Рейтинг публикаций

Как писатель помещает своего героя в необычную для него ситуацию, в которой выявляются разные, ранее неизвестные черты героя, о которых он сам подчас не подозревает, так и я ищу обыденным предметам новые места и необычные сочетания: пусть живут в неожиданной реальности.

...эпос часто появляется не из желания написать эпос, но из случайного попадания частного в фокус культуры... Едва ли Кафка планировал написать эпос, но в результате его творчества мы имеем прилагательное kafkaesk – для описания того, что происходит в мире.

ЖИВАЯ МУЗЫКА. Три беседы о Шуберте. Эпоха. Влияния. Взаимодействия. Уроки у Сальери. Глюк. Тогда и сейчас (схожесть и различие ситуаций). В Тени Бетховена. Мифы и легенды. Сифилис или брюшной тиф? Был ли Шуберт человеком карьеры? Мешала ли его застенчивость исполнению сочинений?

Писатель размышляет, отвечая на вопросы. Как обозвать наше время? Что такое дикость? Чем был социализм? Читать со скоростью написанного? Когда текст начинает существовать? Русский язык как имперский. Чему учит Пушкин? Вспоминая Лидию Гинзбург.

Уэльбек - плохой писатель, скучный и однообразный. Все его книжки об одном и том же. И в "Элементарных частицах", и в "Платформе", и в только что вышедшем "Лансароте" - каждый раз сюжет повторяется - Уэльбек рассказывает о туристической поездке стёртого и пустого (полого) современного человека.

Я думаю, что Искусство способно создавать и пробуждать в людях чувства совершенно иные, нежели те привычные чувства трагического и комического, которыми, как им кажется, обычно живут человеческие существа. Такие чувства заставляет людей чувствовать более глубоко, чем они это обычно делают, страдая или же радуясь жизни.

Можно ли сказать, что я разделась публично? Пожалуй, я бы сказала, что раздела Катрин М.!

Илья Кутик – поэт-метафорист, входящий в группу основателей той самой школы метаметафорической поэзии, которая на рубеже 70-х и 80-х годов стала ведущим направлением в русской поэзии. Солисты этого камерного ансамбля Жданов и Парщиков, Еременко и даже Аристов нашим читателям более или менее известны. Кутик же всегда стоял в стороне. Еще в самом начале перестройки он уехал в Швецию, да так там, на Западе, в тени статуи Свободы и остался. Чудны дела твои, Господи! В момент, когда ведущие исполнители метафорической музыки, вроде как, замолчали, те кто сознательно держался поодаль вышли на первый план. И не потому, что более слабых, раньше их закрывали спины более сильных. Просто дыхание и тех и других оказалось разным, у кого-то совсем коротким (Еременко), у кого-то, как у Аристова или Кутика, более длинным. И вот что особенно важно – с каждым днём люди эти, придерживающиеся близких (но не тождественных!) эстетических взглядов пишут всё лучше и лучше. Метаметафоризм действительно оказался самым что ни на есть ведущим и жизнестойким! Надо было только сохранить себя для наступления каких-то более адекватных, аутентичных времен. Мы публикуем стихи из новой книги Ильи Кутика. Кажется, она должна стать одним из последних важнейших поэтических событий уходящей эпохи. И вовсе не потому, что вся она вся посвящена котам. Точнее, одному, недавно умершему голубому персидскому коту, который скитался вместе с хозяином по окраинам того, нового, света. А теперь снова поменял место дислокации и нынче скитается ещё дальше. Книжка Кутика – реквием самому близкому существу. И, кажется, я его понимаю. Теперь о стиле, который с первого раза и не прочухаешь. Стихи Кутика – предпоследняя остановка текста перед исчезновением, практически полным растворением в темноте тишины. Дальше на этом пути полном воздушных ям и провисаний оказывается только Геннадий Айги. Эти двое, Кутик и Айги, следуют методе, сформулированной Элиотом в одном из своих “Квартетов” (западной поэзией здесь накоплено больше опыта): “Слова отзвучав // Достигают безмолвия. Лишь порядком, лишь ритмом // Достигнут слова и мелодия // Незыблемости... Полнота переживания становится просто-таки непереносимой. Проявление сразу всех уровней поэтической рефлексии (иначе не услышат) способствует накалу страстей вряд ли возможному или дозволенному. Поэтому всё, что только можно микшируется, стирается, убирается в подтекст, в неразличимость семантического сплина-тумана. Ровные дорожки слов заменяются какими-то цирковыми, по форме, кульбитами, мостиками пауз и тире, висячими трапециями дефисов и белых пятен. Высшая стадия семиотической дрожи, мелко звенящей на снегу в каждом звуке десятками смыслов: развалины, оставшиеся после всего, круги руин, по которым, конечно, ещё можно судить о замысле, но лучше этого не делать. Лучше заселить эти голодные пространства плотью своих мыслей и образов, смоделировать в них какую-то новую жизнь... Судить о замысле здесь всё равно, что попытаться составить впечатление о фильме по одной только афише: название, какие-то буквы, несколько случайных и эффектных кадров. Тот айсберг, подводная часть которого лишь подразумевается в чёрной тьме, но практически не участвует в осуществлении надводного пейзажа. Стихи-вампиры: для их функционирования необходимо твое, читатель, непосредственное участие. Именно оно заполняет все эти интенции и переходы, безлюдные, бессловесные кровью самых насущных смыслов. Сама же по себе даже самая совершенная система оказывается безжизненной.

На четыре вопроса анкеты о чужих словах отвечают Шамшад Абдуллаев, Кирилл Анкудинов, Всеволод Емелин, Мария Игнатьева, Геннадий Каневский, Игорь Караулов, Евгений Лесин и Глеб Шульпяков.

Одним из важнейших мотивов творчества Кортасара для меня была тема метро...

Рассказ должен обладать ЭМАНАЦИЕЙ...

Пьер Гийота: <Я знаю, что меня причисляют к <проклятым поэтам>, ставят рядом с Бодлером, а это то, о чем уже более ста лет мечтает практически каждый французский писатель. Все прочие сравнения оставляют меня равнодушным:>