и белорусы  – это самостоятельно существующие народы. Каждый из них обладает собственным самосознанием. Белорусы – это именно белорусы, а не частная модификация русских. То же самое относится и к украинцам. Для осознания этого тяжёлого для многих русских националистов факта не надо создавать сложные концептуальные схемы; для этого необходимо лишь выйти на улицы белорусских или украинских городов и поговорить с их жителями.

 

1075.  Русские, белорусы и украинцы имеют общее происхождение. Но эта общность не означает некоего само собой разумеющегося братства. В рамках русско-белорусских отношений такое братство очевидным образом присутствует. В рамках русско-украинских отношений не менее очевидно его отсутствие. И любые панславистские иллюзии на этот счёт крайне вредны. Они уже привели к серьёзным ошибкам в начале проведения Россией Специальной военной операции и могут сыграть негативную роль и в дальнейшем. Если мы признаём, что важнейшей сущностной характеристикой народа является единство самосознания, то одной из главных идеологических задач СВО оказывается не изменение представлений украинского народа о себе самом и мире, а уничтожение самосознания этого народа. Очевидный во время войны тезис «враг должен быть уничтожен» в условиях межцивилизационной войны означает, что такое уничтожение осуществляется, помимо прочего, на ментальном уровне. «Украинство» (А.В.Кочетков) как некое идеационно-духовное единство должно перестать существовать, что ни в коей мере не означает осуществления физического террора над большинством носителей этой идеи. Но только уничтожение «украинства» как единства самосознания будет действительной победой в СВО. А все «гуманистические сантименты» в данном случае – для любителей эротического фэнтези. Реальная логика войны предельно проста: если они хотят уничтожить нас, мы должны уничтожить их.

 

1076.  Тезис о братстве русского и украинского народов должен быть изменён на прямо противоположный: «для Русского мира Украина – это экзистенциальное зло!». (И.Григоров). И ничего более.

 

1077.  Экзистенциальное зло должно быть уничтожено. Но применительно к Украине это требование не реалистично. Россия не обладает возможностями подобного рода. Поэтому и СВО не может закончится абсолютной победой. Победа России в войне с Украиной может принести лишь относительные положительные результаты. Но Украина как политическое образование сохранится. Это означает, что с экзистенциальным злом придётся сосуществовать и в дальнейшем, после окончания войны. Явный конфликт перейдёт в скрытый. Но точка генерации хаоса на территории Русского мира сохранится.

 

1978.  Учитывая то, что антисистема – беспочвенна, на короткой временной дистанции она может обладать самым произвольным мировоззрением. Увлечение украинских нацистов скандинавским язычеством вызывает иронию, но само наличие такого увлечения показательно: для антисистемы можно придумать любое прошлое. В данном случае важно не содержание фантазма, а эффективность механизмов его внедрения.

 

***

 

1079.  Новые технологии переформатирования общественного сознания были впервые отработаны в процессе формирования на Западе психологии массового потребления. В современном горизонте метаморфозы, произошедшие с украинским восприятием мира, далеко не самые масштабные. Эти технологии по-прежнему активно применяются и на Западе, где их успехи ещё более значительны. Представители новых западных поколений под влиянием этих технологий не только отказываются от западной традиции, но и в массовом порядке трансформируют гендерные основания собственной личности. А навязать человеку сексуальную ориентацию намного сложнее, чем привить ненависть к какой-либо стране.

 

1080.  При том, что украинское общество осознаёт себя в безусловно фентезийном ландшафте, а его главным эмоциональным основанием оказывается ненависть к России, это не делает само общество фиктивным. Украинские фантазмы обладают всеми чертами экзистенциальной подлинности. Множество людей, чьё личностное формирование пришлось на последние полтора десятилетия, готовы отдать все силы и, порой, даже жизнь, но не во имя развития своей собственной страны, которую они покидают с удивительной лёгкостью, а во имя разрушения другой страны. В рамках такой антисистемной логики человек готов пожертвовать собственной жизнью для того, чтобы перестал жить другой человек. 

 

1081.  Глубинная ненависть украинского общества к России показывает, что подлинным основанием образа реальности являются не идеи, а переживания. Реально то, что непосредственно прочувствовано.

 

1082.  При том, что главным идеологическим элементом Украины как антисистемы является национализм, антисистемные черты присутствуют и в украинском либерализме. Лозунг этого либерализма «сделать в Украине так же, как в Европе» не выглядит программой национального возрождения. Скорее, наоборот: местная самобытность должна быть преобразована в соответствии с европейскими стандартами. В первую очередь, бросается в глаза подражательность этого лозунга. Но за стремлением к подражанию скрывается более негативная эмоция: зависть. Именно она столь часто прорывается сегодня в разговорах украинских «беженцев» в Европе, она же становится основанием этих же «беженцев» против европейцев.

