Комментарий | 0

Салон ритуальных услуг (Действие второе)

 
 
ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
 
 
 
 
 

Действие второе

 

Сцена четвертая
Завещание
 
Особняк Вадима Альбертовича.
Вокруг гостиного стола сидят МатьНастенька и Лизон в розовом платье и такого же цвета чулках. Она покрывает лаком ногти. Глебушка в прострации полулежит в кожаном кресле около камина, на котором в рамках теснятся семь фотографий с креповыми лентами. Во главе с Папиком. Его фотография большая — она в центре. Остальные — по три с боков — чуть поменьше. Урны с пеплом отсутствуют — пальцы Матери унизаны семью кольцами с бриллиантами.
В углу стоит наряженная новогодняя елка. Ее макушку венчает пятиконечная красная звезда. Посверкивают елочные игрушки. Борис стоит у елки и бездумно то включает, то выключает гирлянду.
 
Лизон. Что же теперь с завещанием будет? И где нам этого нотариуса искать?
Борис. Непонятно, непонятно...
Настенька. Как вы можете! В такое время!
 
Пауза.
 
Глебушка. Мам, надо бы Старый год проводить.
Мать. А?.. Да...
 
Пауза.
 
Глебушка. Так я открою шампанское?
Мать. Да, конечно...
 
Глебушка тяжело поднимается и направляется к столу. Настенька начинает всхлипывать.
 
Глебушка (пытаясь открыть шампанское; Борису). Не могу. Попробуй ты.
 
Борис выключает гирлянду, подходит к Глебушке и берет бутыль. Она не поддается. Борис трясет бутыль.
 
Мать. Оставьте.
Глебушка. Мам, надо проводить. (Борису.) Да не тряси ты ее!
Мать. Проводили уже... (Пауза.) Всех... (Показывает на камин с фотографиями. Пауза.)
Борис. Не получается что-то.
Глебушка. Дай сюда.
 
Глебушка забирает у Бориса бутыль с шампанским.
 
Глебушка (Борису). Фужеры давай!
 
Борис подставляет фужеры, Глебушка с хлопком открывает бутыль, но шампанское с шипением вырывается из емкости и заливает Бориса.
 
