Комментарий | 0

Античный цикл

 

 

 

                             Эжен Делакруа «Медея и ее дети» (фрагмент), 1862 год
 
 
 
 
1.
 
Плач Антигоны
 
Умерить бы шёпот, что крика слышнее, умерить бы гонор,
штрихи бы твои целовать, коих нет, но их вижу.
Остался лишь плач, мой античный, мой плач Антигоны
такой же морской, как мешочек из солнца и рыжий.
 
Корабль мой не просто пробит, он убит, и он тонет,
ужели не помнишь меня ты, мой гений, мой Гемон?
Вот тело моё, что из линий, из тоненьких-тоненьких,
вот чрево моё (я же всех сексуальней!). Зачем мне
 
оно без тебя?
Не хочу я ни дома, ни поля, ни деток,
точнее хочу, но с тобой дом, детей и кровать я,
в тебя я закутана вся, а точнее раздета
в сердечные эти заплатки.
 
Когда Еврипид твой лжёт маме, отцу и Креонту,
Эдипу, Исмене, и Греции вместе с Россией.
Не надо так петь: «Свет, Свет, Свет!» горизонту,
ты пой лучше: «Тьма, тьма!», так будет правдивей.
 
Плету я масксети в Саранске, до самого фронта
они протянулись
твоими-моими руками.
Ты так постарел, строя море из древнего Понта,
ты помолодел, предо мною его раздвигая.
 
 
2.
 
 
Медея Николаевна
 
 
Ты убила детей, все зародыши сына, во мне что
трепыхались и плыли, и нежились прямо во чреве.
Я хотела к нему,
я сходила с ума, но Медея
поступала, как сказано, горько и грешно.
 
Было всё, как написано, жизнь удалась по сюжету:
море, дюны, корабль и Колхида синеет неброско,
без него я не то лишь-то жить, я дышать не могу, меня нету,
а на тесте моём – две полоски…
 
И звонила свекровь, говорила какие-то фразы
про Рим первый, второй и про третий кричала упёрто,
про четвёртый, который ещё не построен ни разу,
и я сделала восемь абортов.
 
Золотое руно – это вечная жажда престижа,
Ясон, ты отыскал этот путь по волнам минотавра!
Шестьдесят лет прошло мирославно, мстиславно, всеславно,
ярославно и славно. Но не было мужа мне ближе.
 
И звонила свекровь.
Ах, Медея моя Николаевна:
- Ты отстань от него
на краю беспокойной Гекары.
Если не были вместе – оставить нельзя. Не оставила!
Если не были порознь, как две стороны у кифары.
 
Ревновала лишь я, не ревнующий, не ревновал он,
отдавалась ему, распластавшись всем телом на ложе.
он не ранен ни разу, а я – как разверстая рана.
Если он не любил, разлюбить никогда он не сможет!
 
 
3.
 
Сейчас не страшно: даже хорошо:
есть в расставаньях что-то от аборта,
когда лежишь на кресле голышом,
как на кресте в объятьях распростёртых.
 
Я тоже, мой любимый, не люблю,
я тоже, мой желанный, не желаю,
корабль убитый не залижет раны,
что делать в Греции такому кораблю?
 
Из ящика Пандоры столько бед,
лишь только крышку приоткрыть, нагрянет,
стирала, гладила, готовила обед,
была примерной. Но тебе всё дрянью
во мне казалось.
Влево-вправо шаг,
везде я тать да вор, хотя не крала,
лишь без тебя я не могла дышать.
А нынче – море, глубина, кораллы
да рыбки золотые,
да песок.
Теперь я так чиста: и только море
в ключицы, лоно, в шею и в сосок
меня целует
сладко на просторе.
 
 
4.
 
Теперь краду я у себя – тебя!
Земное я краду у неба синего,
краду ответы, где вопрос: «Спроси его!»,
как в супермаркете икру за три рубля,
 
колбаски, мясо, масло, из всего,
из этого мы состоим всей массой.
А кришнаиты мне кричат: не ешьте мясо,
читайте утром Кама-сутру и Гюго
 
исторгнутым, шершавым языком,
так глубоко, как будто бы кишкой
из горла эта ткань на лист, на чистенький
намотана.
Ты видишь: шелковистой я
уже не стану.
Из камней как шёлк
выпрядывать на платье, что батистово?
Как из металла тоненькую нить,
из жизни смерть, из смерти ладить ангела?
Да, я сама любовь твою изгадила,
чтобы спокойно, как была я, жить.
 
Но ночью, ночью слышу плач детей,
мной не рождённых. Они там – на небе.
Мной не крещённых, бедных, бедных, бедных,
при всей моей нелепой красоте…
 
 
5.
 
 
Колыбельная детям Медеи
 
 
Стоят пустыми колыбельки
одна,
вторая, кто согреет
кто приголубит, кто фланельки
поправит, мне скажи, Медея?
 
