Жизнь как есть

Как стало известно из заслуживающих доверия источников, на мои литературные вечера в мой 15-й юбилейный год работы в Областной библиотеке катятся крупногабаритные бочки. Не успела Н. Ипатова утвердиться на новом кресле, как моё (то бишь казённый библиотечный стул) подо мной закачалось. Но – шутки в сторону. Это серьёзно. Мои слушатели могут больше со мной не встретиться.

На первом же министерском совещании, или, вернее, после оного, в мой адрес из высокопоставленных уст прозвучали серьёзные обвинения. (Пока лишь кулуарным полушёпотом, но это пока). Обвинений, насколько я смогла для себя сформулировать, было два. Первое: люди жалуются (или поступила жалоба, я толком не поняла), что я читаю одни и те же лекции. То есть из года в год звучат одни и те же имена поэтов. И люди якобы очень недовольны этим. То, что это не так, легко убедиться, просмотрев абонементы. Лекции повторяются не раньше чем через 5-8 лет, и это на 80-90% уже другие лекции, так как за это время появляется новая литература, новые слайды и фонограммы, я постоянно обновляю свои рассказы. Даже взгляд мой на этих поэтов за это время в чём-то меняется. Но, как на это мне было сказано: сиё «недоказуемо». Попытки же объяснить, что, скажем, лекция «Блок и Елизавета Кузьмина-Караваева» и «Эта чёрная музыка Блока» (между которыми к тому же интервал пятилетней-семилетней давности) – это совершенно разные лекции, так же как «Цветаева и Парнок», например, и «Цветаева и Рильке», ибо эти поэты – космос, и я могла бы о каждом прочитать десяток лекций, и все они будут разными! С разными стихами, разными изображениями, разными ракурсами зрения на них. Но объяснять это людям, которые ни разу на моих вечерах не были – всё равно что слепому о цветах. Короче: отныне имена поэтов, о которых я рассказывала хотя бы 15 лет назад – не должны повторяться, должны готовиться лекции на имена совершенно новых поэтов, никогда ещё не звучавших в аудитории. (Уж не поэтов ли из АСП? – закралась нехорошая догадка).

И второе: я рассказываю на своих лекциях – о ужас! – «скабрезные вещи». Поэтому над моими вечерами отныне будет учинён строжайший контроль.

Кто эти мифические «люди», где эти виртуальные «жалобы» – конечно, покрыто флёром неизвестности. Обнаружить их – всё равно что ловить серую кошку в тёмной комнате – нелегко. Ну что сказать? Можно смеяться. Можно возмущаться. Можно гордо уйти, хлопнув дверью (этого мои обвинители хотели бы больше всего). Но я сделаю следующее.

Заявляю официально: если я ещё раз услышу от кого-нибудь фразу о том, что читаю «скабрезные» лекции и перемываю поэтам «грязное бельё» (так они именуют любовную лирику и слова о сильных страстях и высоких чувствах), что все герои моих лекций, как чёрным по белому написал в «Волге – 21 век» М. Лубоцкий, сославшись на слова М. Муллина, – «гомики, педики и лесбиянки», – я подаю в суд. Статью за клевету и за действия, порочащие профессиональную и деловую репутацию, ещё никто не отменял. Я никому не позволю пачкать грязью своё дело, которому я отдаю всю себя. И никакие лжесвидетели им не помогут, так как все мои лекции уже несколько лет пишутся на диктофоны (записи произведены на разных носителях).

Вот там и выяснится, встречается ли у меня хоть одно «скабрезное» слово и одинаковые или разные лекции я читаю. И не я буду доказывать свою «невиновность», а вы, уважаемые, свои обвинения, да-да, придётся вам повертеться, как ужам на сковородке. И не прячьтесь, умоляю, за свои пышные и певучие псевдонимы, не поможет, на суде все псевдонимы раскрываются.

А теперь – очередной сеанс срывания масок.

Поскольку новый зам. министра культуры ни разу мои вечера не удостоила своим посещением, но тем не менее их уже критикует – пусть пока ещё не официально (прямо как на суде над Бродским или над Пастернаком: «не читал, но скажу»), то напрашивается мысль о тех, кто так умело и оперативно направляет неудовольствие вышестоящих лиц в мой адрес, кто же эти услужливые суфлёры и «доброжелатели», радеющие за культуру в своём лице и в лице своих сотоварищей?

