Русская литература и крестьянский вопрос. №11
Крестьянский порядок
Взгляд крестьянских писателей не был посторонним, но в мытарствах
деревенских героев изображается только абсурд, механическая,
бессмысленная жизнь людей на отнятой у них земле. В жизни
колхозных муравейников они не увидели непроглядную черноту, а
единичные примеры хорошего, как в публицистике Можаева, все
обращены к опыту, перенимаемому из прошлого. И даже защищая
деревню реального времени, то есть сам уклад деревенской
жизни, как будто оберегали прошлое. Здесь опять же обнаруживает
себя то мышление, для которого прошлое является единственным
источником и началом всего хорошего, но скрыто в нём,
прежде всего, глубокое неприятие новой реальности. Это значит,
что они не хотели принять реальность новой деревни, с победой
в ней веления государства над хотением мужика и даже с
последующей сокрушительной победой колхозников над государством,
когда они уже с выгодой для себя разваливали дармовое
«сельское хозяйство». А, глядя на колхозный муравейник, не могли
найти объяснения, почему же люди не ищут для себя из него
выхода, как смогли прижиться и что такое на земле родимой
строят... Солженицын: «Долгие десятилетия мы истощали колхозную
деревню до полного отобрания сил ее, до полного отчаяния —
наконец, стали ей возвращать ценности, стали вполне соразмерно
платить — но ПОЗДНО. Истощены ее вера в дело, ее интерес.
По старой пословице: отбей охоту — рублем не возьмешь».
Абрамов: «Исчезла былая гордость за хорошо распаханное поле, за
красиво поставленный зарод, за чисто скошенный луг, за
ухоженную, играющую всеми статями животину. Всё больше
выветривается любовь к земле, к делу, теряется уважение к себе».
В этом честном взгляде честных людей заложена всё же своя идеология,
и даже психология. Их одержимость идеей возрождения русской
деревни была ни чем иным, как скрытой мечтой о
крестьянской власти, сущность которой, по определению
Чаянова, и состояла в «утверждении старых вековых начал,
испокон веков бывших основой крестьянского хозяйства». То есть
эта идея могла быть осуществимой только со сменой самого типа
власти в России, где землёй распоряжалось гигантское
государство, постоянно нуждавшееся в мобилизации всех своих
ресурсов, и, как следствие, в модернизации. Крестьяне во все
времена стремились скрыться от его присутствия, обособиться, а в
сопротивлении этом зарождались и возникали уже своего рода
потайные формы жизни, законы, понятия. Это тот самый
«“огромный резервуар реакционности”» — и психологической, и
идеологический, наполненный, прежде всего отрицанием каких-либо
новых начал. Поэтому всё новое вводится принудительно, то есть
приводится в исполнение государственной машиной со всем её
арсеналом тупых и бездушных мер, отчего даже разумные решения
доводятся до абсурда, достигая обратной цели. Поэтому
источником крестьянских возмущений, от малых до великих, когда это
сопротивление превращалось в открытую борьбу, было всегда
недовольство н о в ы м. По сути, это
значит, что приемлют один порядок — CВОЙ, и только одну власть —
СВОЮ.
Вот что вынашивалось, передавалось от дедов и отцов: знание того,
как всё должно быть устроено... Когда крестьяне получили по
царскому манифесту от 17 октября 1905 года свободу слова и
собраний, то во всеуслышание предъявляли свои требования к
государственной власти. Вот одно из обращений, которых были
тысячи и тысячи: «Приговор сельского схода крестьян с.
Аграфениной Пустыни Рязанского уезда»... «ЗЕМЛЯ ДОЛЖНА БЫТЬ НИЧЬЕЙ, А
ОБЩЕЙ, ПОТОМУ ОНА БОЖЬЯ И НЕ МОЖЕТ БЫТЬ СОЗДАНА ЧЕЛОВЕКОМ,
ПОЭТОМУ ПОЛЬЗОВАТЬСЯ ЗЕМЛЁЙ МОЖЕТ ВСЯКИЙ, КТО ЗАХОЧЕТ
ЗАНИМАТЬСЯ ЗЕМЛЕДЕЛЬЧЕСКИМ ТРУДОМ».
