Литературная критика

Эмили Дикинсон

Бордовые розы, ложащиеся на белый мрамор в старинной часовне, где невозможно многолюдство – таковы частые ассоциации, рождаемые от соприкосновения души с поэзией Э. Дикинсон.

 Сквозная жизнь её: словно вибрирующая вербеной на ветру; жизнь одиночества, замкнутости, возможного психического не-здоровья.

Всего восемь стихотворений, опубликованных при жизни, никем не замечены были.

Шляпная картонка, набитая тысячами стихов: пламенный, трепетный, с невероятной авторской пунктуацией отчёт о пребывание в бездне жизни.

 Особая тонкость присуща поэзии Дикинсон: вьётся золотой волос, вздрагивает золотящаяся нить:

Вглядывание, вчувствование в мир; цветов много в поэтическом пространстве Дикинсон, они – своеобразные персонажи мистерии, творимой поэтом.

 Она и сама ассоциирует себя с цветком, вот-вот сорвут, увянет в вазе смерти:

 Росток, листок и лепесток
 И солнца утренний поток --
 Роса в траве -- пчела иль две --
 Едва заметный ветерок
 И я -- цветок.
      (Пер. Л. Ситника)

Всё необычно в её поэзии, не узнанной современниками, оцененной потомками: и насыщенность цветом – из этого ряда:

Фирменные тире поэта: мускульная сила подталкивания: смысла… времени…

Но – как играет, мощью светясь, литая бронза ореха!

Сколь спокойно и вместе невероятно броско вспыхивает алый шарф, накинутый на ветки-вести клёна!

 Отражения…

Дикинсон сама, душою раненой и трепетной, будто отражалась во всех явлениях и феноменах мира, и зеркала его колебались зыбко, но удерживал, удерживал поэт мгновения, чтобы не растерялись в вечности.

 Тайна мерцает всегда: из стихов – вглядывается кошачьими, торчмя поставленными зрачками – в читательские души:

Сколь тонко передана звукопись на русском: столь же богата играет на родном, английском.

Звук плещет рыбкой: в метафизических водах фантазий и мечтаний, звук – с другой стороны – наполнен многими музыкальными инструментами: и скрипичные взмывы слышатся, и фортепианные пассажи разлетаются, и соплетение органных голосов гудят значительно.

 Сложно определяет свою долю, свой узел удела:

Великая её крошечность была мучительна, и, наполненная всеми оттенками мира, якобы крошечность эта поднималась монументально к метафизическим небесам.