Рейтинг публикаций

Лишь Свет звенеть заставит каждый атом \ И кладь земных трудов лучом крылатым \ На крутизну мгновенно вознесет. \\ И всё, к чему он прикоснется снова – \ Струна, бутон, улыбка, камень, Слово – \ Надмирной явью пышет и цветёт.
***
...Ибо любить – это значит ступить на карниз \ Чего-нибудь стоэтажного где-нибудь на Гудзоне, \ Покрепче зажмуриться, как сомнамбула, и – качнуться \ Вслед за сиянием, скользящим по гребням крыш \ Под расступившимися созвездьями голубыми, \ И на оклик рассудка и памяти не обернуться, \ И за дюйм до асфальта верить, что ты – летишь, \ И за дюйм до асфальта благословить ваше имя. \

Тучи разверзаются бесшумно – \ Цвета надвигающейся смерти, \ Видишь – отблик золоточешуйный \ Всё блеснится в рыболовной сети. \ Если б рыбку вновь смогла поймать я, \ Завопила б, замолилась в голос – \ Выпросила новое бы счастье – \ Наше-то совсем уж раскололось...

...чего не сделаешь ради счастья. Я пришла к директору и заявила, что мне нужна кандидатура для очерка о нашем современнике. Он должен быть умным, всесторонне образованным, морально устойчивым, фотогеничным, смелым, сильным, мужественным... Я увлеклась и перечисляла минут десять. Наверное, в целом мире не сыскалось бы такого идеального героя, какого я затребовала в этом техникуме. Но директор радостно закивал головой...

Французский философ Мишель Фуко подробно описывает в своей книге «История безумия в классическую эпоху» факт определения категории «безумия». Философ подчеркивает, что для этого определения нужен вовсе не диагноз. Диагноз создает или уничтожает «объект знания». Медицинский дискурс безумия создает на протяжении столетий образ сумасшедшего, или наоборот – стирает его. Имеется в виду, что для истинного определения статуса безумия нужен, по Мишелю Фуко, юридический фактор, который и будет «контролировать» семантическое значение.

«Новейшая история не представляет предмета более трогательного, более поэтического жизни и смерти Орлеанской героини; что же сделал из того Вольтер, сей достойный представитель своего народа? Раз в жизни случилось ему быть истинно поэтом, и вот на что употребляет он вдохновение! Он сатаническим дыханием раздувает искры, тлевшие в пепле мученического костра, и как пьяный дикарь пляшет около своего потешного огня. Он как римский палач присовокупляет поругание к смертным мучениям девы". Александр Пушкин, "«Последний из свойственников Иоанны д'Арк»

Разочаровал их мой Рембо, представший им «в отрыве от исторического контекста». Да вот, представьте себе, гений на то и гений, что творит в большом отрыве от всех и вся, вырываясь из любого контекста, в том числе и исторического.

...на этих страницах не беллетристика, а живая иллюстрация и житейская параллель к моей философской системе (изложенной в полноте в других моих работах). Помимо прочего я пытался в этой системе увязать в некое целое такие понятия как «личное счастье», «личная память», «личное прошлое» и «сокровенное благо». Ведь это, собственно, всё что у нас остаётся, когда все иные планы, цели и замыслы не состоялись или предали нас...

Сон? Нет. Сонет, созвучий вороньё, \ Над Данте с Шелли дремлющие сони. \ А сонм серпов сонирует жнивьё \ И донны славят Венус на балконе. \\ Копьё метафизичней, чем ружьё, \ И потрясать им – холить на ладони \ Глагол, каких не знает бытиё \ Ни Сони Мармеладовой, ни SONY. \\ Бряцай и пой, античный логаэд! \ Твои синкопы дождь веков не смыл: \ “Вкус, батюшка, отменная манера!” \\ Блажен псалмов былинно-белый свет – \ Но лишь сонету ведом высший смысл \ Существованья слова вдоль размера. \

В основе романтизма лежит ярко выраженный личностный элемент, то есть личность героя и его переживаниями становятся самым главным фокусом внимания в повествовании, его взлеты-падения, тяга к смерти и разрушению, раздвоенность, неминуемость распада...

Отправившись в магазин "Дружба", я нагрузилась там учебниками, словарями, пластинками-самоучителями. И засела за польский. Не могу передать, с каким наслаждением я учила этот язык. Это было даже не эстетическое, – физиологическое какое-то чувство. Когда я слышала на пластинке эту милую "пшикающую" речь с такими знакомыми для меня интонациями – он вставал передо мной как живой. Каждый параграф, каждое выученное правило были тропинкой в его мир, ниточкой, соединяющей меня с ним...

Быть проще — \ значит, быть сложнее! \ Скрипучим снегом быть зимой. \ Весной расплёскивать купели \ нарядных лужиц мостовой. \\ Сверхжарким летом \ быть отважной \ струёй степного ветерка, \ неописуемою жаждой \ в пары переводить бока. \\ И когда осень \ приземлится \ пастушьим золотом словес — \ мой милый друг, \ придется сбыться \ реинкарнацией овец! \\ А в декабре собой признает \ наш Дед Мороз язык огня, \ да ёлка простотой сверкает, \ сложив снежинками себя.

я над подземною Москвой \ по слякоти иду... \ там где-то люди подо мной – \ там их земной приют... \\ там воет ночь, что нет луны \ там рвётся навзничь крик \ там серебрится бузины \ рассыпавшийся лик...\\ а здесь гроза и ничего \ здесь нет календаря \ здесь только высвеченный дом \ из молний по краям...