 

1083.  Зависть как эмоция – сущностно антисистемна. Она отрицает ценность существования того, кто завидует, наделяя такой ценностью существование того, кому завидуют. «Своё» оказывается вторичным от «чужого». При этом «чужое» притягательно, а «своё» – малозначимо. Отношение завидующего к тому, кто становится объектом зависти, воспроизводит – в повседневной, конкретной форме – отношение антисистемы к системе. Но зависть – менее яркая эмоция, чем ненависть. В том случае, когда ненависть проявлять нельзя, зависть выходит на первый план. Но, если зависть сочетается с ненавистью, то в большинстве ситуаций именно ненависть будет доминировать. Первый случай характеризует отношение сегодняшней Украины к Западу, второй – к России.

 

1084.  Ненависть к другому и зависть к нему являются эмоциональными основаниями и антисистемной личности, и антисистемного общества. Третьим элементом является эгоцентризм, проявляющийся в установке «мне все должны». Эта установка производна от идеологии массового потребления. Все эти установки на Украине присутствуют в масштабах, заметно превосходящих Европу и Америку. И с этой точки зрения современная Украина является прообразом общества будущего в том виде, в каком его хочет видеть мировая неолиберальная элита. Киев 2021 года (до начала СВО) – это Париж и Лондон через 10-15 лет.

 

1085.  Являются ли зависть и ненависть к другому какими-то изначальными, базовыми характеристиками украинской ментальности? – Нет, конечно. В онтологической перспективе наличие каких-либо базовых ментальных характеристик проблематично. Все эти черты формируются в процессе социализации субъекта. Но особенность украинских механизмов социализации связана с тем обстоятельством, что зависть и ненависть культивировались в украинском общественном сознании. Эти механизмы были призваны сделать рядового украинца хуже, чем он мог бы быть.

 

1086.  Само наличие такого, негативного вектора социализации не может быть объяснено только ссылками на реалии постсоветского времени и на «дурную роль» Запада в этом процессе. Их действительное происхождение более глубинно. Они связаны с украинским аграрным миром. Благоприятный климат и высокое качество почв позволили этому миру иметь более высокий уровень жизни в сравнении с тем, что был в крестьянской России. Эти же качества позволили украинскому крестьянину быть более независимым от крестьянской общины, предопределив развитие украинского крестьянского индивидуализма. В итоге, сформировался особый крестьянский тип, в сознании которого господствуют предельно простые (аграрные) представления о мире и человеческих потребностях, а импульс самоутверждения направлен на непосредственное окружение. В России этот тип психологии наиболее полно воплотился в русском кулачестве с его склонностью делить мир на «моё» и «чужое» и стремлением сделать «чужое» «своим», не обращая внимание на используемые для достижения этой цели средства. (В связи с этим очень забавно выглядит бравирование отдельных русских националистов кулацким происхождением своих предков.) В русской общине у кулака было красноречивое дополнительное именование – «мироед». Но склонность к мироедству возникает только при достижении определённого, относительно высокого уровня достатка, когда самые простые материальные потребности оказываются осуществлёнными. Мироедство как самоутверждение – это аграрная версия удовлетворения вторичных потребностей. Но если в Центральной России к кулачеству принадлежат единицы, то на Украине – вследствие объективных причин – этот социально-психологический тип имел массовое распространение. Крестьянин-кулак – это основной социальный элемент украинской ментальности.

 

1087.  Мироедство (кулачество) не привязано к конкретной земле и этнической культуре. Возможность появления такого социального типа присутствует в каждой аграрной культуре. Эмиль Золя, например, демонстрирует его наличие во Франции XIX века. Но в разных обществах он обретает разную степень распространения, а на Украине именно он стал основным.

 

1088.  Украинская психология предельно наглядно демонстрирует нам то, какой должна была стать Россия в случае, если аграрная реформа Столыпина смогла бы осуществиться. П.Я. Столыпин делал ставку на «сильного крестьянина», что автоматически предполагало разрушение русской крестьянской общины. Не обращая внимания в данном случае на такой «пустячок», как пламя классовой войны в деревне, неизбежно вспыхнувшее бы в момент осуществления реформы, можно взглянуть на итоговый результат таких действий. Победившая Столыпинская реформа – это и есть Украина как торжество кулацкой психологии. Уже в советское время носители этой психологии активно мигрировали в города и формировали украинскую городскую («высокую») культуру. Содержание потребностей менялось, а первичные психологические импульсы оставались прежними.