Лизон (разочарованно). Ну вот.
Борис (Глебушке). Ты что наделал! Этот костюм десятку бакинских стоил!
Мать. Иди замой.
Борис. Как я его замою? Его теперь в химчистку надо.
Лизон. Какая химчистка в Новый год?
Глебушка. Я же не специально. Ну, переоденься.
Борис. Это мой любимый костюм, между прочим, был. Он мне как талисман!
Мать. Не ори! Иди возьми тот, который мы тебе в Милане осенью купили.
Борис. Ты что? Он же с красной подкладкой. А этот год в красном нельзя встречать!
Глебушка. Ага! Цвет крови! Тебе что, одеть уже нечего? Все шкафы, как у бабы, барахлом забиты.
Лизон. Вот именно что барахлом. (Любуется ногтями.) Я в розовом, и ничего.
Борис. На себя посмотри! Ты всегда или в розовом, или в золотом! Одета непонятно во что! А я в красном Новый год встречать не буду! Примета плохая!
Глебушка. Так возьми Мишино что-нибудь!
Борис. Сдурел, что ли?! Новый год в костюме мертвого встречать!
Глебушка. Ну так не встречай! Иди и удавись! Мы еще не всех похоронили! (Матери.) Не из всех украшения понаделали!
Мать. Это — память!
Борис (бросается к Глебушке и хватает его за горло). Я тебя самого сейчас удавлю!
Настенька (вскакивает). Я вас ненавижу всех! Ненавижу! Вы — мрази! Ублюдки! Пиджак ему, видите ли, заляпали! Красный цвет ему не нравится!
Борис (отпуская Глебушку; Настеньке). Ты чего?
Настенька (сквозь слезы). Да вы все подонки! Отбросы! Это вы папу убили! Это из-за вас Миша погиб!
Мать. Что ты такое несешь, рыба?!
Настенька. А ты вообще... вообще... (Пауза. Настенька подбирает слова.) Самая главная сука! Это ты их всех такими сделала! По салонам, по SPA и бутикам только шлялась да любовников как перчатки меняла! Тебе же наплевать на всех было! Только бы папа деньги давал!
Мать. Да как ты смеешь, дрянь ты такая!
Настенька. Смею! Смею! Вы хоть знаете, как он жил?! Чем занимался?! Он же и умер оттого, что его никто не любил! Что вы только деньги из него, как пиявки, сосали! Я долго весь этот фарс терпела! Но сейчас все скажу! Хватит с меня! (Подбегает к Глебушке.) Ты вообще — дерьмо! Ты — ничтожество! Ты — пустое место! Только вонючее очень. Что ты сделал в своей жизни? Что ты закончил? Измываешься только над нами. А сам? Сам? Кто ты такой? Провокатор и трус!
Мать. Угомоните ее, идиотку эту, кто-нибудь! А отца я вашего, между прочим, любила! До поры до времени! Пока он, кобелина, направо-налево бегать не начал! И не тебе судить меня, сикуха! Мы первое время вообще впроголодь жили. И если б не мой отец, царствие ему небесное, из Вадьки вообще бы никогда ничего не получилось... Это уже потом... через много лет... (Показывает рукой на интерьер.) А нам и по общагам, и по коммуналкам пожить пришлось, между прочим. Ты этого, рыба очкастая, не застала всего! Ни очередей за туалетной бумагой, ни чулок — «пара в руки». Это сейчас у тебя жопа цветами благоухает, а мы ее «Правдой» терли!
Глебушка. Давай, Карловна, так ее — правду в матку. Расскажи нам про страшную советскую жизнь и голодное детство юных ленинцев. (Вскидывает руку в пионерском приветствии.)
Мать. Ты вообще заткнись! Алкоголик! Хронический!
Глебушка. А кто меня таким сделал? Ты же и сделала, Карловна!
Мать. Скажи еще, я тебе водку в рот вливала!
Глебушка. Буквально нет. А вот фигурально именно вы мне ее штопором в глотку и ввинчивали. Вы ж меня с папиком не любили никогда. Вначале няньки какие-то, потом интернат с непонятным уклоном. Я ж, Карловна, вас и не знаю вообще! Дома только на выходных и появлялся!
Мать. Это не интернат был, а спецколледж с англо-литературным уклоном! Мы из тебя образованного человека хотели сделать! А ты три раза из эМ-Гэ-У вылетал! Мы устали тебя восстанавливать!
Глебушка. Какой колледж? Тогда не было еще никаких колледжей! Интернат это был! Только дорогой очень! Типичный интернат, в котором классической литературой отца с матерью подменяли! И что вы хотели из меня сделать? Есенина?! Так вы его и получили!
Лизон. Кто хотел?
Борис. Что-то я за тобой стихов не замечал.
Глебушка. А потому что некогда! Этот бабло свое ворует (кивает на фотографию Папика), она это бабло на чип-и-дейлов тратит, на салоны своих старческих услуг — ботоксы, отсосы жира, подтяжки... Да ты посмотри на себя, Карловна, ты ж вообще как кукла давно стала! Улыбнешься — треснешь вся!.. (Борису.) У вас с Мишаней вообще своя песочница! Я для всех лишним был!
Мать. Сучонок! Неблагодарный!
Борис. Что ты его слушаешь, мама?!
Глебушка. А за что благодарить? Ты мне что, когда-нибудь сказки на ночь читала? Попу в детстве подтирала? Ты меня за всю жизнь не поцеловала даже ни разу! За всю жизнь! Так, по голове потреплет, нянькам-Зойкам с рук на руки передаст и в Коктебель с новой звездой советского кино на месяц умотает, пока папашкин своих секретарш в Пицунде топчет!
Мать. Мы тебя в «Артек» возили! В «Орленок»! А туда только отличников брали! Представляешь, через что нам пришлось пройти, через какие медные трубы, чтоб тебя, троечника, туда запихнуть?!
Глебушка. Ага! Еще одни интернаты! И что, что тройки? Да я вообще всю жизнь как сорняк рос! Ну да, со временем и по кабакам, а что вы хотели?! Потому что мне ваш эМ-Гэ-У в крематории снился! Там же давно ни одного вменяемого человека нет. Сплошные папенькины сыночки с разъеденным кислотой мозгом!.. И что мне делать еще оставалось? Вот ты знаешь, что мне папашкин один раз сказал, когда я домой пришел? «Вы кто?»
Лизон. Это когда ты в прошлом году вдрабадан на восьмое марта приперся?
Глебушка. Нет! Это, когда я на восемнадцатилетие в отчий дом из интерната вернулся. Он меня не узнал просто. Реально не узнал. Нормально так? Крошка сын пришел к отцу и спросила кроха: что такое хорошо, что такое пох..?! Я тогда первый раз напился! Первый раз! В восемнадцать лет! Я до этого алкоголь вообще не пробовал.
Борис. Втянулся зато быстро.
Глебушка. Чья б корова мычала! Ты вообще с кокоса не слазишь!
Мать. Неправда это! Боренька всегда хорошим мальчиком рос! Правда, Боренька?
Глебушка. Правда, маменька!
Борис. Конечно, мама.
Мать. Вот!
Глебушка. Что — вот? Ты про Лондон забыла, что ли?
Мать. Бореньку тогда подставили!
Глебушка. Карловна, что ты несешь? Как человека подставить можно, когда у него в ноздре стодолларовая купюра, а он через нее прилюдно на барной стойке кокос всасывает?
Мать. Это неправда!
Глебушка. Да там свидетелей целый кабак был!
Борис. Ну и где эти свидетели? Где?
Глебушка. В Караганде! Что мы зря, что ли, Мишу с архаровцами посылали?
Мать. Не трогай Мишу! Он святой человек был! Самый умный из вас! Из-за вас погиб!
Глебушка (спокойно подходит к Матери и показывает на нее пальцем). Из-за тебя, Карловна. Исключительно из-за тебя...
Мать. Щенок!
Глебушка (продолжает; сквозь зубы). ...из-за твоей алчности. Это ты их на смерть отправила. И от Миши ничего не осталось, и от Романа Андреевича. И от всех остальных. Фейерверк такой. Ты бы и нас с удовольствием в эту машину запихнула. Да только места не хватило.
Мать. Это была банальная автоавария!
Глебушка (прищуриваясь). Такая уж и банальная, когда все, заметь, Карловна, все сгорели. Если б Миши там с архаровцами не было, я бы голову на отсечение дал, что это их рук дело.
Мать. В чем ты меня подозреваешь?!
Лизон (дуя на ногти). Ну ты, Глебушка, дал. Совсем мозги пропил.
Глебушка. Ты, идиотка в розовом, вообще рот закрой. А лучше послушай, что я тебе скажу. У Романа Андреевича наследников не было. Он у нас всегда по мальчикам работал. А они детей не рожают. А Миша, как всем известно, всегда преемником отца по бизнес-делишкам был. Так что я даже не буду гадать, кому папик свою долю в бизнесе в этом треклятом яйце-завещании отписал. Роману Андреевичу, Мишане или им обоим. Только нет теперь ни одного, ни другого.
Мать. Ты околесицу несешь! Роман Андреевич сам в машину сел.
Глебушка. Так ты бы его в другой раз угрохала!
Лизон (членораздельно). Что ты та-ко-е го-во-ришь? Никто же не знал, что он туда сядет. Как это можно спрогнозировать? Да и зачем? Мы же долю Романа Андреевича наследовать не можем, даже если бы ему папка завещал что-то. Он же не родственник нам.
Глебушка. Ничё, Юрасик подсуетится! Глядишь, у нас новый дядя появится. Типа дяди Славика. Только дядя Рома.
Лизон. Так Юрасик ведь тоже.
Глебушка. Ну другой какой-нибудь авокадо.
Лизон. Между прочим, что в завещании написано, из нас, кстати, вообще никто не знает. Может, тебе все, Глебушка, и достанется. (Обращается ко всем, показывая ногти на руках.) Как вам? Не тускло?
Глебушка (валится в кресло, закидывает ногу на ногу). Как же, как же... Не припомню, чтоб он мне хоть раз даже мороженое купил.
Борис. Шизанутый какой-то.
Лизон. Да с чего ты взял, что их вообще убили?