А мне Медея отвечает:
- Сама такая же, дрянная!
И в окровавленной рубахе
идёшь по женской ты больнице
по коридору: «Вы блудница!» -
ворчит седая медсестрица.
 
Здесь все такие. Ты такая.
И даже эта – пожилая,
и молодая, ей лет тридцать.
О, были бы мужьями боги,
праправнуки титана-Зевса.
 
- Мне плохо, горько, одиноко!
- Иди, повесься!
 
Мой маленький, прости, коль сможешь,
о, нерождённое дитяти…
Я поправляю осторожно
фланельку на его кровати.
И я в аду давно сгорела,
я – пепел на груди кострища.
Качаю колыбельку тише,
почти несмело.
 
Тяжёлый снег, руби оплечно,
да что оплечно? Плечи тоже…
Иду по коридору вечно –
одна из множеств.
 
Иду по гинекологичке,
где проститутки, кто с вокзалов,
где нарко и алкоголички,
простые девицы-давалки.
 
В халате, драных, нищих тапках,
в платочке мамином в горошек.
Прости меня, родной, хороший.
мне плохо без тебя.
Мне зябко.
 
 
6.
 
Античность и СССР
 
Подменяются смыслы. Сужаются правды. Смещение
всех осей на земле. Вот и хватит. Верните историю!
Раздирая пружиной весь космос. Бессмертье Кощеево
возвернуть надо в птицу. И в зайца, в его траекторию.
Поклоняться тому, как учили нас предки. Крестильная
наша матушка Русь! Колыбельная Русь и родильная!
А не Киева-грусть! Князь Владимир наш Красное Солнышко,
покажи, как управить! Владимирам всем, Леонидам ли!
В Ярославну я плачем прольюсь. В Ольгу местью! Ужели потонешь ты,
наш Ковчег? Наша память в умах марсиан яйце-видовых?
Всем, кто взялся чернить нас, ворота нам дёгтем умазывать,
кто Бандеру в граните отлил, кто нацистские свастики,
тем бы пальцы рубить! Неповадно чтоб было, до разу чтоб,
вам история – девка срамная. А вы – свистоплясники
на пиру, что во время чумы! Где безглазо старухами
расплясались развратники вместе с портовыми шлюхами.
В ухо им!
Всем, кто родину нашу ворует, кто тащит фундаменты,
коль Союз наш разваленный в камни. Воруете камни вы!
Вам проклятье потомков и внуков всех наших и правнуков!
Всё равно правда выплывет: Божья святейшая ладанка!
Как леса вырубали и как продавали китайцам вы!
Всю Сибирь разорили за доллары американские!
Наши земли святые, для вас это лишь территории!
Переписывать хватить историю нашей истории!
Самозванцы на троне, на царском воссели – не выгонишь!
Во Царьграде воссели! Чтоб дедушек грабить и бабушек!
Молодёжь в ипотеку загнали, берите, мол, выгодно.
То ли чудище правит поганое нами, татарище?
И по-русски пишите! Заглавные буквы! Согласные!
Берестовые грамотки или таблички из стали вы!
Наше время, о, что ж ты такое свершилось опасное?
Нет Сталина!
Чтобы, громко стуча сапожищами в ночь или полночь ли,
приходил он во спальни к отступникам! Плащ Командоровый
был бы алого цвета. И трубку курил. Китель солнечный.
Было б здорово!
- Здравствуй, взяточник!
- Здравствуй, обманщик! Преступник ты хреновый!
- Кто бандеровец? Ты! Ах, твою мать! В Лефортово в камеру!
- Филарета туда же!
Истории нет иной. Время нет!
Никаких переписчиков! А извратителей
замертво!
 
Поломать бы им перья! Отправить туда, где изморами,
чтоб трудами вину отрабатывать вместе с убийцами.
Переписчиков прямо туда, кто историю
Всей Руси перемазал, как сласть-каравай да горчицею!
И запомните: русские – те, кто вовек не сдаются!
Кто «идёт к вам на вы», княжий щит кто несёт, кто в бою,
кто на дыбе, на плахе! Но верит в победное Солнце!
Русский мой человече! Тебя я вовеки пою!
 
Что на рыжем от крови, на выжженном горестном поле.
Я такая же! Я – аномалий сиротских, отчаянных ось!
Я – хранитель кострищ, пепелищ. Я – последняя русская воля.
Лишь одних нас волнует «Что делать?» извечный вопрос!
 
Ибо космос в горстях. И галактика в млечном пороге.
В нас Гагарин и Чкалов. В нас Минин. В нас правды зарок.
И у нас. И везде. Возле нас. И не вздумайте трогать.
И слезою античное время щекочет зрачок.
 

Необходимо зарегистрироваться, чтобы иметь возможность оставлять комментарии и подписываться на материалы

Поделись
X
Загрузка