 

***

 

1089.  Идеальное состояние общества с точки зрения неолиберальной элиты – это состояние нестабильное, фрагментированное и конфликтное. С. Жижек обратил внимание, что выделение в обществе малых социальных групп ведёт к социальной раздробленности, в результате чего общество теряет способность к сопротивлению. А т.к. власть регулярно сталкивает малые группы друг с другом, то в обществе увеличивается степень конфликтности. Но, тем самым, увеличивается и уровень хаоса в общественных процессах. Хаос, в свою очередь, затрудняет какие-либо конструктивные, системные действия, усиливая уровень деструктивности и антисистемности.

 

1090.  Будучи экспериментальным полигоном неолиберализма, Украина парадоксальным образом обнаруживает онтологические пределы неолиберальной утопии, пусть и в негативной форме. Антропологическим идеалом неолиберализма является абсолютно рационалистическая личность, все идеалы и ценности которой сводятся к числовым соотношениям. Но ненависть и зависть не подчиняются власти Числа. Эти эмоции – иррациональны и, вследствие этого, не прагматичны. Они способны проявляться вопреки всем кратковременным и долговременным интересам личности.

 

1091.  Иррационализм негативных человеческих состояний может быть осмыслен метафизически. В метафизической перспективе тотальной рационализации не подчиняется не только высшее, светлое начало в человеке, но и низшее, тёмное. Человеческая бездна так же не поддаётся измерению, как и человеческое Небо.

 

1092.  Вопрос о том, существует ли сегодня украинская нация является бессмысленным поскольку наличие или отсутствие нации не подлежит эмпирической верификации. Нация – в отличие от народа – это фантазм, обладающий способностью к самым произвольным интерпретациям. Но если допустить, следуя желаниям украинского национализма, что украинская нация каким-то образом существует, то сопоставление концепта нации с реальной жизнью придаёт этому концепту очевидные негативные черты, что вполне объяснимо, т.к. творения антисистемы не могут ей соответствовать.

 

***

 

1093.  Важнейшей особенностью этой нации, как и украинского народа, является отсутствие национального языка. Народ, противопоставляющий себя России, в большинстве своём говорит на русском языке, но, при этом не считает себя частью Русского мира. Существование украинского языка – не очевидно; в разных регионах Украины украинским языком называют разные диалекты. Основные центры существования этих диалектов связаны с сельскими районами и малыми провинциальными городами.

 

1094.  Пример Украины показывает, что антисистема сегодня может создать крайне широкий спектр явлений. Но задача создания языка возможности антисистемы превосходит.  Язык формируется в процессе позитивной (системной) деятельности и в течение более долгого времени.

 

1095.  Ненависть ко всему русскому, активно культивируемая на Украине в ХХI в., и активное использование русского языка в качестве родного для украинского общественного сознания не является противоречием. Рух в своё время активно использовал термин «русскоязычные украинцы». При этом таких украинцев в стране ещё десять лет назад было подавляющее большинство. Это обстоятельство придаёт шизоидный характер существованию украинцев и как народа, и как нации.  

 

1096.  Отчасти похожая на Украину ситуация присутствует во многих регионах Русского мира: в Белоруссии, Поволжье, Сибири. У многих народов Русского мира их родной язык постепенно исчезает. Так, например, ради интереса можно попытаться услышать мордовский язык в Саранске, столице Мордовии. Этот язык присутствует почти исключительно в сельских районах, но и там он не является чем-то единым. Это – три диалекта, два из которых (шокша и мокша) не понятны друг для друга. Можно говорить, что эти диалекты постепенно исчезают – в той степени, в какой сельские районы уступают место городским. Соответственно, о мордве можно говорить сегодня как о народе, пребывающем в состоянии активной ассимиляции в русскую среду. Но Украина – это совсем другой случай: национальная политика этой страны направлена не на ассимиляцию, а диссимиляцию. Если силой ассимиляции является крупный город, то силой диссимиляции – деревня. Сегодняшняя популяризация украинских диалектов в этой стране – проявления вторжения деревни в город. Нечто подобное Украина уже переживала во времена Гражданской войны. Петлюровское движение также было антисистемным.

 

1097.  Ситуация с языком демонстрирует важный аспект деятельности антисистемы. Антисистема, когда обретает глобальный характер, приводит к архаизации жизни. Архаизация – проявление упрощения системных связей.

