Комментарий |

Тюмень и тюменщики. Браслеты. Букинистические магазины.

1.

1983 год, весна. На улицах Тюмени начинают появляться вот такие
девушки, как на картинке: дурацкие, невероятные; с дурацкими прическами,
с дурацкими разноцветными пластмассовыми клипсами в ушах; в пластмассовых
браслетах и прочих фигнюшках-побрякушках; в белых тапочках и даже
в коротких юбках.

Продвинутые обитатели тюменской жизни – Струков
– уже знают, что в Британии в музыке лютует "новая волна", которая
является возрождением духа ранних 1960-х, и не только духа, но
и многих внешних форм: "Б-52",
"Мэднесс", "Джэм", и проч., и проч.

И вот: и вот мы это видим уже и на улицах Тюмени!

Наши идут!

Юность, дерзость и дурацкость – против кондовости, посконности,
бородатости и унылого мудрствования предыдущих 1970-х.

Ох, как все это было офигительно!

Как, например, тюменский деятель контркультуры М.
Немиров
трепетал, на этих новых девушек глядючи!

На Олю Каращук, например, – самую сверх- даже более чем именно
такую, девятнадцати от роду лет!

Как он все их воспевал в различных стихотворениях, которые нужно
бы разыскать, переработать с учетом приобретенных навыков и умений,
да и опубликовать, типа:


Какая ты ох же ты, милая! Какая хорошая, гладкая! 
Как ты на солнце сверкаешь, подобная зеркальцу! 
Так что я только сижу, да глазами застенчиво зыркаю – 
Так дикарей простодушных 
                      вот и обдуряли блистючками колонизаторы гадские!

И т.д.

Также отлично все это выражено ранним "Центром"
("Рок-н-ролл", 1982), ранним Цоем
и ранним же А. Струковым("Просто
хочется жить", "Весна"). Когда я буду запускать это в Интернет,
нужно будет обязательно их этой музыкальной
– – – снабдить.

2.

Увы, увы.

Все хорошее – об этом и К.
Леонтьев
писал – цветет обычно крайне недолго, а потом – –

А потом так и вышло: уже к концу 1980-х, а уж тем более все 1990-е,
панк-рок, некогда символ и двигатель всего свежего, невиданного
и ошеломительного, стараниями Е.
Летова
, Р. Неумоева,
а тем более их бесчисленных подражателей выродился в унылую тягомотину
и символ всего чахлого и дохлого, утешение для бесталанных неблагополучных
подростков жизни, повторив судьбу хард-рока, выродившегося в хэви
метал. И теперь пригодного лишь на то, чтобы быть тем, что будет
выметено железной метлой новых офигительных, которые потихоньку
появляются, на мусорную свалку истории.

Ах какой сегодня день такой задумчивый!
Ах, какой он тусклый, матовый, мерцающий,
Ах какой такой весь заторможенный и сумеречный,
Весь такой, короче, просто – настоящий.

Весь такой, короче, он серейший.
Лед сухой, и снег подтаявший, и небо
Пасмурное, хмурое такое, что, короче, речи
Длинные вести скорей неторопливые охота, чтобы

Ах, следить какую-нибудь этакую например науку,
Ах, вести беседы о любезности, к примеру, –- 
Так пойдем же, друг, пойдем скорей вперед по переулку!
Там отличнейший один, я знаю, есть магазиньеро!

Ноябрь 1989, Тюмень., ул. Республики – возле букинистического
магазина, который возле университета. Впрочем, последняя строфа
– март 1989, местность возле м. "Спортивная", когда Шаповалов
Ю. – именно он, как и во многих других стихотворениях автора этих
строк, есть упомянутый “друг” – приезжал в Москву. Мы там в гостинице
«Юность» всем товариществом «Искусство
или Смерть»
кучковались, ибо именно там находился тогда «Гуманитарный
Фонд» Б. Жукова, который на первых порах нас патронировал, вот
и – – – Там отличнейший магазиньеро и наличествовал.

