Литературная критика

Дмитрий Конаныхин – русский блогер, писатель, радиоведущий, популяризатор космических технологий. В 2016 году стал лауреатом федеральной Горьковской литературной премии в номинации «Русская жизнь» за роман «Деды и прадеды» (2008). Посмотрим, как память семьи взаимодействует с памятью страны в этой книге, а также вкратце проанализируем основные идеи книги в сравнении с известными семейными сагами мировой литературы ХХ века.

Дмитрий Конаныхин

Деды и прадеды Гриши Филиппова

Роман «Деды и прадеды» включает 17 глав с прологом и эпилогом. В книге описана история рода, последним наследником которого является рассказчик. Первые события происходят в 1915 году, во время Первой мировой, а последние – в девяностые, когда рассказчик приезжает на кладбище, где похоронены главные герои истории – деды и прадеды. В истории рода больше внимания уделено семье матери, Зоси Добровской – описывается ее родная деревня Торжевка недалеко от Киева, а также многочисленные родственники и знакомые из Торжевки, Топорова, Дарьевки, Журовки: Добровские, Завальские, Грушевские. Родня отца, Филипповы, представлена скупее – в виде семьи деда, живущей в селе под Ленинградом, саратовская родня этой ветви почти не видна в рассказе. Центральным событием книги, притягивающим все сюжетные линии, является Великая Отечественная война. Два старших поколения переживают ее в сознательном возрасте, а в жизни последнего в роду, Гриши Филиппова, она отражается через судьбы предков. В эпилоге, в реальном времени рассказчика оживают значимые места действия романа: мессер расстреливает колонну беженцев, от разрыва гибнет парень, который не стал дедом героя. Все времена существуют сразу, в одном пространстве, память не умирает, она соединяет жизненные миры героев и позволяет читателю войти в сюжет и включить в историю свой собственный опыт в самую последнюю минуту, когда книга заканчивается. Теперь читатель сможет сохранить ее в себе и продолжить историю сам.

Повествование в романе линейное, но не сплошное: из ста лет истории рода выхвачены отдельные яркие эпизоды, судьбоносные и поворотные для героев, начинающие или заканчивающие жизненную коллизию: Терентий уводит чужую невесту, будущую прабабушку рассказчика; трое моряков с подбитого корабля попадают в немецкий плен и спасаются – кто в смерть, кто в штрафбат; попытка добыть еду в блокадном Ленинграде; встреча с любимым, который вернулся с фронта после похоронки; отец возвращается из лагеря двадцать лет спустя и другие такого же рода истории.

Война на ленинградском и донбасском фронтах

Глава «Культяшки» – одно из лучших в современной военной прозе описание нередкой на донбасской войне с 2014 года ситуации, когда фронт удерживается невозможно малым числом, ротой из одиннадцати человек, которая после атаки уменьшается вдвое:

«Новенькие напряженно слушали этих двоих, не понимая, как это так может быть. Как? Ведь сами они только что вышли из непрерывного ужаса переправы, проползли это поле, нет, они, конечно, понимали, что если они проползли это поле, то эти полкилометра совершенно точно были нашей землей. Кто-то же держал оборону… Но все равно новенькие не могли поверить, что эти свалившиеся им на голову, истощенные люди с черными лицами, только вернувшиеся оттуда, могут так, по-домашнему, как будто после рабочей смены, разговаривать – о немцах, о бое, о пути на тот берег – как о чем-то само собой разумеющемся и обычном. И что их всего шестеро».

Подлость и человечность: два полюса в романе

Человеческая подлость и нечеловеческая жестокость появляются не только на войне, и носители их не обязательно немцы: так, еще в довоенное время братья Миколайчуки пытают своих соседей ради денег; конмезамы выселяют из дома на улицу семью с четырьмя детьми; сельская ведьма колдует на смерть ребенка; герой войны спивается в селе. Читатель понимает, что хотя война – огромная, затронувшая всех беда, но она не меняет сути человека, а только проявляет ее: и подлец, и герой получают больше возможностей проявить себя.