Глебушка. Чувствую. Как-то странно они все — бах! И на небесах... Значит, твоих рук, Боряйла.
Борис. Да ты психопат просто!
Лизон. Маньяк, блин!
Настенька. Какие же вы все мрази! Что же вы говорите такое? Стольких людей похоронили, а вы как паразиты какие-нибудь, как полипы! У вас семь трупов за месяц, а вы тут грязь льете. С вами же за одним столом сидеть противно!
Мать. Не порти нам Новый год! Не нравится, проваливай отсюда!
Глебушка. Вот-вот. Ползи к своим классикам доморощенным и гениям с новыми взглядами. Они тебя успокоят. Один Шекспир твой любимый чего стоит. Понакидает трупов, а нам расхлебывай.
Настенька. Что ты вообще в искусстве-то понимаешь? Шекспир — величайший драматург!
Глебушка. Нормальный. Не надо только вот этих придыханий и заламываний рук.
Настенька. Ты хоть одну пьесу его читал? Хоть читал?
Глебушка (зло вскакивая). Да!!! Читал! Спасибо спецколледжу! Причем и в оригинале, и в переводах Маршака и Пастернака.
Лизон. Ни фига себе!
Глебушка. Да — ни фига себе!
Лизон. Я не про тебя вообще. Я ноготь, кажется, сломала. (Достает пилочку, подпиливает ноготь.) Блиин, обидняк какой. Прям в Новый год...
Глебушка (Настеньке). Да — вот так вот! Представляешь, чи-тал! Глебушка у нас, видите ли, алкоголик! А я, между прочим, не только водку глушу! Я ее для самообороны глушу, чтоб на вас, ублюдков, не смотреть. А сам закроюсь у себя в комнате и читаю. Годами, между прочим! Привычка с интерната! И вот, что я тебе, Настурция, скажу. Все твои филологические закидоны — это одна огромная Матрица, в которую тебя воткнули! Только одни в Матрице пиджаков от Лагерфельдов живут, а другие — в пафосной классике. Пропиаренной в веках. И самая страшная Матрица — это Матрица не гламура, а Матрица — веков. Потому что гламур — пришел и ушел, а водка и русские медведи навсегда!
Настенька (с искренним удивлением). При чем здесь медведи?
Глебушка. А при том, что все эти твои Шекспиры, Толстые и Достоевские — это медведи.
Борис. Ты Толстого с Достоевским на каком языке читал? Что ты их всех в одно корыто? Шекспир, Достоевский...
Глебушка. Вот именно что в корыто! А мы, как свиньи, около него топчемся. Не понимая, что помимо Толстых и Шекспиров были и десятки других. Но Матрица никогда не даст вам узнать их имен. Их затерли еще тогда — несколько веков тому назад.
Борис. Например?
Глебушка. Например, например... Не помню!.. Нет данных в Матрице! Но уверен — были они! Не могли просто не быть!.. Вот вы, к примеру, все от Пушкина претесь, а мне Лермонтов всегда ближе был. Потому что нерв, истерика, боль! И ему времени просто не хватило! А Матрице Пушкин был просто выгодней. И погиб Лермонтов поэтому раньше, чтоб, не дай Бог, к тридцати семи весь мир с ног на голову не перевернуть.
Лизон. Кто это тут от Пушкина прется?
Настенька (дрожащим голосом). Пу-шкин — ге-ний. Лермонтов — тоже.
Глебушка. Ты что, правда, не понимаешь, о чем я, или придуриваешься? Я разве сказал, что они не гении? Я это сказал? Я о другом совсем говорю! Я говорю о программе, в которой вы живете. Когда Достоевский — давно уже глянцевым журналом стал. Когда его на сериалы раздербанили! И стоит кому-нибудь, Боже упаси, о них, о великих, что-нибудь не так заявить, так это означает на себе крест в определенных кругах поставить! Это как на открытие бутика Версаче в барахле с Черкизовского рынка заявиться. Пойми, Настурция, Толстой, Достоевский, Шекспир, Островский и прочие-прочие — это все тот же гламур. Их принято знать, их принято читать, о них принято говорить, ими принято восторгаться. Так — при-ня-то! Это и есть Матрица! (Раскидывая руки, показывает на картины, висящие на стенах.) Вот ты, Боряйла, что конкретно ты из Толстого читал?
Борис. «Войну и мир». В спецколледже еще. Великая проза, кстати.
Глебушка. Вот, Настена. Вот! Это — Матрица и есть! Половина людей и десятой части того, что Толстой написал, не читала. Я тебе голову на отсечение даю, что Боряйла на первом томе застрял! Но при этом будет с умным видом рассуждать на толстовскую тему. А многие «Войну и мир» вообще дальше первых фраз на французском не осилили. Но каждый будет утверждать, что это гениально. В этом прикол. Как вообще можно кого-то считать гением, если ты его даже не читал? Я не обсуждаю их творчество. Напротив, почти всеми их произведениями я восторгаюсь! Но нас лишили мнения. Нам не дают думать! Пушкин — гений, Шекспир — гений, Толстой — гений, Достоевский — гений. Все — приплыли! Мы — в Матрице! Мы родились в мире, где Толстой — уже гений! Вы понимаете? Не вы так решили, не я, не Боряйла, который Безухова от Болконского не отличает, а за нас решили! Мы приходим в мир, в котором все уже предопределено. Мы же не развиваемся. Мы в стагнации. И современность абсолютно так же устроена. Нам подсовывают новых гениев, которых никто не читает, но от которых все прутся. Вот поэтому нас на западе до сих пор так и воспринимают — водка, матрешка, медведи, Достоевский!
Лизон. Ты вообще уже офигел. Недоперепил, что ли? Ты еще скажи, Шекспир наш.
Борис. Во-во... водка, матрешка, Гамлет. Новый взгляд. Ты того, полегче на поворотах. Классики все-таки.
Глебушка. Идите вы все! Вы не понимаете, о чем я! Только я, только Карловна, только Лизон можем для себя определить, кто гений, а кто нет. И то — только для самих себя! Пока, Боряйла, Толстой не прочитан — мнение о нем у тебя существовать не может. Его тебе навязывает Матрица! Хочешь, Настена, пример приведу?!
Настенька. Н-н-у-у приведи.
Глебушка. Вот возьмем пьесы, которые сейчас ставят. Давай перечислять что, в основном, идет. Итак. «Гамлет», «Ромео и Джульетта», «Ричард III», «Тартюф», «Женитьба Фигаро», «Ревизор», «Горе от ума», «Три сестры», «Дядя Ваня»... Ну и еще пяток другой разных пьес. И ты что, хочешь мне сказать, что это все не Матрица? Что нет спектаклей? Нет пьес?
Настенька. Таких нет!
Глебушка. Так дайте другие! Хоть какие-нибудь! И они есть, между прочим. Ими весь Интернет до отказа забит! Они уже из мониторов вываливаются! Только они — не вековой гламур, вот в чем фишка. Все эти дяди Вани проверены Матрицей. Они, если хочешь, супергламуром давно стали. Это беспроигрышный вариант. Никто не хочет рисковать. Выгодней поставить какого-нибудь халтурного «Гамлета», слупить деньжат на постановке и купить себе такого же йоркширского терьера, как у знакомого режиссера «Грозы». Чтобы не выделяться! Чтоб в толпе быть! Среди элитарного быдла! Итог. Идет гора театрального сала, а в руках болонка с бантиком в ушах. И вот в чем парадокс — были пьесы как пьесы. Отличные, замечательные пьесы — а вдруг стали блевотиной. Меня от одного имени Шекспир воротит. Потому что нельзя тиражировать гениальность! Я, как зритель, уже давно пережрал всех этих дядей Ваней, бесприданниц и Джульетт. Я не могу каждый день жрать одну и ту же клубнику! У меня аллергия начинается!
Настенька. Но ведь остальное вообще — клюква!
Глебушка. Но ведь и в клюкве — витамины! Я нового хочу. Кислого. Я устал от Матрицы! Меня выворачивает от нее!
Борис. Это тебя от желчи выворачивает.
Мать (задумчиво и с интересом). Вот ты, Глеб, оказывается, какой... Я и не знала. Не такой уж ты и дурачок.
Глебушка. Поздно, Карловна, в бубен бить! Где эта розовая? (Ищет глазами Лизона.) А, во! (Подбегает к ней.) На тебе что надето?
Лизон (вжавшись в стул). Чё-чё. Платье.
Глебушка. Вижу, что не шинель. От кого?
Лизон (зло кричит). Prada! Коллекция следующего года!
Глебушка (подбегая к Настеньке). Вот, Настена. Девочка без бусиков — не девочка, а недоразумение! (Показывает на Лизона.) Дьявол носит Prada! Золотой гламур! Вопрос: почему? Кто сказал? Кто кроил? Зачем покупаем? А потому что — пиар! Матрица! А нитки, между прочим, торчат!
Лизон (вертится, рассматривая платье). Где?!
Глебушка. Дура, это я образно. (Настеньке.) Поэтому не надо нам тут мозг парить своими филологическими изысками и охами-ахами насчет великой литературы. О-тли-чна-я литература. За-ме-ча-тель-на-я. Никто и не спорит. Только мнение свое должно быть, а не Матрицы! И пусть оно будет неправильным, но пусть оно будет своим! Потому что знаете, чем все это рано или поздно закончится?! (Подбегает к одной из картин Пикассо.) Пабло! Лицо — жопа! И он это лучше всех понимал. Потому что гений был. И вот еще что... майбахообразные вы мои и версачененасытные гламуряги... Его же словами и замечу: «Человек с сильной волей навяжет остальным кучу мусора». Потому что вы не вещь покупаете, а бирку от нее.
Лизон. Жесть! Про мусор надо запомнить.
Настенька. Ты — подонок! Провокатор! Да как ты смеешь! (Бросается на Глебушку, бьет его кулачками в грудь.) Не прощу! Не прощу! Они — гении! Они — святые! Как ты посмел, языком своим поганым!
Мать. Леони-и...!
 