 

1098.  Очевидный пример архаизации системы: можно попытаться обсудить на украинском языке проблемы квантовой механики или какой-либо другой сложной концептуальной модели. Квантовая механика оказывается «вне зоны доступа» для этого языка. В этой ситуации переход на русский или на какой-либо другой развитый язык – почти неизбежен. Проблему культурного отставания украинского языка можно решить (и она так и решается) посредством механических заимствований из других языков. Но, использовав этот приём однажды, придётся пользоваться им и в дальнейшем. Если языку навязывается терминология, превосходящая уровень его развития, язык теряет способность к самостоятельной (внутренней) генерации новых терминов.

 

1099.  Похожая ситуация сложилась в России XVIII века, когда в сферу русского языка началась массовая интервенция терминов из европейских языков. Русская аристократия говорила на французском не потому, что изначально презирала русский, а потому, что русский в тот момент не мог выразить ту гамму чувств, что была свойственна русской социальной элите. На это обстоятельство жаловался ещё А.С. Пушкин. Русскую цивилизацию спасло то, что вестернизация языка затронула очень узкий социальный слой. Основная часть населения смогла сохранить язык, и когда – в процессе национализации элиты и технологического развития – началась чистка «русского аристократического диалекта», «аграрный русский» стал той основой, на которой возник литературный русский язык. Но в процессе такого возрождения русскому языку пришлось пройти через реформу, предполагавшую ряд компромиссов между диалектом аристократии и народными диалектами.

 

1100.  Ещё один пример системной архаизации в сфере языка: широкое распространение ненормативной лексики. Эта лексика восполняет дефицит сложных образов.  И этот феномен также имеет аналоги в истории. В русском (советском) городе ненормативная лексика была свойственна, в первую очередь, бывшим крестьянам. Мат – это знак не упрощения языка, а недостаточности его развития. Но в случае с Украиной сам вектор становления языка противоположен вектору советского времени. В советских городах русский деревенский трансформировался в городской русский; на Украине происходит обратное движение.

 

1101.  С точки зрения социальной онтологии архаизация (наступление деревни на город) является одним из самых важных процессов, инспирированных украинской антисистемой. Аналоги этого процесса в истории уже существовали. Один из самых ярких – Камбоджа времён красных кхмеров. Безусловно, камбоджийский вариант наступления деревни на город был несоизмеримо агрессивнее и, как следствие, трагичнее. Но в Камбодже общественная система была несоизмеримо проще русской системы, от которой отделилась Украина. Соответственно, все системные и антисистемные процессы в этой стране были более простыми.

 

1102.  Архаизация не является дискретным процессом современной жизни. Она не существует время от времени. Архаизация – это постоянный фон общесистемной деятельности, в т.ч. и системного развития. Усложнение одного сегмента системы неизбежно влечёт за собой относительное упрощение (архаизацию) ряда других сегментов. В связи с этим возникает системный парадокс: уровень архаизации повышается по мере интенсификации развития. Эта ситуация имеет общекультурные и психологические основания: когда значительная часть общества не успевает адаптироваться к переменам, индивидуальный опыт для объяснения происходящего вынужден обращаться к более простым, уже проверенным способам и моделям понимания. Но эти, «простые модели» не могут быть использованы в новых условиях в полной мере. От них остаются лишь отдельные элементы, которые опыт старается объединить в целостную, непротиворечивую схему. Старое возрождается в новом – не только обретая иной интерпретативный контекст и, соответственно, другой комплекс значений, но и получая более простую, примитивную структуру. Старое проявляется в новом в упрощённой форме. Так, например, картина мира рабочего, только что пришедшего в город из деревни, проще и архаичнее картины мира, присущей жителям той деревни, откуда он вышел. Но подобные архаические элементы являются крайне нестабильными и неустойчивыми во времени, они – всего лишь моменты процесса преобразования системы; сегодняшняя архаика, на первый взгляд, тянущая систему назад, в прошлое, уже завтра превратиться в органический элемент новой, более сложной системной конфигурации, или просто исчезнет.

 

1103.  Роль, место и значение архаических элементов в системе и антисистеме противоположно. Для системы архаика – это фон, не определяющий направление системного становления, для антисистемы архаика – это и есть направление становления.

