Проза

 

 

 

ЧАСТЬ I

 

СЕКРЕТАРЬ (голос — как щёлканье рубильника в пустом коридоре): Встать. Суд идёт!

Все встают. Автоматически. Резкие, рубленые движения — словно кто-то дёргает их за ниточки. У некоторых головы отстают от тел. У одной старушки тень остаётся сидеть на стуле. Мужчина пытается помочь ей подняться, но безуспешно. Тень упирается, цепляется за всё, до чего может дотянуться. Упрямая и плоская, она вжимается в стул, лишь бы не вставать.

Чья-то девочка улыбается слишком широко. Её тень — отличница — улыбается ещё шире, до самого страха.
Кто-то шепчет: «Только не смотри назад».
Тени встают последними. И встают не все. Некоторые поднимаются тяжело, словно не хотят участвовать. Это не их зона ответственности. Другие остаются распластанными на полу, отказываясь принимать участие в таком однобоком распределении вины.
Одна тень — эгоистка — медленно отлипает от стены и ползёт вверх, по потолку.

СУДЬЯ (плоско): Заседание объявляется открытым.

Молоток ударяет по дереву. Стол трескается, но Судья делает вид, что всё в порядке. Страница протокола переворачивается сама. На обороте — что-то написано, но не по-нашему. Секретарь молчит. Она уже не первый день здесь. И даже не первый век.

СУДЬЯ: Рассматривается дело № 81/Б. Иск Семьи против Ответчика.

В зале — движение. Кто-то пытается встать снова, хотя уже стоит. Кто-то смотрит вверх — там нет потолка, только капающий свет. Кто-то хватает себя за грудь. Слышно, как громко бьётся сердце. Но не его.

СЕКРЕТАРЬ: В заседании участвуют:

— Истцы: Семья;

— Подсудимый, он же Обвиняемый;

— Иные заинтересованные лица.

— Заседание проходит в закрытом режиме. Прокурор и Адвокат отстранены от участия, их допуск на время суда аннулирован.

Она замолкает. В воздухе — запах больничных простыней и чернил. Кто-то чешется. У кого-то сыпь. Из пледа выглядывает что-то похожее на руку, но, может быть, просто складка. Суд по делу о любви — это всегда немного морг.

СУДЬЯ: Семья обвиняет Ответчика в попытке…

Пауза. Из неё льётся капля — медленная, как мёд. Судья не может вспомнить, о чём только что говорил.

СЕКРЕТАРЬ (с ужасом шепчет): …покинуть их без уважительной причины.

Кто-то вскрикивает. В кресле седьмого ряда женщина теряет цвет лица. Под ним — гладкая прозрачная кожа, через которую видно всё.

СУДЬЯ (опомнившись): Вызываются Истцы.

Появляются сразу пятеро: мать, брат, жена, сын и собака. Их не узнать. Только собака не сильно изменилась. Только у неё один и тот же упрёк без слов. Остальные — в разной степени перманентного изменения.

МАТЬ (дрожит): Он сказал, что хочет пожить один. Один. Вы понимаете, что значит «один»? Это как «мертвый», только по собственной инициативе.

Зал кивает в осуждении. Почти синхронно. Кивок за кивком, как волна, идущая по морю.

Тени тоже качаются. Но в обратную сторону. Как будто против волн. Против согласия. Против осуждения.

БРАТ: Он исчез. На три дня. Без связи. Без сигнала. Без инструкций. Без нас.

Облизнул губы. На языке — кровь. Или тоска. А может, и то, и другое.

ЖЕНА: Он закрыл банковский счёт. Как будто хотел перечеркнуть и нашу историю. Он пытался стереть себя из нас.

СЫН (планшет у него гудит): Он удалил семейный чат. Нас больше нет в его реальности. Мы теперь — только в архивах месседжеров.

Собака молчит. Смотрит. Её взгляд — бездна. Если заглянуть — обратно не выберешься.

СУДЬЯ: Подсудимый. Как вы можете это прокомментировать?

СЕКРЕТАРЬ (вскакивает, гневно): Вызывается Преступник.

ПОДСУДИМЫЙ (голос хриплый, будто чужой): Я хотел побыть собой.

Тишина такая, что слышно, как стены вздыхают. Все ждут, когда он добавит: «Шучу». Но он не добавляет.

ПОДСУДИМЫЙ: Я устал. От «не забудь». От «будь рядом». От «ты нужен». От «нам плохо, когда ты не с нами». Я хотел узнать: кто я, если меня никто не просит быть кем-то?

СУДЬЯ: Но вы же знаете — любовь это…

ПОДСУДИМЫЙ: …капкан. Только с бантиком. Да, я знаю. Я пытался уйти тихо. Чтобы не повредить. Чтобы не испортить упаковку. Чтобы не оставить вмятин.

ЖЕНА (взрыв, визг, будто стекло внутри неё трескается): А вышло — как нож в спину. С любовью. От любимого.

МАТЬ (глаза чернеют): Ты убил нас. Не руками. Мы умерли внутри, в местах, где раньше был ты.