Никто не выходит.
 
Глебушка (отпихиваясь от Настеньки). Не утруждай себя, Карловна! Поздно уже! (Настеньке.) Да, посмел! Да! Да! Да! У меня, оказывается, есть свое мнение! Представляешь?! У меня есть свой взгляд! Я — не в Матрице! Я — сво-о-обо-о-одны-ы-ый! (Раскидывает руки в стороны.)
Настенька. Да если бы не было Пушкина, литературы вообще бы не было!
Глебушка (стоит лицом к Настеньке, обхватывает ее, скручивает ей руки за спиной). Да, Настурция! Именно! И Гомера бы не было без Пушкина! И Свифта! И Сервантеса!.. А Александр Сергеевич Антона Павловича не читал, представляешь, как ему не повезло?
Настенька. Зато Чехов его читал!
Глебушка (прямо в лицо Настеньке). Сдаюсь! Перед бриллиантовым гламуром! Только как бы это Омару Хайяму объяснить?
 
Настенька вырывается.
 
Настенька. Я не могу больше с вами! Не могу! Сами тут справляйте! Чтоб вы передохли все! Даже не поддержит никто. Сволочи!
 
Выбегает из гостиной.
 
Лизон. Проводили Старый год... И когда ты, маньячина, последний раз в театр ходил? Бухаешь же по-черному.
Глебушка. Не твое дело! (Затем разворачивается к Борису и указывает на него пальцем.) И когда-нибудь придет время, Боряйла, Матрица навяжет тебе не Пушкина с Толстым, а Тяпкина с Ляпкиным. Знаешь почему?
Борис. Почему?
Глебушка. Потому что у тебя мнения своего нет. Потому что у нас на одного Пушкина миллион Ляпкиных приходится, а на одного читающего тысячи — орущих. И пока у тебя не будет книги в руках, ты будешь орать в общей толпе... (Осекается.) И вообще, я не о Пушкине говорил. С ним как раз все превосходно. Что-то я главное хотел сказать... Очень важное... (Безнадежно машет рукой.) А, ладно. Вы все равно не поймете.
 
Глебушка смотрит на часы, быстро включает телевизор, падает в кресло, затем зло вскакивает и включает гирлянду, направляется к столу, подхватывает другую бутыль шампанского, ловко ее откупоривает и возвращается на место.
 