 

1104.  Один из главных вопросов для любой антисистемы – это вопрос о её социальной базе. Социальная база определяет масштабы антисистемы, её идеологию, активность и характер деятельности. Принципиально важным является вопрос: где находится центр этой социальной базы? В любом случае антисистема рождается в структурах, не связанных с почвой. И эти же структуры будут основным «двигателем» антисистемы, от них будет исходить основная забота о её дальнейшем существовании. Но если импульс, идущий от этих структур, встречает отклик в обществе, становление антисистемы обретает спонтанность и относительную непредсказуемость. «Творчество масс» придаёт ей конфигурацию, изначально не планируемую создателями антисистемы. Если же общество является всего лишь пассивным материалом для антисистемного проекта, то антисистема становится хрупкой и её существование необходимо поддерживать дополнительными, целенаправленными действиями. Творцы антисистемы должны создавать внутри неё всё новые и новые события, благодаря которым она будет обновляться, и демонстрировать свою жизненность.

 

1105.  Особенность Украины как антисистемного проекта – в том, что долгое время этот проект был почти исключительно продуктом деятельности социальных элит. Изначально он был создан в среде прозападнически настроенных интеллектуалов, в советское время эпицентром его формирования стала большевистская бюрократия. Но за исключением западных областей, вошедших в состав СССР тогда, когда проект «Украина» был создан, массовой социальной базы в городах он не нашёл. «Украинство» в городах было чисто номинальным. И, несмотря на время от времени возникавшие кампании  по украинизации городов, такое положение дел сохранялось до второй половины 1980-х годов. Местная бюрократия с её навязчивой идеей насаждения украинского языка могла апеллировать лишь к сельским районам УССР. Но и в сельской среде успешность украинизации была относительной. Строительство сельских украиноязычных школ, например, существенно повышало грамотность местного населения, но, в то же время, оказывалось для него стимулом для дальнейшего повышения образования. А такое образование было доступно в городах. Но, перемещаясь в город, вчерашний крестьянин переходил на русский язык, трансформировался в горожанина. И чтобы эта трансформация была успешной, такому новому горожанину необходимо было старательно забыть обо всех привычках и манерах поведения, что были ему присущи в прошлом, во время жизни в деревне. Эта ситуация сходна с ситуацией в российских городах в период индустриализации. Но если «новые русские рабочие», становясь горожанами, стремились преодолеть крестьянские черты, то «новый украинский рабочий» попутно, вместе с крестьянством, преодолевал и власть украинского языка над собственным сознанием. И чем больше вчерашних крестьян оседало в украинских городах, тем требования к соблюдению правильных (т.е. русскоязычных) языковых норм становились жёстче. Неофиты всегда трепетнее относятся к соблюдению традиции, чем те, кому эта традиция досталась по праву рождения.

 

1106.  Задачи советской украинизации вступали в противоречие с задачами советской индустриализации. Индустриализация требовала развития городского уклада, а украинизация консервировала уклад сельский. В итоге, для тех, кто смог интегрироваться в городское общество, украинизация стала лишь локальным этапом в жизни, позволявшим личности двигаться дальше, и основанием для идиллических воспоминаний, обретавших дополнительную яркость в поздние годы жизни. Для тех же, кто не смог преодолеть «власть земли» и остался в деревне, украинизация стала инструментом социальной дискриминации: украинский язык консервировал местную сельскую жизнь на определённом уровне и препятствовал её дальнейшему развитию. И разрыв между городом и деревней с течением времени лишь усиливался.

 

1107.  Разрыв между городом и деревни, возникающий в процессе развития системы, не является антисистемным процессом. Такой разрыв является частью общесистемного становления, но увеличивает степень разбалансированности системы и порождает серию новых противоречий внутри неё. Тем не менее, его возникновение можно отнести к издержкам развития, но только в том случае, когда город сохраняет культурное и мировоззренческое доминирование над деревней.

 

1108.  История советской Украины – это история антисистемного наследия, с которым советская власть, трансформировавшаяся из антисистемной силы в системную, должна была что-то делать. Правила политической игры не позволяли от этого наследия отказаться, а интересы развития не позволяли воспринимать его всерьёз. Основной смысл Украинского проекта в позднесоветское время был связан с внутриполитическими бюрократическими играми. Украина стала социальным основанием для существования относительно автономного бюрократического клана, выступающего от имени УССР и добивавшегося для себя особых привилегий и возможностей. Но данная ситуация характерна для почти всех бюрократических кланов союзных республик.

 

1109.  В постсоветский период характер украинского проекта глобально меняется. Из наследия советской эпохи он превращается в инструмент межцивилиционной войны, все нити управления которым находятся за пределами Украины. В новых условиях меняется социальное ядро этого проекта. Ставка делается на маргиналов. Речь не идёт о том, что маргиналы превращаются в социальную элиту, но представители самых разных слоёв общества, попадая в эту элиту, превращаются в маргиналов. Антисистема не нуждается в наличии большого числа маргинальных структур и групп, являющихся внешним условием для её существования; антисистема сама производит такие элементы и именно этот тип производства является для неё главным.