Секретарь содрогается всем телом, но пишет. Страницы шуршат. Её глаза текут, но руки — пишут. Писать — важнее, чем плакать.

СУДЬЯ: Подсудимый, значит, побег был осознанным?

ПОДСУДИМЫЙ: Нет. Он был необходимым.

СУДЬЯ: Что вы хотите этим доказать?

ПОДСУДИМЫЙ (глубоко, с болью, с надрывом): Я хочу проснуться. В тишине. Где нет расписания. Где кофе не надо наливать на двоих. Где холодильник не напоминает мне о чьих-то предпочтениях. Я хочу исчезнуть без следов. Без портрета в дешевой рамке. Просто быть. И, может, впервые — понять, что это значит.

Тишина. Страшная. Зал затаился. Кто-то пытается дышать, но от волнения не может вспомнить, как это делается. Кто-то молча рыдает, но его слышно даже на улице. Кто-то совершает ритуал очищения от порчи. Кто-то привёл мужа. Кто-то — жену. Кто-то вообще — пришёл только с собакой. В зале — молчаливая паника. Но все держатся. Из последних сил.

Тени сгруппировались вокруг Подсудимого. Они никак не могут решить — быть его совестью или всё-таки стать щитом.

СУДЬЯ: Вернулись бы?

ПОДСУДИМЫЙ: Может. Если бы узнал, что нужен — не как функция. А как тот, кто имеет своё личное пространство.

Собака зарычала. Тихо. В солидарность. Но зубы — как оскал.

СУДЬЯ: Семья требует — вернуть вас.

ПОДСУДИМЫЙ: Я не хочу в клетку. Даже если там — подушки и утренние поцелуи. Даже если клетка из самых мягких рук.

СУДЬЯ: Но вы вернулись.

ПОДСУДИМЫЙ (внезапно, как сирена): Потому что сын не ел. Потому что жена стала тоньше. Потому что собака — поседела. А я? Меня больше нет. Я стал оболочкой. Я теперь — их. И больше ничей.

СУДЬЯ (потрясённый): Так вы — жертва?!

ПОДСУДИМЫЙ: Я — человек. И мне не дали быть свободным человеком.

Судья молчит. Все молчат. Даже стены.

Секретарь достаёт новую стопку бумаги. Предыдущая закончилась. Бумаги всегда заканчиваются. Быстрее, чем терпение. Быстрее, чем любовь. Быстрее, чем мы успеваем это заметить.

СУДЬЯ (всё ещё не двигаясь): Подсудимый, ваши пояснения ясны. Суд удаляется для обдумывания вновь вскрывшихся обстоятельств и принятия решения.

Он встаёт. В зале гаснет часть света — будто вместе с ним ещё кто-то собрался внутрь. Он идёт, но как бы на лыжах — остаётся на месте. Будто вовсе не хочет идти внутрь, где холодно, где слышен странный скрежет, кто-то точит закон об чувства. Наконец он уходит. Никто не видит, каким образом. Но все чувствуют — Судья удалился в совещательную комнату.

МАТЬ (пользуется моментом. Встаёт, идёт к Подсудимому, но не касается его): Ты выбрал одиночество? Так вот. Теперь оно выберет тебя.

Тени касаются его плеча. Это — поддержка. Но может, наоборот.

БРАТ (тоже подбежал, шепчет, будто в ухо мёртвому): Ты не понимаешь. Мы — твоя биография. Без нас ты — только пустая строка в паспорте.

ЖЕНА (смиренно, страшно): Ты не имеешь права на собственную тишину. Там могли бы звучать наши голоса.

СЫН (вытягивает руку, показывает экран): Ты удалил нас. Но мы восстановились из резервной копии.

На экране — свет. В его отражении Тени пустились в пляс. Перемешиваются. Лиц нет. Только алгоритмы любви. Пластичные, но неумолимые.

СОБАКА (воет, будто читает молитву): Принадлежит… Принадлежит… Принадлежит…

ПОДСУДИМЫЙ (стоит вроде один, но ему сильно тесно, как будто все они оказались внутри него): Я просто хотел утро, в котором никто меня не зовёт. Комнату, где не слышно любви. Пространство, где моё имя не говорят каждый час.

Он устремляет взор на потолок. И тоже не видит потолка. Там только окно, нарисованное углём. Сквозь него не видно неба. Только отражения — лица тех, кто считает, что он должен быть с ними.

Пауза.

Тени, кажется, услышали возвращение Судьи. Они на миг приподнимаются — вдруг оправдательный приговор? Но садятся обратно. Нет, не в этот раз.

СЕКРЕТАРЬ (шепчет и записывает, что нашептала): Судья удалился. Приговор — торжествует.

ПОДСУДИМЫЙ (глаза закрыты, губы шевелятся): Пусть. Хуже, чем было — уже не будет.

СЕКРЕТАРЬ: Ошибаетесь. Будет.

Зал ждёт. Зал глядит на дверь, в которую ушёл Судья. Она дышит. С неё капает любовь. А под дверью лежит чья-то тень. И она — не уходит.

 

ЧАСТЬ II

 

СЕКРЕТАРЬ (торжественно): Встать, суд идёт!