Борис. Хотелось бы все-таки понять, а чем ты, собственно, от нас отличаешься?
Глебушка. Да ничем! В такой же Матрице живу... (Приподнимается в кресле и наклоняется в сторону брата.) А хочешь, пример из других областей приведу? Знаешь, о ком все говорят, и кого толком никто не читал?
Борис (со скучающим видом). Н-ну... поведай...
Глебушка (членораздельно). Фрейд. Юнг. Ясперс. И Кьеркегор. Но почти у каждого есть «свое» (показывает пальцами кавычки) мнение по поводу их (с нажимом) гениальности. Я таких имен десятки могу накидать. Потому что — Матрица! (Победоносно раскидывается в кресле.) Во! Грачи уже прилетели!
Лизон. Это еще чё за бренды?
Борис (Матери; отчетливо). Его нужно срочно сдавать в психушку.
 
Все смотрят телевизор.
По нему идет новогоднее поздравление Президента эР-эФ:
 
Президент эР-эФ. ...Через несколько мгновений изменятся цифры на календаре, но неизменными останутся ценности, которые являются нашей опорой во все времена...
 
Глебушка делает вид, что чокается с телевизором и подносит бутыль к губам.
 
Президент эР-эФ. ...это любовь к своим близким, дружба и верность, участие и милосердие...
 
Шампанское пенится. Глебушка обливается.
 
Глебушка (вытираясь). Ч-ч-чёрт!
Президент эР-эФ. ...Они придают нам силы в любой ситуации, помогают не только преодолевать сложности, но и подниматься на новую высоту...
Лизон. Ну Глеб! Ну, налей нам! Не жадничай! Новый год все-таки.
Борис. Надо Настеньку позвать. Я сейчас.
 
Борис убегает за Настенькой. Глебушка подходит к столу. Разливает шампанское в фужеры.
 
Президент эР-эФ. ...сейчас мы все думаем о своих родных. Новогодняя ночь — это время надежд. Я желаю каждому из нас мира, любви, исполнения желаний. Будьте счастливы, дорогие сограждане и телезрители! С Новым годом!
Глебушка (про себя, но вслух). Во! Новое ругательство XXI века — сограждане и телезрители!
 
Появляются Борис и заплаканная Настенька. Присоединяются к остальным. Бьют куранты. Все поднимают фужеры. Чокаются.
 
Лизон. Ну чё? С Новым годом?
Борис. С Новым...
Мать. Здоровья нам всем. (Неловко протягивает руку к Глебушке, треплет его по голове.)
Настенька (тихо). Надежд... Любви...
Глебушка (уклоняется от Матери, чокается со всеми бутылью и, поворачиваясь к телевизору, восклицает). Православных куполов на фоне красных звёзд! Пентаграмм на царском знамени! Мавзолея у Василия Блаженного! Сюрреализма! Идиотизма! Лица — жопы!
Мать (опуская зависшую в воздухе руку). Глеб, ну можно хоть в Новый год...
 
В этот момент в дом Вадима Альбертовича входит Дед Мороз. За ним появляются Снегурочка, трое в новогодних костюмах и масках: СнеговикСнежинка и Пингвин, а также двое в коробках на туловищах и головах. На одном тулове надпись — Procter & Gamble, на другом — Johnson's baby.
В руках у вошедших хлопушки, зажженные бенгальские огни и выстреливающие языки. С улицы раздаются взрывы фейерверков, отчего по дому гуляют разноцветные блики и всполохи.
Мать, Борис, Глебушка, Настенька и Лизон застывают.
 
Глебушка (медленно). А вот и фрики. Борода из ваты...
Лизон. Жесть!
Дед Мороз (бубнящим басом).
 
С Новым годом поздравляем!
Счастья всей душой желаем!
Чтоб прожить Вам этот год
Без печали и забот.
Чтоб с успехом Вам трудиться,
А на праздник веселиться,
И удачи Вам в делах,
И улыбок на устах.
 
Борис. Это еще что такое?
 
Гости подбегают к хозяевам, берут их за руки, утягивают к елке и поют.
 
Маленькой елочке
Холодно зимой.
Из лесу елочку
Взяли мы домой...
Сколько на елочке
Шариков цветных,
Розовых пряников,
Шишек золотых!..
Встанем под елочкой
В дружный хоровод,
Весело, весело
Встретим Новый год!
 
Мать (вырываясь из лап Деда Мороза). Кто вы такие?!
 
Но ее никто не слушает. Все водят хоровод и подпевают гостям.
 
Мать. Да отпустите меня, наконец! Откуда вы взялись?! (Сильно бьет локтем Деда Мороза по лицу.)
Дед Мороз. А! (Хватается за лицо, резко наклоняется и начинает что-то искать на полу.) Линза! Бесово семя!
Мать (орет). Как вы вошли сюда?!. Леони-и-и...!
Глебушка. От дурных привычек, Карловна, пора избавляться.
Procter & Gamble. Да, Каролина Карловна!
 
Хозяева застывают и медленно поворачиваются к существу в коробке.
 
Все. Лёлек?!!
 
Длинная-длинная пауза.
 
Борис. А как же... как же... (Вяло машет в сторону фотографий с креповыми лентами.)
Дед Мороз (с пола). О, нашел! С Божьей помощью. Хвала святителям и Деве Марии. (Распрямляется. Крестится.)
 
Настенька теряет сознание и валится у ног Деда Мороза.
 
Глебушка (сглатывая ком в горле). С воскрешением, Сергунь...
Отец Сергий. Ну вот, думал, не узнаете. Хотел сюрприз вам всем... Как с вашей матушкой договаривались. Чтобы весело, с задором. А где у вас ванна с туалетом, прости Господи? Мне линзу промыть и опорожниться с дороги.
Борис (в шоке отводит руку от фотографий с креповыми лентами и направляет в противоположную сторону). Там...
Отец Сергий. Я отлучусь с вашего позволения, по делам мирским. (Уходит.)
Лизон. Обалдеть!
Снеговик (в недоумении). А что вы так удивились? Будто Новый год никогда не встречали?
 
Мать бросается к Снеговику.
 