Особняком стоит история о большой Мане – девушке, ославленной за связь с немцем. После того, как немцев выбили из села, и первый и единственный ухажер Мани погиб, она похоронила его на краю села и много лет ходила на его могилу. В эпилоге книги рассказчик, последний в роду, уходя из Торжевки и из романа, видит Маню, идущую по своему постоянному маршруту. Эта странная история, мелькнувшая ближе к началу и снова появившаяся в конце, что повышает ее важность, показывает ту почти бессознательную основу сельской жизни, жизни рода и народа, проходящую через войну и мир: не ждущую признания человечность, которая сохраняется даже тогда, когда деревня покинута и род растворился в истории.

Жизнь рода и распад страны

Последняя глава романа «Орден Ленина» описывает празднование важного для всей семьи события, собравшее в селе огромный род, несколько поколений из разных сел и городов. В этой главе род жив, все соединены любовью и открыты будущему. Это кульминация, момент наивысшего торжества жизни и любви, победы над временем и смертью. Это мгновение должен был выбрать Фауст, чтобы остановить время в момент абсолютного счастья.

Но время нельзя остановить, наступают девяностые, и род разрушается вместе со страной. В эпилоге единство семьи осталось только в прошлом: дома в селе заброшены, могилы на кладбище заросли травой, один из внуков в Австралии, другой приезжает на кладбище к дедам и прадедам уже из Москвы, из другой страны. Но это тоже не конец: уже уезжая из покинутой деревни, Гриша Филиппов чувствует, как сдвигается мир, что-то происходит, незаметно начинается что-то новое. Что это, мы не знаем, финал открытый. Но читатель уверен, что сила дедов и прадедов не оставит их потомка, он пробьется к новой жизни сквозь безвременье, хаос и границы, разрезавшие страну, людей и память.

Хотя «Деды и прадеды» по содержанию совершенно русский роман, он легко вписывается в контекст мировой литературы и сравним с самыми известными в России семейными сагами других литератур: «Трилогией о Лёвеншёльдах» Сельмы Лагерлёф, «Сто лет одиночества» Габриэля Гарсия Маркеса и «Столицей в огне» Кага Отохико.

Перстень Лёвеншёльдов

Трилогия Сельмы Лагерлёф о Лёвеншёльдах опубликована в Швеции в 1925-1928 гг., в СССР в 1972 году. Эту трилогию могли читать герои романа «Деды и прадеды», она была во многих сельских библиотеках. Это история о шведской дворянской семье Лёвеншёльдов, действие трилогии также охватывает около ста лет, с петровских времен (в Швеции это означает с времен Карла XII) и до середины XIX века. По форме роман Конаныхина больше всего похож на эту трилогию, особенно ее первую часть, «Перстень Лёвеншёльдов»: обе книги построены как собрание рассказов о жизни семьи, где колдовство реально постольку, поскольку в него верят, и смешано с событиями обычной жизни, преображенными до сказки или эпоса при передаче из уст в уста. Не проклятие перстня, а всеохватывающее событие войны соединяет все ее части воедино, и судьбы героев прямо зависят от их выбора во время войны.

Сто лет одиночестве семьи Буэндиа

«Сто лет одиночества» (1967) – один из самых известных романов ХХ века, яркий образец нового направления в прозе – латиноамериканского магического реализма. Роман посвящен жизни одного рода, и через жизнь этой семьи показана жизнь Колумбии XIX-XX веков. «Сто лет одиночества» начинаются бегством основателя рода Хосе Аркадио и его жены Урсулы из родной деревни в страшную глушь, где их никто не сможет найти, и в этом лесу, в отрыве от всей страны и протекает жизнь этой большой и странной семьи. Семьи Добровских и Филипповы, напротив, живут в огромном пространстве, включающем два моря, Черное и Балтийское, и главные исторические события ХХ века – две мировые войны, раскулачивание, распад СССР. Есть и еще одно различие между романами, то же, что появляется в сравнении с трилогией Лагерлёф: несмотря на совершенно разный уровень и стиль колумбийского гения и шведской писательницы, их книги о частной жизни отдельной семьи, исторические события остаются не периферии сюжета и авторского внимания, в то время как у Конаныхина они формируют всю историю. Род, скрывшийся в лесу, всё же Буэндиа гибнет, на последних страницах умирает последний в роду. Последний в роду Гриша Филиппов остается в живых и собирается изменить свою жизнь. Так русский роман выступает как антитеза замкнутому и закрытому роду Буэндиа. Открытость бедам и потрясениям России – это в то же время открытость и новому росту, и возрождению.

