«Посторонний» Камю – манифест экзистенциализма, то есть манифест философии жизни почти всего XX века, когда западная мысль отходит от христианских доктрин, постулируя существование как основу бытия, которое и определяет сущность, то есть основополагающие принципы этого бытия.

Мой мир затих, как сад. \ Он перестал шептать \ Тоскливыми ночами. \ И тают лета дни, \ Как горький шоколад, \ Зажатый в кулаке. \ И годы за плечами. \ Беззвучен маховик \ И дней, и целых лет. \ Стираются до блеска \ Зубцы и шестерёнки. \ И хочется вернуться \ Туда, где клином свет \ Сошёлся на дощечке \ У глупенькой девчонки: \ Там замок среди гор, \ И близкие стеной. \ Там чёрные цветы \ Размером с человека. \ И ключик к сердцу там, \ Конечно, заводной. \ И жизнь течёт рекой...

Я всю жизнь растил это книжное разнотравье и привык беззаветно ему доверять. Но вон там, на самом краю, два или три корешка отдельно, единолично. И вдруг покой как бы корёжится, и гляжу на них чуть не с опаской. «Это? – нет, не сейчас. Да, надо бы взяться за это по новой. Безусловно, всенепременно – но как-нибудь позже...» Потом это «позже» приходит – и тут уже не до чая-дивана. Тут впору кушетка с одной лишь клеёнкой – и рядом штатив с иглой, трубкой и капельницей, – что вам нужно ещё для оздоровления крови?
Эта болючая процедура называется «собраться с силами, глубоко вдохнуть – и перечитать Андрея Платонова».

Каждого автора предваряет цитата из текстов самого Башлачёва, это служит своеобразным ключом ко всем представленным поэтам, помогает пристальнее разглядеть их образы через призму того, кем они были вдохновлены. При быстром перелистывании страниц цитаты мелькают словно некой лесенкой, помогающей подняться к памятнику самого, на мой взгляд, непостижимого русского поэта.