Мать. Миша! Мишенька! Живой! Живой! (Покрывает его маску поцелуями.) Мишенька! (Начинает плакать.)
Михаил. Ма, да что ты в самом деле?
Лизон. Мишка! (Кидается ему на шею и срывает маску.)
Борис. Миша?!
Глебушка. Возвращение блудного сына. (Пристально всматривается в остальных.) Вы откуда, гламуряги, взялись? Из ада, что ли?
Снежинка. Еле на последний рейс успели...
Глебушка. Чартером? Роман Андреевич, оттуда уже что, лайнеры летают?
Пингвин. Очень редко. Благо у Романа Андреевича в той стране связи неплохие.
Глебушка. С Вельзевулом, что ли?
 
Мать и Лизон устремляются к Снежинке и Пингвину.
 
Мать и Лизон. Роман Андреевич! Юрий Владимирович!
Партнер по бизнесу (принимая от женщин поцелуи в маску). Что-то я вас, Глеб Вадимович, не понимаю.
Глебушка. А что непонятного? Мы же вас похоронили. (Протягивает в его сторону руки.) Вот этими собственными руками. Вернее сожгли.
Johnson's Baby. Sorry? Как сожгли?
Глебушка. В крематории, Болек. В кре-ма-то-ри-и.
Мать (радостно). Бенедикт!
Johnson's Baby. It’s me, Каролина Карловна!
Мать. Иди ко мне! Я тебя расцелую!
Адвокат. Как в крематории?
Глебушка. Как, как... Как папика.
Мать. Ой, ну давайте же к столу. Боже, счастье-то какое!
 
Мать утаскивает всех к тарелкам и фужерам.
 
Глебушка. Бесовщина какая-то. (Направляется к столу, по пути удивленно бормочет.)
 
С красным носом — вечно пьяный!
Он высокий и румяный.
 
(разводит руками и в удивлении пожимает плечами)
 
Ну, конечно, не вопрос,
Это, дети, Дед Мороз!
 
Настенька лежит около елки. На нее никто не обращает внимания. Входит отец Сергий, присоединяется к остальным.
 
Отец Сергий. Ну вот! Все в сборе! С Новым годом! Любви вам, братия и сестры, здоровья и благости божественной! (Обращается к Матери.) Извините, матушка, сюрприза не получилось. Раскрыли вы меня быстро.
Глебушка (откашливаясь). Как раз очень даже получился... (Пауза.) Ты подарки нам привез, жирный поп косматый?
Отец Сергий. Конечно! (Развязывает тощий мешок с подарками.)
Мать. А насчет сюрприза, вы, отец Сергий, не переживайте. Будет вам новый приход. Будет! В образах и с иконами, как обещала! Боже, как же я счастлива!
Глебушка. Карловна, образа и иконы — это то же самое.
Мать (в умилении). Неважно.
Отец Сергий. Благодарю вас, матушка, за доброту вашу ангельскую. (Раздает подарки.)
Лизон. Это еще чё такое?
Отец Сергий (читает). Фром Ыбыца виз лав. Магнитик на холодильник.
Лизон. Где мы и где Ибица? Вы чего, Серж?
Глебушка (рассматривает подаренный набор открыток). Любопытный Новый год получается. Пляж, пальмы. (Смотрит на отца Сергия.) Щедро, ничего не скажешь. Алтарь заложить пришлось?
Партнер по бизнесу. Мы спешили очень. На серьезные подарки времени не хватило.
Глебушка. Понятно. На те, Боже, шо нам не гоже.
Борис (вертит брелок в руке). Ерунда какая-то. Из отеля, что ли?
Мать. Давайте же праздновать, наконец! Потом поговорим!
 
Все садятся за стол. Мужчины открывают шампанское, разливают в фужеры. Все чокаются. Болек и Лёлек продолжают стоять, переминаясь с ноги на ногу. Сесть им мешают коробки.
 
Михаил (показывая на камин). А это что?
Глебушка. Это вы нам все объясните, что это такое?
 
Вновь прибывшие с открытыми ртами смотрят на фотографии с креповыми лентами.
 
Михаил (Матери). Ма! Ты меня наследства лишила?!
Глебушка (усмехаясь). Остальные просто в нагрузку пошли.
Мать. Миша, не неси чушь!
Михаил. Но я не понимаю... как?
Глебушка. Скоро девять дней будет.
Михаил. Каких девять дней?
Глебушка. Когда вы все туда... (Показывает вверх указательным пальцем.) Или скорее туда... (Показывает большим пальцем руки вниз.)
Михаил. То есть?
Глебушка. Что — то есть?! Мы с похорон на днях вернулись! Ваших! Всех! Или я в воскрешение поверить должен?!
Отец Сергий. Сие только поистине просветленным подвластно.
Глебушка. Заткнись, Сергунь! Если еще и папик из пепла восстанет, я этого не переживу.
Лизон. Да, кстати... Может кто-нибудь из вас это объяснить?
Адвокат. Ничего не понимаю. Какие похороны?
Глебушка. Ваши, Юрасик, ваши!
Лёлек (испуганно). И что, мама из Житомира приезжала?
Мать. Никто не приезжал. Мы никому не дозвонились. В Житомир тем более. (Обращается к Партнеру по бизнесу, Адвокату и отцу Сергию.) А некоторые почему-то координаты своих знакомых и близких упорно скрывают.
Отец Сергий. Слава те, Господи! Уберег.
Партнер по бизнесу. Да как такое вообще возможно? Мы же только с самолета.
Борис. С какого еще самолета?
Михаил. С крыльями.
Мать (жестко). Так, Леонид! Вы где были?
Лёлек. На Ибице, Каролина Карловна.
Глебушка. Прости меня Господи, да, Сергунь? Да что вы там делали, на Ибице вашей? (Помахивает подаренными открытками.) Христарадничали на европейском курорте?
Адвокат. Так к нотариусу летали.
Михаил (Матери). За завещанием, ты же сама просила.
Мать. Я сейчас от вас с ума сойду. Зимой? На Ибицу? К нотариусу? За завещанием?
Глебушка. Ну, если б с вами Боряйла был, я бы еще понял. Кокос, он до добра не доводит, но...
Борис. Не было этого ничего!
Мать. Так, тихо все. Юрий Владимирович... нет, у вас отступлений обычно много... Лёнечка, расскажи, пожалуйста, как было дело.
Глебушка. Вот прямо с того момента, как вы все порог нашего логова переступили.
Мать. Да, с порога.
Лёлек. Ну, значится так... Каролина Карловна, а можно я коробку сниму, а то взопрел весь. И неудобно очень.
Мать. Можно. Снимай.
Глебушка. Свой продакт-плейсмент. Ты б еще олвэйс нацепил.
Лёлек (обиженно). Что подвернулось, то и взяли.
Глебушка. Это в каком, интересно, новогоднем магазине такие костюмчики продают?
Лёлек. Это мы на шоссе. Потом объясню.
 
