Рейтинг публикаций

Какое место в диверсусе разговора занимает, например, не иное проговаривание чего-то, а умолчание о чём-то? То есть, о чём молчит Диктор, когда он о чем-то вещает?

Когда сиреневый сгущается обман, \ Дурманя душу, горизонт туманя, \ Я забываю городов и стран \ Мне ни к чему не нужные названья. \\ Насмешничая, даже имена \ И нарицательные дорогие, \ Едва лишь пробудившись ото сна, \ Слегка кивнув мне, лыжи навострили. \\ И весело, словно лишившись пут, \ Словно чуток сиреневость курнули, \ Кивают мне: «А как тебя зовут?» \ И с глаз долой, и вон из сердца пулей.

Мне вспоминалось, как Давид в последнее время рвался в свой дом на Гоголя, где прошло его детство, к маме, к отцу, как собирал узелок с бельём, и глаза его горели безумным счастьем, не понимая, что этих домов давно уже нет, и родители уже лет тридцать как в могиле, но объяснить его сумеречному сознанию я уже это не могла, и отпустить не могла – он бы там искал свой дом, пока ни упал бы где-нибудь или заблудился, и душа разрывалась от боли, видя, как он рвётся туда душой и телом, а я не пускаю, запираю дверь, прячу ключ… Мой самый близкий и дорогой человек рвался туда, где его ждали, любили, где он был так безоблачно счастлив, а я причиняла ему боль… Как важно человеку попасть туда, где его ждут…

В музыке Хачатуряна много небесного привкуса.

Традиция сознавала опасность абсолютизации одного из имён, ибо язык человека, говорящего о Боге, нарекающего Его, — это язык человека, и ни в одном имени ему не дано познать Его хоть в какой-нибудь полноте. Мудрецы всегда стремились установить границы, отделяющие познающего от Познаваемого, нарекающего от Нарекаемого.

Она попросила у тебя немного денег, и ты с готовностью согласился. Кто она тебе? Уже никто. Но предаваться воспоминаниям – твоё любимое занятие. А она – твоё трепетно хранимое воспоминание.

Священных коров и священных оленей, \ И слов, освященных землёй и судьбой…\ Над ними витают священные тени, \ Как облака по-над хлябью пустой. \\ Священные сущности неистребимы, \ Словно в пещеру проникшая тень, \ Одними гонимы, другими любимы. \ Дребезги. Дзинь. День-деньской дребедень.

Порой ничего сделать нельзя, плохие времена, и день нужно просто оставить позади («Утро вечера мудренее»). Так у меня было, когда я был одолён тягучей втаптывающей депрессией несколько лет назад. Я не умел жить в гармонии с собой, и те времена были самым лучшим уроком, показав, когда депрессия ушла (когда я раскрыл глаза на плюсы в жизни), что может быть гораздо хуже, чем есть. Всегда может быть хуже, и наверняка прямо сейчас – весьма неплохо.

Редкие тут побывали «на водах». Для нас же, меня и автора «Непридуманной жизни» Юрия Загудаева это слово вмещает в себя огромный, неповторимый мир – мир уже далёкого детства. И вот что удивительно: чем дальше уходим от своего детства, тем сказочнее, волшебнее становится его мир.

На выбывание сыграем ты и я, \ Кто проиграл, из жизни выбывает \ Другого, из чужого бытия, \ Следа в нём своего не оставляет. \\ Такой расклад, такая чепуха, \ Кто нам игру жестокую придумал, \ Чтоб ты да я, два юных лопуха \ Проигрывали жизнь свою угрюмо?

Вася с подружкой ещё никогда не целовался. Вася ждал начала близости. Не знал, как к ней подступиться. Они сфотографировались на фоне расписанных художником стен и стали обсуждать выставку «Мир тела», которая была путешествием в анатомию человека.