Судья возвращается из совещательной комнаты. Лицо — другое. Никто не спрашивает, почему.

СУДЬЯ: Суд изучил все материалы дела и постановляет.

Пауза. Долгая. В ней что-то движется. Может быть, душа зала. Может, наоборот, что-то живое.

Тени начинают бродить между рядами. Переползать от одного истца к другому. Они словно хотят понять, кто из всех самый ненадёжный — но находят только тех, кто любит. А это страшнее.

СУДЬЯ: Признать Ответчика виновным в попытке сепарации от любви без согласования.

Зал — не аплодирует. Зал — выдыхает.

Кто-то опять плачет. Кто-то теряет время. Один мужчина теряет тень. Она отклеивается от его ног и, будто устав от притворства, уползает под скамью.

Семья кивает. Один за другим. Собака тихо взвизгивает. Это, похоже, радость. Может, тревога. Или предчувствие.

СУДЬЯ: Назначить обязательные объятия. По утрам — троекратные, с поцелуем. По праздникам — с речами. По возвращении домой — не менее 30 секунд. С уточнением: если Ответчик попытается уклониться — объятия будут усилены. До боли. Затем... Одиночество отменить. Полностью. В целях безопасности. Для защиты граждан от самих себя.

Тени слегка колыхнулись — как от ветра, влетевшего через открытое окно. Кто-то из них даже зааплодировал. Но не все. Консенсуса не будет. В который раз.

Подсудимый встаёт. Осторожно. Как будто под ним — не пол, а зыбкая трясина. Он открывает рот, но с первого раза не получается сказать ничего. Он закрывает рот. И пробует снова.

ПОДСУДИМЫЙ: Это не забота. Это — узаконенный плен.

СУДЬЯ: Это — жизнь. Регламентированная. С подтверждением. Вы не имеете права исчезать без справки о разрешении исчезать.

ПОДСУДИМЫЙ: А если я страдаю?

СУДЬЯ: Вас не существует в отдельности от боли других. Никого не волнует страдание того, кто уходит. Только того, кто остаётся.

Судья смотрит на пустой стул. Он вспомнил про пустой чайник. Глазами гладит чужой поводок.

Молчание. Но не полное. Где-то скребутся когти. Или чувства. Невозможно сказать точно.

СУДЬЯ (твёрдо): Любовь — законна. Свобода — условна. Дело закрыто. Без права на апелляцию.

Удар молотка. Воздух дрожит, как холодец на поминальном столе. В зале никто не шевелится. Потому что жить — страшнее, чем слушать приговор.

ПОДСУДИМЫЙ (почти шепчет): А если я больше не хочу?

СУДЬЯ (не поднимая глаз): Вы — уже не вы. Вы — член семьи. Вы — объект чувств. Вы — воспоминание, которое не имеет права прерываться.

ПОДСУДИМЫЙ (закрывает глаза): Пожалуйста. Дайте мне выйти.

СЕКРЕТАРЬ (впервые смотрит прямо в него): Из этого суда выхода нет. Здесь — только любовь. Она будет вас держать. Кормить. Накрывать пледом. Но не отпускать.

Собака скулит слово «Любовь». На языке, которого не существует. Но все понимают.

Подсудимый стоит неподвижно. Кажется, он хочет что-то сказать, но голос тонет внутри него, будто слова теперь — запрещённая роскошь.

Семья медленно подходит ближе. Руки тянутся к нему. Объятия выглядят ласково, почти безобидно, но он понимает: это уже не жест нежности, а исполнение приговора.

Он закрывает глаза и позволяет им себя обнять. В воздухе пахнет домом, апельсиновыми кексами, горьким кофе и страхом. Под руками Семьи он чувствует себя медленно исчезающим: от него остаётся лишь контур, едва различимый на фоне их огромной любви.

Его тень отходит в сторону. Обречённо падает в пустое кресло. И замирает, отвернувшись.

Собака садится рядом, прижимается к его ноге. Она уже не смотрит с укором — просто смотрит. Словно ждёт чего-то неизбежно привычного.

Присутствующие постепенно покидают зал заседаний.

Секретарь убирает протоколы, аккуратно складывает бумаги стопкой. Она смотрит на последнее слово, написанное дрожащей рукой: «свобода». Подумав, медленно перечёркивает его.

Судья остаётся в своём кресле. Он больше не судит — он наблюдает. Без гнева. Без сожаления. Он знает, что правосудие свершилось. Что бы это ни значило.

Пустой зал его суда становится похож на храм, в котором только что закончилась молитва. Теперь здесь можно только ждать.

СУДЬЯ (машинально открывает новую папку): Так-с. Продолжим. Следующее дело — № 82/Д. О женщине, которая хотела спать одна.

СЕКРЕТАРЬ (шепчет, больше себе): Бумага снова закончилась.

Идёт к дверям, открывает их и запускает новую партию любви. С достоинством возвращается на своё место. Достаёт новую пачку бумаги.

СЕКРЕТАРЬ (торжественно): Встать. Суд идёт!

Тени синхронно рассаживаются по своим местам. Некоторые — впервые. Некоторые — уже в тысячный раз.