Лёлек вылезает из коробки с надписью Procter & Gamble и остается в спортивном костюме с ретро-аббревиатурой СССР на левой стороне груди и серпо-молотовской эмблемой на спине.
Болек следует его примеру, скидывая Johnson's baby. На спине его спортивного костюма изображена уменьшенная копия картины Папика «Грачи», а грудь украшает надпись «Слава России!» с триколорным флажком.
 
Глебушка (хохмит). А тебе не разрешали.
Болек (нерешительно). Каролина Карловна?
Мать. Снимай, конечно.
Болек. Я в домашнее переоденусь?
Мать (хлопая по столу ладонью). А вот это нет!
Болек. А why?
Мать. Потому что — not! Тьфу! Развели тут цирк! Лёлек?!
Лёлек (расправляя затекшие мышцы). Ну вот, значится, поехали мы... Ну как вы, Каролина Карловна, и приказали. К нотариусу. А он (показывает на Адвоката) по дороге быковать начал. Мол, незаконно, то да се. Ну мы вначале думали с Беней ему объяснить. Растолковать, так сказать. Но с другой стороны, вроде как и адвокат типа. Короче...
Глебушка. Да, короче...
Болек. Ну, короче, мы ему объяснили, что ехать надо.
Лёлек. Короче, приехали мы. А эти за нами увязались.
Мать. Это не эти. Это Роман Андреевич и отец Сергий.
Лёлек. Ну да. С этими мы, короче, и приехали.
Мать. На Ибицу?
Лёлек. Не, на Ибицу это мы уже потом. А в начале в контору. К Исааку этому. А она закрыта. Ну мы звонили, короче, а нам, короче, никто не открывал.
Мать. Так вам никто и не должен был открыть. Он же улетел!
Лёлек. Ну да. Не открыл. Мы еще позвонили и ушли.
Мать. Я вас туда зачем посылала?
Болек. Съездить.
Мать. Съездить и взломать нотариальную контору!
Болек. Yes, indeed.
Мать. Что — indeed? Говори по-русски!
Болек. Так мы и съездили.
Мать. Но ведь не взломали!
Лёлек. Каролина Карловна, я вам сейчас объясню все. Мы звонили, звонили, а тут звонят...
Мать (поворачивается к дверям). Где?! Где звонят?
Лёлек. Не тут... там... Короче, этому лоху (кивает на Адвоката) сам нотариус вдруг позвонил... Короче, они перетерли что-то, и мы поехали.
Мать. Куда?!!
Болек (с интонацией — «спрашиваете тоже»). Аsk, Каролина Карловна... В аэропорт, конечно. Ну чтоб на Ибицу...
Борис. Зачем?
Болек. Ну к нотариусу. Типа.
Борис. Для чего? Он что, на Ибицу с собой наше завещание повез, что ли?
Лизон. Ой, не, ну я угораю просто!
Мать. Роман Андреевич, может, вы что-нибудь объясните?
Партнер по бизнесу. Если честно, не могу, Каролина Карловна.
Мать. Почему?
Лёлек. Так он бухой был.
Глебушка. Чё ты несешь, архаровец?! Он на поминках несколько рюмок выпил.
Лёлек. Так пока до конторы доехали. Мы ж с Рублевки-то быстро выехали, а дальше пробень. Говорили, вроде какой-то джип в бензовоз въехал. Менты с пожарниками все оцепили, кругом полыхает. Ни туда, ни сюда. А рядом магаз как раз был. Ну, они с попом за вискарем и вышли.
Мать (поправляя). Это — отец Сергий. Кто — они?
Лёлек. Мишаня, Роман Андреевич, ну и этот — батя. Мы их потом еле в самолет погрузили.
Михаил. Что ты сдаешь-то всех?!
Отец Сергий. Иудово отродье!
Лёлек. А я чё, я по правде, как было... Тачку мы в аэропорту кинули. Болек билеты купил, мы и полетели.
Мать. Михаил, ты тоже ничего не помнишь?
Михаил. Нет, ма.
Мать. Отец Сергий, ну а вы?
Отец Сергий. Сие есть тайна неведомая...
Глебушка. Нормально ты, Сергунь, разговелся. Пьяный русский поп на Ибице. Я тебя очень хорошо там представляю. В рясе, с крестом, и в хлам. До положения риз, в смысле.
Мать. Но позвонить-то вы могли, что улетаете?
Михаил (задумчиво). Могли. Но не позвонили. Извини, ма. Мы думали, мы быстро.
Болек. Sorry, конечно, большие, Каролина Карловна.
Лизон. У меня сейчас атомный взрыв в голове будет.
Борис. Ничего не понимаю. Хорошо, вы прилетели на Ибицу. А кого мы тогда похоронили?!
 
Пауза. Все переглядываются.
В этот момент на полу приходит в себя Настенька. Она поднимается и присоединяется к остальным.
 
