Проза

…Не давали ему покоя эти сцены. Всё виделся – тут и там – четвёртый блок. Сначала всё казалось чёрно-белым, как в кино. А потом – и вовсе цветным, объёмным. Даже внутри всё, как было, привиделось. Словно вчера. Словно в жизни.

И вот, последнему перед ним человеку отрезали голову, и он вышел на площадку и сразу же подал. В жизни Иван Иванов всегда хорошо играл в волейбол. Он был чемпионом завода. Ну, то есть, не мог он быть один такой чемпион. Но играли и в простой волейбол, и в пляжный, и там, и там он блистал. Вы скажете – но дело это физическое, а тут – чистой воды метафизика, но все это ерунда.

Если есть малейшая шороховатость, несоответствие форм, предотвращающее идеальное соединение частиц (...) то возникает трение, вызывающее взаимное раздражение изначально тянувшихся друг к другу сил. Чем больше два несовершенства пытаются слиться, тем сильнее трение и напряжение. Рано или поздно силы вскипают и, как два льва, борющихся за лидерство в стае, бросаются друг на друга.

Восход по ранней весне, как атомная война. Позади домов занимается зарево. Нервно пульсируют указатели реклам. Вот-вот до твоих ушей докатиться грохот взрыва. Прислушиваешься, жилы на горле, как струна. И тут – виу, пиу…. Неужели и вправду падают снаряды в вырытые нами воронки? Сработала автомобильная сигнализация. Повопила, сколько хотела, и заткнулась. Спорю, никто машину не трогал. Просто ей захотелось выкричаться. И она закричала. Бывает, что хочется вопить, до спазмов в глотке, до сухого кашля. Прокричишься и чувствуешь, что могильный камень, который давит на сердце, чуть сдвинулся.

Правильно, нечего глобалистов конфетами прикармливать, праздник их коммерческого Валентина отмечать. У каждого человека – свой праздник. У каждой пары – своя годовщина. Неча всех под одну гребенку чесать. Даешь, семнадцатое!

...новый год катит волны, наступает незаметно, не штормом – штилем приходит, ласковым прибоем набегает на берег. И мы все оказываемся в новом времени, хотя за порог не бежали, не торопились, всего лишь секунду пережили, вдохнули или выдохнули, и новую эпоху открыли.

- Не бывает абсолютной истины, но бывает абсолютная ложь...

Нет, никогда не понять мне людей, копящих страдания, как драгоценные камни. Они разглядывают их, упиваются болью, создают сонеты и пьют коньяк рюмку за рюмкой. Эти люди завидуют большому горю, потому что уж свое горе сумели бы выжать до капли, поставили бы его себе на службу, заставили бы работать с двестипроцентной отдачей. Может, потому им и не дают горя, знают, не скорбеть они будут, а радоваться как недочеловеки, и при этом будут гордо зваться поэтами или гениями.

«Бесконечная набережная делает жизнь короткой», - сказал как-то завсегдатай моего бара, поэт Жозеф. И был прав, потому что ничто не пугает нас так сильно, как то, что не имеет конца. Ничто не заставляет людей так остро ощущать свою конечность, как бесконечный, гранитный, почти вечный в своей нерушимости облицовочный камень.

- Как дела, спрашиваю? - люди такие вопросы задают безбоязненно. Думают, в них нет ничего опасного. И даже не рассчитывают услышать ответ. Не задавайте такие вопросы. Ответ на них может привязать к человеку до конца вашей жизни.

Человек в радости сюда не попадет. Лишь горемыка горький, лишь тот, кто стоит на краю или одной ногой висит над краем. Те, кто заблудились в жизни, и в городе. Кто ищет забвения, тот находит мой бар.