Жить по этому порядку мужики начинают тайком, то заводя «дальние
пашни», то пускаясь в бега, поэтому крестьянская жажда
справедливости веками уживалась с обманом. Поразительно, но при всём
своём трудолюбии мужик склоняется к воровской свободе, даже
становится её идеологом... В каком-то смысле воплощением
крестьянского порядка стала община, такая же сама в себе
потаённая. Поэтому бороться пришлось и с ней, причём в том же,
полицейском режиме, насаждая уже идею личной ответственности,
но столыпинский передел земли с отдачей её в собственность
единоличникам расколол и ожесточил русскую деревню.
Чтобы соединить мужика с землёй, нужно устранить его нужду в земле,
то есть вернуть её в общую собственность и поделить по числу
работников — тогда возможно торжество крестьянского
порядка, но это уже задача власти, и она должна быть крестьянской.
Только высшая цель для мужика — не власть, а земля, поэтому
и стремятся мужики к захвату земли, а не власти. Это
противоречие стало трагическим для России, когда в него вмешалась
интеллигенция, с её идеей служения и мечтой о свободе.
С этого момента земельный вопрос как бы отрывается от своей почвы,
он приводит к борьбе с властью — и за власть. Для
интеллигенции — это вопрос борьбы с государством. Для правительства — с
революционными настроениями в обществе. Сельское хозяйство
тогда-то и становится в России «идеологическим». А исход
этого сражения, однако, решался не на страницах газеток, не в
тайных кружках или на думской трибуне, где боролись за свои
идеи какие угодно политические силы, только не мужики...
Крестьянство не было даже сколько-то солидарной политической
силой, но в стране, почти всё население которой жило
земледельческим трудом или имело деревенское происхождение, уже
властвовал в сознании людей крестьянский порядок. Это то, о чём
писал Короленко: «Образ царей в представлении крестьянина не
имел ничего общего с действительностью. Это был мифический
образ могучего, почти сверхъестественного существа,
непрестанно думающего о благе народа и готового наделить его
«собственной землёй». Только эта «готовность» открывала дорогу к
власти над Россией, поэтому смена власти становилась
революционным заданием, а значит, разрушительной для её реальности. Но
победа революции — не была бы концом! Если прийти к власти —
значило, по сути, провозгласить крестьянский порядок, то
чтобы победить, требовалось его как раз и уничтожить, и
восстановить «государственное правление». И такая партия, то есть,
сила, в России нашлась. Она наследовала формы поведения,
заложенные в крестьянских восстаниях, а идеологию у
революционных романтиков, которых плодила русская интеллигенция. Целью
этой партии было построение коммунизма, но чтобы
превратиться во всемирную коммунистическую бабочку, марксисткой теории
предстояло соорудить мощный индустриальный кокон.
Брестский мир освободил от войны за собственные границы, что давало
государственную независимость в их проглоченных немецкой
оккупацией пределах. В гражданскую завоевали власть. Подавили
политическую оппозицию, извели под корень даже
внутрипартийную. И вот что сообщал посторонний наблюдатель — итальянский
вице-консул Леоне Сирканы в своём секретном донесении,
сделанном в 1933 году: «Боевые порядки всё те же: сельские массы,
сопротивляющиеся пассивно, но эффективно; партия и
правительство, твёрже, чем когда-то либо, намеренные разрешить
ситуацию... Крестьяне не выставляют против армии, решительной и
вооружённой до зубов, какую-либо свою армию, даже в виде
вооружённых банд и разбойничьих шаек, обычно сопутствующих
восстаниям крепостных. Возможно, именно в этом — истинная сила
крестьян, или, скажем, так, причина неудач их противников.
Исключительно мощному и хорошо вооружённому советскому аппарату
весьма затруднительно добиться какого-то решения или победы
в одной или нескольких открытых стычках: враги не собираются
вместе, они рассеяны повсюду, и бесполезно искать боя или
пытаться спровоцировать его, всё выливается в непрерывный ряд
мелких, даже ничтожных операций: несжатое поле здесь,
несколько центнеров припрятанного зерна там...».
Если крестьяне не принимали советский порядок, то его не могло
существовать. Чтобы подавить крестьянское сопротивление,
советское государство стало машиной по истреблению собственного
народа. Во многом именно необходимость в тотальном
государственном насилии привела к власти в партии Сталина и его
сторонников. Ответным влиянием этого насилия на партию было её
моральное вырождение. Строить было уже нечего, да и некому.
Продолжение следует.
Необходимо зарегистрироваться, чтобы иметь возможность оставлять комментарии и подписываться на материалы
