Комментарий | 0

Август фон Платен. Сонеты

 
 
Итак, сонет в эпоху романтизма не только не захирел, но, почти не изменившись, нашел свое место в новой литературе. Мы все хорошо ознакомлены с английским сонетом эпохи романтизма. Такие имена, как Джон Китс, Перси Биши Шелли или Элизабет Браунинг, способен вспомнить любой ценитель романтической поэзии. Сложнее с сонетом французским или итальянским. Если сонеты Петрарки у нас переведены в целом исключительно хорошо, то  итальянские сонетисты 19 века до сих пор остаются в тени. Конечно, замечательный Евг. Солонович познакомил русского читателя с сонетным наследием Джоакино Белли, написавшем на римском диалекте более двух тысяч сонетов, однако русское издание всего корпуса сонетов Белли, хотя современные переводчики стараются, - дело далекого будущего. Ничтожно мало представлены на русском сонеты Джакомо Леопарди - и так далее. Из французских сонетистов у нас хорошо известен Шарль Бодлер, чье творчество, впрочем, лишь наследует истинному романтизму.
Среди испанских поэтов нового времени превосходные сонеты писал Мигель Унамунро (1864-1936), среди французских... Таковых много! Роман Дубровкин "подготовил книгу французских сонетов. В его переводах зазвучали и знаменитые на весь мир классики — Пьер де Ронсар, Жоаким Дю Белле, Агриппа д’Обиньи, Пьер Корнель, Жерар де Нерваль, Альфред де Мюссе, Теофиль Готье, Леконт де Лиль, Шарль Бодлер, Стефан Малларме, Поль Верлен, Артюр Рембо, Поль Валери, впервые встретившиеся под одной обложкой, — и поэты менее известные, чьи имена русскому читателю только предстоит открыть".
А вот в немецкой поэзии, если речь об эпохе романтизма,  сонетистов раз,  два и обчелся! Можно вспомнить, пожалуй, творчество Клеменса Брентано - и того же Августа фон Платена.
 
 
 
 
Август фон Платен
 
 
 
 
 
XLIII
 
Телами разлучившись, мы, возможно,
Соединимся в духе, ибо мысли
У нас одни и те же. Я же числю
Слиянье судеб фактом непреложным.
 
Любовь уходит в небо силой Божьей,
Качаясь на Господнем коромысле,
И если в сны приходишь ты, то вниз ли
Иль вверх качнулась явь, понять несложно.
 
Не от тебя ль идут ко мне флюиды?
Коль плачут по друг дружке наши души,
То расставанье не влечет обиды.
 
Так и не знаю, продудев все уши,
На близость душ имеешь ли ты виды,
Пока корабль уходит прочь от суши?
 
 
 
XLIV
 
Ты любишь молча – я молчать не в силах.
Когда бы обо мне, как о транжире
Печальных взоров знали в целом мире,
Без огорчений жизнь бы проходила.
 
Любовь к тебе ничто б не победило,
Ведь нам ее, застыв в небесной шири,
Два ангела обнявшихся явили;
Будь проклят день, когда вдруг счастье сплыло!
 
Скажи хоть слово и меня обрадуй,
Скажи, что любишь. Ведь душа пустеет,
Когда молчишь ты. Может, так и надо?
 
Лишь вера в верность в эту пору греет.
О, не вступай в преддверие распада,
Пускай подольше эта хрупкость рдеет!
 
 
 
XLV
 
Когда б искал ты в друге постоянство,
Искал опору в радости и горе,
Я, погруженный в суть таких историй,
Помог бы нам воспользоваться шансом.
 
Я близ тебя не погрешил бы чванством
И красоту твою бы не оспорил,
Но всем на свете стало б ясно вскоре,
Какой поэт вошел в твое пространство.
 
И если б ты подумал ненароком,
Что, заслонив тебя фальшивым блеском,
Друг отдал жизнь любовным арабескам,
 
Сказал бы я, что на челе высоком,
Где нет морщин, лежит чертою резкой
Лишь тень от лавра, как упрямый локон.
 
 
 
XLVI
 
Летящий шаг Весны да будет с нами!
Мы заждались, считая дни до встречи.
Твое лекарство грудь больную лечит,
Ты – добрый доктор с добрыми вестями.
 
Люблю общаться с юными цветами,
Едва заря мои погладит плечи,
Но погляди, уже спустился вечер –
Без всяких жалоб, лишь омыт слезами.
 