Что до букинистических магазинов, было такое хорошее дело при
советской власти: специальные магазины, торгующие старыми книгами.
Купил книжку, прочитал и сдал в такой магазин – ее там выставили
на продажу; как продадут – деньги тебе, за вычетом, конечно, некоего
процента комиссионных. Это было хорошо и тем, и сем, потому что
одним можно было избавляться от ненужных книжек, а другие могли
дешево купить нужные, притом старую: такую, которая вышла, может
быть, и тридцать лет назад и с тех пор не переиздавалась. И старые
журналы, и проч.

В Тюмени мне известно в 1980-е годы таких два: возле университета
– он и сейчас является книжным магазином, правда, не знаю, букинистическим
ли – и еще очень приятный на ул. Рижской. И еще были букинистические
отделы в остальных книжных магазинах.

Я их любил, и университетский, и на Рижской. Пребывая порою в
смятенном состоянии духа, имея денег, например, 1 руб. 40 коп.,
бредя в угрюмом сумраке и ветре, и лютой стуже вокруг спрятанного
в тулуп тела, но при том еще и этом же внутри своей головы, я
любил в них забредать – а там желто от электричества! и, главное,
тепло! – я ковырялся в завалах старого книжно-журнального барахла
– и постепенно отходил. Так было в 1981-м, и в 1982-м годах. И
даже когда жил в Первом микрорайоне, у черта на куличках, специально,
когда овладевала мной печаль, садился в автобус и ехал в указанные
магазины, чтобы – – –.

Использовал их, короче, в качестве медиатора и транквилизатора.

Увы, с тех пор я эти все навыки растерял, и теперь знаю только
один способ развеять грусть-печаль: пойти в ларек и купить водки.
А при этом водку пить мне уже ни карман, ни организм почти совсем
не позволяют. И что с этим делать? Не имею понятия.

Да и описанных магазинов букинистических тоже уж тысячу лет нету,
а в просто книжный идти – одно расстройство: в них с мешком денег
теперь нужно ходить, столько там теперь книжек, которые просто
вопиют, требуя быть приобретенными.

А мешка денег – нетути.

* * *

А вот история, как посещение букинистического магазина спасло
меня от армии.

Летом 1986 нас совсем обложили – в армию отправляют на перевоспитание!

Прислали и мне повестку: завтра явиться на медкомиссию, и – – –

Всю ночь не спал, переживал, утром пошел. По пути зашел в букинистический;
стою, ковыряюсь в книгах. В голове туман, все скачет и плывет,
в магазине лампы люминесцентные трещат и мигают, и хаос в голове
нарастает... в ушах – звон. Перед глазами зеленые мухи, и чувствую
что сейчас упаду в обморок, и вспоминаю, что недавно читал в фантастическом
романе М. Крайтона «Штамм
Андромеда»
, что мигающий свет провоцирует эпилепсию. И хочу
не смотреть, заслониться рукой от лампы и быстрей на улицу, но
меня против моей воли разворачивает прямо к лампе, голову поднимает
прямо к ней, чтобы смотреть именно на нее – – –

Прихожу в себя в какой-то машине, меня везут, башка болит, ничего
не соображаю, какие-то люди в белых халатах меня держат за руки.

– Что такое?

– А ты не знаешь? Эпилептический припадок!

– У кого?!

– У тебя!

– Да мне в военкомат!

– Какой на фиг военкомат. В армию припадочных у нас пока не берут.

Оглушенного, привезли в больницу, поставили уколы, выдали справку:
такого-то такого-то имел место припадок – подписи, печать. С этой
бумагой я в военкомат пришел. Что там было, – совершенно не помню,
но, видать, среди прочего и бумага пособила, раз я в армии так
и не побывал.

А я потом психиатра Дворникова спрашивал:

– Так что выходит – я еще и эпилептик?!

Но Дворников сказал, что не думает. Что организм у личностей истероидного
типа – а я есть личность именно такого типа – настолько ловко
умеет делать всякие штуки, что сам, без контроля сознания, изыскивает
внутренние резервы внутри себя и при нужде отлично симулирует
все, что угодно, например в моем случае – эпилепсию.

Ну и спасибо, очень своевременно.

Необходимо зарегистрироваться, чтобы иметь возможность оставлять комментарии и подписываться на материалы

Поделись
X
Загрузка