 

1110.  Сущность антисистемы может быть сформулирована по аналогии с сущностью индустриального производства. Антисистема – это Большая машина, производящая маргинальные типы личности, маргинальные структуры и формы маргинального порядка. В онтологическом контексте все эти производственные элементы оказываются частью глобального производственного процесса – производства хаоса. Антисистема – это машина, создающая хаос.

 

***

 

1111.  Антисистемное ядро на постсоветской Украине необходимо было сконструировать; в готовом виде его не существовало. Таким ядром стал украинский нацизм, а его первичной социальной формой – национальные батальоны. (А.В. Кочетков)

 

1112.  Нацизм – наиболее радикальная и наиболее последовательная форма национализма. Впервые этот тип национализма заявляет о себе в рамках западной колониальной политики и в условиях догоняющей модернизации, в рамках которой европейские страны, по тем или иным причинам отстающие в своём развитии от мировых лидеров, вынуждены прибегать к созданию политической модели всеобщей модернизации, т.к. только такая модель может обеспечить в соответствующих условиях относительно резкое увеличение темпов экономического и культурного развития. Если европейский «классический» национализм XIX века формировался при активном участии гражданского общества, что придавало его идеям множество случайных и непоследовательных аспектов, то нацизм ХХ века являлся, главным образом, продуктом творчества государственных идеологий, что делало его более последовательным, чётким и менее вариативным. Но даже такой, ранний нацизм в сравнении с украинским выглядит более гибким и реалистичным. Украинский нацизм был придуман (изобретён) от начала и до конца. Это – изначально рационалистическая модель, не требующая для своего утверждения глубинных связей с реальностью. Наоборот, её целью является разрушение традиционных внутрисистемных связей с последующей заменой их новыми, обладающими очевидными негативными издержками. Устанавливая связи с реальностью такая антисистемная модель, одновременно, разрушает эту реальность.

 

1113.  Нацизм – результат последовательного развития националистических идей и – в то же время – проявление отчаяния национализма. Нацизм возникает там, где прежние механизмы формирования социального единства на основе идеи нации перестают работать. В качестве реакции на новую ситуацию нацизм предлагает новое понимание единства и новый комплекс политических и социальных технологий, предназначенных для достижения этого единства. При этом иерархия ценностей сохраняется: национальное сохраняет приоритет над всеми остальными ценностями. Нацизм в ряде случаев не являлся инструментом антисистемным; весьма часто он оказывался инструментом глобальной трансформацией системы и, одновременно, был новой трансформацией национализма как субсистемы. Очевидным глобальным системным минусом нацизма (возможно, с точки зрения системы – единственным) является его неэффективность на длительных исторических дистанциях; эффект нацизма – всегда кратковременен, а после себя он оставляет «выжженную землю», т.е. состояние общества ещё более худшее, чем то, с которым он был призван бороться.

 

1114.  Трансформации национализма в нацизм способствует фактор сопротивления среды. Чем с большим количеством препятствий сталкивается национализм в процессе реализации собственной программы, тем больше появляется возможностей и стимулов для обретения национализмом предельно последовательной и жёсткой формы, т.е. превращения его в нацизм. Сопротивление среды провоцирует усиление авторитаризма.

 

1115.  За пределами Западной цивилизации роль национализма и нацизма существенно меняется. На коротком этапе – в период антиколониальной войны – национализм часто выполняет консолидирующую функцию, но как только бывшая колония переходит к формированию собственной, постколониальной экономики и новой социальной структуры, национализм превращается в форму идеологического обоснования господства прозападной политической элиты над обществом. (Никакой другой большинство этой элиты в условиях встроенности бывших колоний в экономическую модель «центр – полупериферия – запад» в постколониальном обществе быть не может.) Под знаком национализма эта элита обеспечивает роль посредника (компрадора) в процессе установления новых форм эксплуатации Западом полупериферии. В случаях, когда господство такой элиты становится проблематичным, «туземный национализм» легко трансформируется в нацизм.

 

1116.  Представление о существовании нацизма в Африке может казаться экстравагантным, но как по другому можно определить события в Руанде, когда по приказу местного правительства, состоящего из представителей народа хуту, было за три месяца уничтожено более миллиона людей народа тутси, что составило 20% процентов населения страны? Такая политическая «эффективность» даже для немецкого нацизма была не досягаемой.