Люблю, когда сияет солнце в сини,
Лежать в траве, на купол неба глядя,
И друга ждать, хоть нет его в помине.
 
Но вот глаза слипаются. Ночь кряду
Я буду видеть, словно на картине,
В блаженных снах тебя, моя отрада.
 
 
 
XLVII
 
Чтоб не страдать, потребна тишина
Благое место и благое время.
Мысль о тебе в мое стучится темя
И остается у меня одна.
 
Друзьям былым уже не та цена
И одиночества невыносимо бремя…
Коль много дум, то ранен ими всеми,
А если нет их – плачу дотемна.
 
Когда я мог бы в этих стенах сирых
Тебя увидеть – был бы счастлив вечно,
Но ты скуп сердцем – и рыдает лира.
 
Я знал любовь, был в дураках, конечно,
А нынче сам хочу поведать миру,
Что лишь тебя люблю, мой друг сердечный!
 
 
 
XLVIII
 
Как утро – свеж, хорош – как ясный день,
Лоб благороден, взор правдив, как слово,
Годами юн и сам себе обнова, –
Вознею с ним я нагрузился всклень.
 
Будь мы в комплоте, было б мне не лень
По пустякам расстраиваться, снова
Лезть обниматься... Что же тут дурного?
Но я пугаюсь и молчу как пень.
 
Захочешь ли ты быть со мной? Гадаю,
Весь погружен в любовные мытарства.
Ты ненавидишь? Ждешь любви, страдая?
 
Вот если б ты поднес мне, как лекарство,
Намек на склонность... Дай мне знать, когда я –
Как принц при коронации на царство!
 
 
 
XLIX
 
Презренье к миру – избранности мета!
Фальшивя словом, с нами мир играет
И наши скорби в чашу собирает –
Тот пунш готов, когда уж песня спета.
 
Быть инструментом – вот судьба поэта;
Из тысячи печалей высекает
Мир искру гения; творенье оживает,
Когда творец, став жертвой, сжит со света.
 
Завидовать сей жизни так нелепо...
Что в ней хорошего? Счастливцем кличут
На алтаре ль тельца? Не верьте слепо,
 
Когда певца сверх меры возвеличат:
Он знал все яды, ведал тайны склепа,
И лишь покоя не имел в наличье.
 
 
 
L
 
Ты виноват, что нет меня гонимей,
Хоть Небо за меня не мстит жестоко.
Не то бы слезы хлынули потоком,
Лишь с губ твоих мое слетело б имя.
 
Ты – раб иллюзий, но реальность зримей
Любой мечты... Поверхность видит око!
Тут мало знать, что я в тоске глубокой,
Тут знание причин необходимо.
 
Люблю тебя, но защитить не в силах,
Ты сам себе – защитник, да к тому же
Мои глаза меня обезоружат.
 
Твой видя взор, мои глаза, мой милый,
 Сосут любовь из радужек жемчужных,
А ты читаешь скорбь в очах унылых.
 
 
 
LI
 
Я Музам выражаю восхищенье,
Свои стихи по их канонам правлю,
Всех мудрецов, царей, и жен их славлю,
И чту к Олимпу долгое движенье.
 
Тебя зову я центром притяженья,
Ты – горный пик, куда стопы направлю,
Я сам себя войти в тот круг заставлю,
Где хор планет и головокруженье.
 
Зане любовь ты славил многократно,
Позволь мне, друг, поставить всех в известность,
Что и мое искусство Музам внятно.
 
Ты в мир принес изящную словесность,
Моя же смерть докажет клаке знатной
Нетленного с житейским несовместность.
 
 
 
LII
 
Когда тебе я холодность прощаю,
То сам себе шепчу, смирив гордыню:
«Не знает он, что дней моих пустыню
Лишь именем его я освящаю;
 
Печаль и радость – все ему вверяю,
Хоть он о том не знает и в помине;
На жизнь свою смотрю как на святыню,
Когда любовью сердце наполняю».
 
Ужель я должен выплеснуть всю душу?
Нет, я и слова вымолвить не смею!
А вдруг мечту о счастье вмиг разрушу?
 
Пугаюсь чар, пред красотой робею,
И оттого перед тобою трушу,
Что ломок ты, кого я так лелею.

 

Необходимо зарегистрироваться, чтобы иметь возможность оставлять комментарии и подписываться на материалы

Поделись
X
Загрузка