Рейтинг публикаций

Все замерли — я один.

Так-то меня зовут Фомой, но Фома мне не очень подходит, точнее, совсем не подходит. Фома – отрицание. Я же допускаю все. Опыт. Это важно. Прошу запомнить.

Зачем бездне Абсолют, она и так Дома, тихо смотрит в окна, может выйти на онтологическую прогулку, побыть Диогеном в бочке или учителем Македонского, поесть грибов или стать мухомором, вернуться, попить чайку, зачитаться очередным романом и снова оказаться в песочнице со своей зелёной лопаткой.

А мы все... в известной степени свинопасы. (Смеется.) Уж для меня точнее определения не придумать… Свинопасы. Толковые, бестолковые, талантливые, бесталанные, по призванию или заблудшие – все одно свинопасы. И в семье, и на службе… Раз уж коснулись этой темы, доведись мне фантастическим образом свинок обучать, вошел бы я в класс и прямо заявил – а научить-то мне вас нечему. Ибо в отличие от вас нет во мне гармонии. Мой мир истерзан сомнениями и скорыми переменами.

Когда я бываю пиренейской овчаркой, мой сосед со своими охранниками на улицу носа не кажет. Боится. Он – спившийся банкир, укравший собственный банк. Он пришёл с канистрой бензина и сжёг мой первый дом. Тогда тоже шёл дождь. Выгоревший дом как раздавленное насекомое укрывал свои дымящиеся внутренности полуобрушенными стенами, поворачивал ко мне обгоревшую шею почерневшей дымовой трубы.

...Я спрашиваю, как ей висится в Лувре, не устала ль улыбаться столь беспредметно. M.Lisa Gerardini смотрит снисходительно, сверху вниз, и останавливается у кафе-мороженого: окей, заходим...

...она удивилась до какой степени странной ей показалась собственная комната, которая вдруг наполнилась звуками вселенной, странным дыханием другого пространства. Он точно был здесь, явно и скрыто, в каждом шорохе квартирного уюта, в каждом дуновении ветра на балконе. Он был здесь даже, когда сгорела каша, убежало молоко, гневно и заунывно засвистел чайник.

...вечер ли, ночь, но только от близости Нового Года, напряжение спиральной пружины, приводящей в кружение механизм вечного двигателя Вселенной, – напряжение ВРЕМЕНИ – ощущалось в течение хода действия повести нашей весьма необычным. Необычным был свет, необычным был снег; весь мир смотрелся необычно и смотрел пронизывающе необычайно в тот растянутый светом миг...

Я слышу за месяц, как она рождается в реве шторма у ледовых берегов Гренландии и идет сюда через три океана, грандиозная, покачивая бедрами, идет ко мне на свидание, единственная в моей жизни, услышав в моем зове родной голос.

...там-сям как бы случайно невидимый дворник смел ветер рванул и снова лето но разнообразие форм под ногами уже не дает себя забыть зубчатый вытянутый ассиметричный маленький круглый скрюченный словно подгоревший с одной стороны желтый сочный лапистый выточенный удлиненный скособоченный давно лежащий и случайно упавший...

Роман перевели на пять языков и напечатали в двенадцати странах, но не здесь. Здесь его самого, автора, начали выслеживать, вынюхивать, выкуривать из норы анонимности, чтобы прикончить. Но он не дался. Взял имя Евграф – «пишущий хорошо» – и залёг на дно. Кто он, где он, зачем он, сам порой не помнил.

Молодого взяли легко. Груз: деньги, конечно, фальшивки стопроцентные; наркотики; взрывчатка. Набор и количество впечатляющее. Что за груз – мы узнали. Теперь понять бы, что с этим богатством делать.