Рейтинг публикаций

Раньше деревни было две, потом укрупнили – не спасло, народ изошёл. Остался Силанин дом, да разве можно назвать, когда-то первый в деревне его дом домом – холупёнка скукоженная, как и он. На месте снесённых таких же изб, возведены пришлым людом «катэджи». Это же сколько денег на постройку надо употребить? Отродясь Силаня в чужих кармана деньгу не мусолил, ему не даёт спуску мысль: какую надо работу работать, чтобы такие деньжищи отваливали?

...Мы не улавливаем мириады жил, связывающих прошлое и будущее, ибо пропущены они аккурат сквозь наши тела и души, но всякая мелочь имеет подчас решающее значение…

Ёлка мерцает разными огнями. Пламя свечей ложится набок. Тени ложатся на стены и потолок. Всё вокруг живое, я живой. Мне это нравится. Я смотрю на родителей за столом, на бабушек и дедушек – в компьютерах...

...Пусть считают, что я жлоб, пусть скажут, что я из голодного края, мне с ними детей не крестить, хочу доесть рис и доем. До последнего зёрнышка доем, назло им. Мы, русские, доедаем.

Напрасно он уверял, что женщину убил не он, а отступающие бандиты, не желавшие, чтоб она досталась кому-нибудь.

Так начался их странный роман. Если вообще эти болезненные надрывные отношения можно назвать романом.

...Он стоял на ступенях мрачного серого здания с колоннами и не мог надышаться холодным октябрьским воздухом. Неужели то, что сейчас случилось, было с ним, Павлом, убеждённым комсомольцем и поклонником коммунистической идеи? Неужели и вправду была эта тесная прокуренная комната, этот страх за родителей, за друзей, за свою жизнь, наконец?

я не сразу заметил стаю бродячих собак, которая, по-видимому, там отдыхала. Когда я их увидел, то было уже поздно. В ту же минуту я был окружен со всех сторон одичавшими животными: они не рычали, не лаяли, а просто молча расположились вокруг меня и пристально смотрели. Мне почему-то не было страшно. Я боялся лишь за покупки, поэтому вытянул руки вверх вместе с сумкой, и так стоял, окруженный стаей диких голодных псов.

Они пошли по дорогам истории, разглядывая памятники, замершие словно актеры на сцене. Заходили во дворы архитектуры, развернувшиеся в пространстве, как декорация театра. Отдыхали в саду библиотеки, вкушая плоды с ее деревьев. Разглядывали картины на стенах галереи, рассуждая о характерах их персонажей. Они бродили, как бродит осень, желтыми листьями, шатаясь любовью, качаясь Венецией, и заблудившись на улице чувств – сверялись по карте разума, напоминающей узоры мрамора. Вечером сидели в кафе, обсуждая свои планы на завтра. Электрочастицы бежали по проводам к лампочкам, продлевая их мысли, упирающиеся в стену. Наступающая ночь была для них миром звезд.

В начале двадцать первого века Москва стала вожделенным местом для тысяч провинциалов, измученных полунищим существованием в своих городах и посёлках. Москва тянула к себе, как магнит, обещая красивую и безбедную жизнь, насыщенную интересными событиями.

"Радуйтесь. Это не намного сложнее, чем плакать. Если постараетесь, то вскоре сможете делать это без труда".

Тут у неизвестного неожиданно зазвонил телефон. Вместо звонка он повторял следующую фразу: «Ваше превосходительство! Ваше сиятельство! Ваше величество! Вам звонят-с!»