Токио в огне

Роман «Столица в огне» японского писателя Кага Отохико начал публиковаться в 1986 году, на русском вышел в 2020 году в трёх томах в издательстве «Гиперион». Известность книги пока отстает от ее достоинств. Роман посвящен жизни старого Токио, уничтоженного бомбежками в 1945 году. В центре повествования – история семьи Рихея, военного врача, хирурга, директора клиники. Действие начинается в 1936 году и заканчивается во втором послевоенному году, однако ретроспектива расширяет временной горизонт сначала до японско-русской войны 1904-1905 гг., потом до 1880-хх гг., времени учебы и становления главного героя, его многочисленных знакомых и родственников.

Книгу «Столица в огне» относят к специально для нее придуманному жанру «роман-река». Мы же скажем, что это семейная хроника, охватывающая четыре поколения одного рода, что сближает ее с романом «Деды и прадеды». Обе книги описывают Вторую мировую войну. Если Конаныхин показывает сельскую жизнь, то у Кага Отохико действует городская семья, оказавшая так же в эпицентре бури. Удивительно, но в японском романе не показан фронт: военные действия появляются в воспоминаниях героев, но не в реальном времени персонажей, кроме того, это война с русским на Халхин-Голе, но ни разу не война с американцами, принесшая наибольшие разрушения Японии. Страдания военного времени показаны через судьбы мирных жителей, а если и военных, то служащих как правило в самом Токио, то есть далеко от фронта до самых последних месяцев войны. Для семьи Рихея война не становится переживанием особого рода, выбивающимся из ряда повседневных событий. Давление нарастает постепенно: землетрясение, пожар, мобилизация, голод, бомбардировки. Война заканчивается не победой, а поражением, и кардинального изменения душевного состояния не происходят. Интенсивность трудностей снизилась, но потери продолжаются.

В конце романа «Столица в огне» две сестры сидят над морем и вспоминают каждая свою жизнь, историю выживания и потерь. Несмотря на войну, семья, как река, движется дальше, разбиваясь на множество протоков. Конфликт с теми, кто готов на все ради собственного благополучия, вынесенный у Конаныхина за пределы рода, в японском романе перенесен в семью. Кто-то приспособился и благоденствует в военное и мирное время, а кто-то залечивает раны и вместо будущего смотрит на горизонт. Единство рода утеряно, каждый сам за себя. Гриша Филиппов, тоже проигравший вместе с Россией в девяностые, пытается противостоять такому течению событий, получая силу живой памяти своей семьи.

Через семью к истории: жизнь продолжается

Итак, роман «Деды и прадеды» еще раз подтверждает продуктивность принципа хронологической группировки материала на основе семейной истории: это позволяет показать историю страны и переломные события эпохи. Меньше всего это стремление выражено в наиболее раннем произведении Лагерлёф, живописующей перипетии провинциальной жизни. В романе Маркеса история активно отвергается, семья убегает от исторических потрясений в дикие леса, но это не спасает ее от гибели. У японского писателя семья оказывается в эпицентре исторических событий и преодолевает трудности там, где была ими застигнута, и теряет в этих испытаниях свое единство. У Конаныхина историческое событие – война – формирует и сюжет романа, и судьбы героев. Каждый вышел из войны изменившись. Род, преодолев все трудности, сохранился. Следующая геополитическая катастрофа, распад СССР, уничтожает семью, как уничтожил страну, но живая память рода и активное приятие своей судьбы дают надежду на возрождение и новое начало.

2025