Рейтинг публикаций

То печальное обстоятельство, что и по сию пору толкуют о бытии и свойствах Божиих, а также о бессмертии души так, как если бы великий Кант никогда и не жил, не в последнюю очередь нужно объяснять тем, что сам Кант, хотя и ненароком, приложил руку к этому досадному недоразумению.

Смех рабби Акивы — обретение точки опоры, результат самоотстранения от ситуации и себя самого. Потребность смеяться человеку свойственна изначально, она сравнима разве что с инстинктом самосохранения. Слёзы — реакция на горе (в нашем тексте именно слёзы уместны), смех — реакция на радость. Чему же радуется герой? Исследователи говорят о когнитивном смехе, вызываемом вскрытием логического противоречия: ошибочный ход мысли прерван, и — озарение.

Предчувствие иррационально по своей природе, связано с единством и непрерывностью контекста, которое обеспечивает возможность понимать целое как полноту и единство замысла. И это предчувствие более обосновано, чем просто наивная надежда: каким-то образом оно связана со «знанием бесконечности».

Слава нужна лишь затем, чтобы однажды можно было махнуть на нее рукой. Когда кто-то думает о том, как бы остаться в памяти потомков, он, на самом деле, думает о другом – о моменте, когда потомкам можно будет сказать: «Катитесь к черту!»

Миссия Малахи — путь проторить, что напоминает знаменитый голос, в пустыне зовущий: «Торите Господу путь, ровняйте в пустоши нашему Богу дорогу».

Чара слова, речевой красоты и пр. заслоняет от нас чару того, что пребывает в потрясающе громадном промежутке между словами, между семантическими блоками, между абзацами, страницами, между концепциями и книгами.

Всё, что в музыкальной сфере может быть определено как нойз, обнаруживает глобальное несоответствие классическим музыкальным традициям. Применительно к музыкальному авангарду классические традиции оказываются лишь частными случаями проявления музыкальных возможностей, чьё присутствие не является обязательным, а в свете напряжённых отношений между традиционализмом и модернизмом – и не желательным.

...под «Богом» следует понимать своего рода ядро нашей самости, которое, будучи скрытым для нашего эмпирического сознания, образует реальный центр тяжести нашего земного существования, незримое присутствие которого в том, что мы делаем, как и в том, что нами испытывается, придает нашему присутствию в этом мире наивысший смысл.

...в целостности и полноте человека невозможно выделить какой-либо элемент в качестве доминирующего. Целостность и полнота феномена человека предполагают равнозначность, единство многообразного.

Амбивалентность любви-ненависти хорошо понимали уже в древности, о чем свидетельствует, наверное, самое короткое стихотворение знаменитого римского поэта Гая Валерия Катулла (84-54 гг. до н.э.), взятого в качестве эпиграфа к статье: «Odi et amo» (ненавижу и люблю). Но наиболее наглядное тому подтверждение – такая вымышленная фигура древнегреческой литературы, как Антэрос, сын богини любви Афродиты и бога войны Ареса, в сущности, брат-близнец Эрота... (...) Амбивалентность любви-ненависти всегда была предметом философов, поэтов и писателей. Так, у А.П. Чехова можно найти множество высказываний типа: «Я ей не прощаю того, что я любил ее»...

...учение о свободе, будучи превосходящим возможности нашего понимания, согласно при этом со здравым разумом: оно хотя и неразумно, точнее, внеразумно, или, если угодно, сверхразумно, но зато не противоразумно. В этом смысле как раз и нужно понимать изречение Мальбранша: «Свобода — это великая тайна» («La liberté est un mystère»).

Духовное существо, лежащее в основе как человеческого явления, так и явления других вещей, не знает противоположности субъективного и объективного, а через это заключает в себе действительную целостность нашего собственного бытия.