 

1117.  Нацистскими по своему характеру являлись действия властей Грузии в отношении Абхазии и Южной Осетии. И сегодняшняя Грузия – это нацистское государство. Политика властей Прибалтики по отношению к русским является чуть более мягкой, но суть этой политики такая же, как и в Грузии. И здесь мы имеем дело с культурным и политическим нацизмом.

 

1118.  В региональной перспективе нацизм так же универсален, как и большинство других современных идеологий и политических технологий. Привязка нацизма исключительно к Германии 1930-х годов является эмпирически несостоятельной. И распространённость всевозможных неонацистских и скинхэдовских группировок по всему миру – ещё одно наглядное подтверждение региональной универсальности нацизма. При этом, как и большинство политических технологий, нацизм может пытаться выполнять как системные, так и антисистемные задачи.

 

1119.  Ареал нацизма не ограничивается и исключительно европейскими территориями. Более того, за пределами Европы создание нацистских режимов порой оказывается ещё более лёгкой задачей, чем в Европе. Сегодняшние казахские националисты, требующие от русских говорить «только на казахском», это нацисты.

 

1120.  Нацизм не привязан и к какому-либо конкретному политическому спектру. Он не должен быть в обязательном порядке произведением правого политического лагеря. Так же, как и национализм, нацизм может быть ядром и левых, и правых политических программ. НСДАП в начале своего исторического пути была партией, тяготевшей к левому флангу, и лишь впоследствии она переместилась в сторону правых. Нацизм, возникавший под лозунгами антиколониальной борьбы, также имел очевидное левое происхождение.

 

1121.  Что было бы с современной Польшей, если бы частные польские идеологии лишились бы своего нацистского основания? Вне нацизма никакой Польши не может существовать в принципе. Большинство польского общества охвачено нацистскими настроениями. И какая-либо денацификация в Польше возможна лишь на поверхностном, фиктивном уровне. Нацизм в этой стране имеет глубинные корни, и часто – на повседневном уровне – проявляется как результат «движения снизу», т.е. исходит от самих масс.

 

1122.  На Украине, за исключением её западных районов, нацизм появился в результате целенаправленного внедрения. Появившись в качестве маргинального движения, в последние десять лет эта идеология проникла во все сферы украинского общества. Относительно небольшая антисистемная группа в короткие сроки успела сделать маргинальным всё общество. Такой результат стал возможен благодаря мощной целенаправленной работе, потребовавшей комплексной перестройки информационного и символического пространства, пространства культурного, а так же – всего украинского образования. Руководящие центры, управлявшие и управляющие до сих пор этими процессами, находятся за пределами страны. История украинского нацизма – это одна из ярких операций, осуществлённых Западом в рамках межцивилизационной войны.

 

1123.  Но, будучи сконструированной идеологией, нацизм на Украине не смог бы достичь каких-либо серьёзных результатов, если бы его программа не вызывала отклика у значительной части местного населения. Спустившись сверху, нацизм смог обрести корни внизу, и насколько они прочны, может показать лишь время. Но сегодня «социология» украинского нацизма становится очень похожей на «социологию» нацизма польского. И российская специальная операция эту тенденцию усиливает.

 

1124.  Если какая-либо идеология становится популярной в обществе, т.е. её влияние распространяется далеко за пределы той социальной группы, к которой она апеллирует непосредственно; идеология становится частью общественного идеологического пространства, отчасти растворяясь в нём: многие тезисы и символы успешной идеологии превращаются в общее клише, становясь самоочевидными с точки зрения общества и в дальнейшем ими начинают пользоваться самые разные идеологические течения. Так, например, произошло с концептом «русофобия»: изначально популяризируемый русскими правыми, сегодня он является частью общероссийского лексикона. Нечто похожее происходит и на Украине. Если в предельно концентрированном состоянии украинский нацизм связан с идеологией национальных батальонов и теоретическими программами украинской интеллигенции, то в распылённом состоянии он воздействует на всё общество. Это – типичная ситуация для идеологической гегемонии, но на Украине нацистская идеологическая гегемония очень быстро трансформировалась в культурную.

 

1125.  На структурном уровне отношения между украинским нацизмом как малой антисистемой и украинским обществом как большим системным образованием двойственны: с одной стороны, первый растворяется во втором, заражая антисистемным вирусом все сферы общественной жизни, и превращая общество из системы в антисистему, а, с другой, нацизм переформатирует общество, превращая его в себя. В рамках этой новой формы нацизм и общество стремятся к обретению тождественности. Наиболее пластичным в этой паре является общество; оно перестраивается в соответствии с требованиями нацизма. И эта ситуация также типична для существования культурной гегемонии. Любая сила, обладающая такой гегемонией, меняет образ мира (видение реальности) в соответствии с собственными представлениями.