А их и искать не надо, – пресловутая АСП (ассоциация саратовских писателей), которая стала уже неотделима от имени Натальи Алексевны («мы говорим: «партия» – подразумеваем «Ленин»), то бишь Амусин со своей командой, который скоро, говорят, возглавит все творческие союзы Саратова, то есть подомнёт под себя все местные литературные силы. Амусин и К, которые забыть не могут, что были некогда героями моих памфлетов, дождались своего звёздного часа.

Честно говоря, я ждала чего-то подобного с приходом Ипатовой, но не думала, что это начнётся так скоро – буквально в первые дни заступления на должность.

Когда-то – мне передавали – Амусин торжественно провозгласил в своём кругу: «Я добьюсь того, что Кравченко уедет из Саратова!». Мне было даже любопытно, что же он будет для этого предпринимать. И вот – первые попытки освободиться от «кости в горле». В одном из моих стихотворений я писала об их компании: «Нет, не трамвайной вишенкой в зубах, – в их глотке буду ягодкою волчьей».  Мартынова, прикрывшись о ту пору псевдонимом Ядвиги Залесской, с пафосом вопрошала в нескольких номерах «Земского обозрения»: «А нужны ли такие волчьи ягодки читателям?» А вот поди ж ты, нужны! Достаточно почитать отзывы и письма моих слушателей-читателей на сайте, чтобы убедиться в этом.

Как они тогда ополчились на мои критические статьи! «Порочит Россию!» (то бишь псевдопатриотическую лирику безграмотных виршеплётов). «Глумится над талантливыми людьми!» (то бишь над графоманами с писательским билетом). И вот настал час их реванша. Больше нет у саратовского Министерства культуры других забот, как уничтожать лекции о поэзии Кравченко по АСП-шной наводке. Лекции, которые, между прочим, в Год русского языка были награждены премией губернатора, а чуть раньше – премией Министерства культуры (в бытность Брызгалова), о премии министра культуры Кияненко я уж не говорю, это было аж в 1996 году (за лекцию о Волошине), с соответствующими Почётными грамотами с золотым тиснением – их тоже, кстати, можно будет предъявить на суде. Как и письма Александра Кушнера, в которых он поздравлял Саратов с тем, что «у него есть такой замечательный знаток поэзии, умный и вдумчивый её пропагандист». Знал бы Александр Семёнович, как эти лекции в Саратове встречают в штыки в высших эшелонах власти.

Не смею на это надеяться, но, может быть, всё же Наталье Алексеевне стоило бы самой прийти хотя бы на один из моих вечеров и получить информацию о них, так сказать, из первых рук, а не через «испорченный телефон» своих информаторов?

По поводу «объективности» их оценок вспоминается, как на презентации местной хрестоматии, в которую попали все друзья и «сочувствующие» АСП, библиотекарь И. В. Белякова наивно спросила главу Союза: «А что же вы Н. М. Кравченко туда не включили, автора 18 книг, лауреата Международного конкурса поэзии «Пушкинская лира» в Нью-Йорке?» Ответ был таков (во всяком случае, так мне его передали): «А потому что она против нас! Вот если бы она была за нас – я бы её на всю Россию прославил!» Ну прямо по Пастернаку:

Я не знаю, в чём будет выражаться обещанный «жесточайший контроль» над моими вечерами: возродят ли в связи с этим худсовет? введут ли на отдельно взятом участке цензуру с обязательными подписями на каждой странице и печатью ЛИТО? Или на лекциях будут отныне присутствовать искусствоведы в штатском и записывать на портативную аппаратуру каждый мой вздох и чох? Всё это я уже проходила в начале 80-х, когда начинала свою лекционную деятельность в Областном обществе знаний, меня этим не напугаешь.

Одно могу сказать наверняка: добровольно я не уйду. «И не надейтесь – я не уеду», как пел Высоцкий. Как сказала одна моя слушательница: «Будем держать оборону».

На этом прощаюсь. Кольнула мысль: «Неужели навсегда?»  Надеюсь, что Бог и мои слушатели этого не допустят. И, как сказал Пастернак в похожей ситуации: «Силу подлости и злобы одолеет дух добра».