 

***

 

1126.  Главное различие между идеологической и культурной типами гегемонии – в масштабах осуществляемой ими трансформации образов реальности. Идеологическая гегемония меняет представления о месте субъекта в реальности, по-новому формулирует цели и направления деятельности этого субъекта, и лишь отчасти влияет на образ мира в целом, воздействуя, главным образом на горизонт возможностей; культурная гегемония видоизменяет образ мира в целом; она меняет не только контуры современной реальности, но и её память о прошлом, представления о будущем, а также – представление о «механизмах» развития.

 

1127.  Центр любой реальности – сфера очевидного. Если идеологическая гегемония очевидное делает неочевидным и, наоборот, превращает неочевидное в очевидное, то культурная гегемония создаёт принципиально новый тип очевидности, не имеющий аналогов в ближайшем прошлом, а также формирует новые способы распознавания такой очевидности.

 

1128.  Когда в российских СМИ говорится о том, что сегодня главной причиной анти-российских воззрений на Украине стала оторванность общества от российского информационного пространства, то перед нами пример того, как желаемое выдаётся за действительное. Украинское общество ещё несколько лет назад начало дистанцироваться от российских СМИ, и это происходило, во многом, сознательно. Если бы это общество обладало сходной с российской моделью рациональности, то никакой антисистемности на Украине не возникло бы в принципе, хотя бы потому, что около четверти украинского населения работало в России в течение достаточно долгих временных отрезков и могло увидеть реальное положение дел в нашей стране и сравнить собственные наблюдения с тем, что говорила украинская (нацистская) пропаганда. Но у украинского общества – другая, отличная от российской, модель рациональности. В основе любой из таких моделей – собственная сфера самоочевидного. Опираясь на него, модель формирует собственные критерии и способы оценок. Поэтому то, что одна модель считает важным, другая определяет как второстепенное, и наоборот.

 

1129.  Восприимчивость украинского общества к нацизму можно объяснить воздействием целого комплекса факторов. Но т.к. нацизм приходит на украинскую землю не в первый раз, ссылка на то, что все эти факторы возникли лишь относительно недавно, не кажется очевидной. Помимо современных существуют и более глубинные, исторические причины. В частности, свою роль играет постоянство нахождения значительной части украинских земель в лимитрофной зоне. Эта зона, как правило, наполнена противоречиями и обладает высокой степенью конфликтности. Вследствие этого в ней активно формируются всякого рода антисистемные элементы. И если эта зона не отграничена от других частей системы, она становится  тем источником, из которого антисистемность распространяется по всему пространству системы. В рамках Западной цивилизации одной из лимитрофных зон является Польша; применительно и Русскому миру в целом к Украине как части этого мира лимитрофом является Западная Украина. И на этой территории антисистемные элементы возникают регулярно, почти не завися от тех или иных политических событий.

 

1130.  До тех пор, пока в состав Украины будут входить её западные области, какая-либо эффективная глубинная денацификация страны маловероятна. Все мероприятия этого типа будут иметь исключительно локальные успехи. Ситуацию мало изменит даже гипотетическая утрата Украиной этих территорий: культурные и социальные связи между двумя регионами (условно – Львом и Киевом) сохраняться в любом случае. Соответственно, главный региональный источник русофобии продолжит свою деятельность и вбросы русофобских настроений и идеологий в украинское общество будут регулярными.

 

1131.  Главная проблема русско-украинских отношений связана не с существованием на Украине нацистского режима и не с экономическими вопросами, а с той глубинной ненавистью к России, что глубинно присуща большинству тех, кто ощущает себя «настоящими украинцами». Эта ненависть ускользает от любой денацификации и будет питать собой всевозможные антисистемные проекты в этой стране. При том, что сама проблема каких-либо глобальных решений не имеет, её наличие подсказывает, что ни о какой подлинной государственности на Украине речи быть не может. В то же время, те территории, где «украинское мировоззрение» доминирует, не могут быть включены в состав России, т.к. их население всегда будет оставаться потенциальной пятой колонной. Возможно, частным решением этой проблемы может стать превращение наиболее русофобских регионов современной Украины в российский протекторат с авторитарной моделью управления. Но в таком случае содержание этого протектората превратится в одну из «чёрных дыр» российского бюджета.

(Продолжение следует)