Глебушка (язвительно, Настеньке). Бодрый день, веселая минутка! А мы тут шарады без вас разгадываем. Мозгом не подсобите?
Михаил. Ты где была?
Настенька (вздрагивает). А? Не знаю. Но там так хорошо. И вас никого нет.
Михаил. Что-то я таких мест не встречал.
Глебушка. Эт точно. Мы ж как тараканы — везде и всюду. Нас ни один дихлофос не берет. (Михаилу.) Да она на полу у елки валялась. Сил набиралась.
Мать. И в самом деле, а кого мы вместо вас?.. (Озабоченно рассматривает руки в бриллиантах.)
Михаил (Матери). Ма, у тебя новые кольца?
Мать (неохотно). Да.
Михаил. Любопытные. И огранка красивая. Новогодняя распродажа была?
Глебушка (показывая на средний палец правой руки Матери). Этот называется — «Папик». А этот (показывает на другой палец) — «Воскресший Миша».
Михаил. Что-то я не возьму в толк ...
Мать (резко сжимает пальцы в кулаки и прячет руки под стол). Неважно! (К остальным.) Повторяю. Шесть человек, между прочим, похоронили!
Настенька (вклиниваясь в разговор). Беня... а у тебя какой номер на джипе?
Болек. Три кола, of course. Адвокат еще в прошлом году подогнал.
Глебушка (хлопает ладонью по лбу). Ба! Спасибо тебе, Настурция, от всего Рублевского народа! Теперь все понятно! Мы тех, кто в бензовоз влетели, и кремировали. Тоже, небось, какие-нибудь блатняки ехали. В Мымреево свое. А менты, как всегда, особо ни во что не вдавались. Номера и марку машины сверили, а дело по быстрому закрыли, чтоб статистику перед Новым годом не портить. Трупы-то после встречи с бензовозом опознать нельзя было... Во страна, во муть, каждый первым хочет быть. Всё спешим. Даже в ад... Ну а мы со своей стороны просто провели ассенизаторскую работу. Кстати, кстати... (Поднимается, проходит к камину и одну за другой бросает в огонь фотографии в рамках с креповыми лентами; оставляет только фотографию Папика.) С вашего наилюбезнейшего дозволения... Надеюсь, никто не против?
 
Все, как загипнотизированные, смотрят на действия Глебушки. Рты у некоторых открываются в беззвучном крике.
 
Михаил (с обалдевшим видом тянет руку к камину). Ты зачем это?..
 
Глебушка насвистывает и, как ни в чем не бывало, возвращается на место. Фотографии в рамках полыхают в камине ярким пламенем.
 
Глебушка (похлопывая Михаила по плечу). Импровизированная кремация. Как с куклами Вуду. Хоть так себя порадовать. Или, может, тебе нравится с черной лентой стоять, на нас глазеть? Смотри, раздвоение личности, не ровен час, начнется. Да и вряд ли вы в ближайшее время опять погибнете. Хотелось бы, конечно. Но, видимо, судьба не на нашей стороне.
Михаил. Придурок! И как тебя земля только носит?
Глебушка. Так же, как и тебя. Вздыхая.
Мать. Хватит идиотничать! (Ко всем.) С бензовозом, пожалуй, ясно. Могло и так случиться. Мы и правда никого из вас не опознали. Хотя бред, конечно. Они же — те, кого мы похоронили, — не иголки в стоге сена. Их, что, никто не ищет?
Глебушка. Новых нарожают. Таких же.
Мать. Ладно, нас это не касается. Дальше что?
Адвокат. Ну, если не вдаваться в подробности, на Ибице мы встретили нотариуса и...
Глебушка. Перетерли?
Адвокат. Не перебивайте, пожалуйста, Глеб Вадимович... и Свету.
Глебушка. Это еще что за кукла?
Адвокат. Так вот она. (Показывает на Снегурочку, сидящую в кресле и смотрящую телевизор.)
 
Светик разворачивается ко всем и машет ручкой.
 
Мать. Вы кто такая?
Светик. Света. Секретарша.
Мать. Кого?
Светик. Вадика.
Мать. Какого еще Вадика?
Светик. Ну, Вадима Альбертовича. Мужа вашего. Бывшего уже.
 
Длинная пауза. Все смотрят на Светика.
 
Глебушка. И давно у нас секретарши по Ибицам, прости Господи, паломничают?
Борис. Еще пару таких сюрпризов, я сам в гроб лягу.
Мать (сквозь зубы). Подойдите-ка сюда, до-ро-га-я. (Светик подходит к остальным.) Ну... рассказывайте.
Светик. Я на Ибице у подруги была.
Глебушка. С уборщицей папика? Или, может, с поварихой?
Светик. Я на свадьбу ездила. К Жанне... Ну вы не знаете... Она замуж за одного испанца выходила. У него плантации.
Глебушка (подмигивая Борису). Кокаина?
Светик. Апельсинов. Богатый очень. Они мне и билеты оплатили. Туда-обратно. (Извиняющимся голосом.) Я на несколько дней только съездила. На Ибицу вашу. Извините.
Борис. Она такая же наша, как и ваша.
Мать. Хорошо. Легенда принята. Дальше.
Светик. А Юрия Владимировича с коллегами мы уже в аэропорту на обратном пути встретили.
Глебушка. Понял, Лёлек? Вы теперь с Юрасиком коллеги. Смотри, не подведи.
Лёлек (кивая на Глебушку). Каролина Карловна, уводить?
Мать. Пусть сидит. Кто это — мы?
Светик. Я и Жанна с Гонсалесом. С мужем, то есть.
Борис. А они где?
Светик. В «Национале». У них вроде как медовый месяц. «Золотое Кольцо», Сибирь. Гонсалес очень хотел Родину жены увидеть.
Глебушка. Вот твоя Жанна его там и оставит. Нормальные люди из нашего Гулага бегут.
Мать. Не отвлекайтесь. Что дальше было?
Светик. Ну мы вместе и полетели. А они меня и пригласили. К вам. По пути мы костюмы купили.
Глебушка. Johnson's baby? Это где ж такое продают? В каком магазине ужасов?
Светик. Им не понравились костюмы. Там зайки только оставались и ежики.
Глебушка. А чем это Лёлек не зайка? Вполне даже. Вон, Роман Андреевич у нас вообще снежинка. Не побрезговал.
Партнер по бизнесу (потупив глаза). Я хотел, чтоб смешнее.
Глебушка. Не оправдывайтесь, Роман Андреевич. Сейчас за это не сажают. Да, Юрасик? Итак, как вас там... Светик. Как на наших архаровцах продакт-плейсмент прозападный оказался?
Светик. Не знаю, они на шоссе останавливались. Там такие специально обученные люди в этих коробках рекламки раздавали.
Глебушка. Чую, мы скоро ментов увидим. Что у вас там, чуки-геки, получилось? Грабеж, разбой?
Болек. Мы красиво попросили.
Глебушка. И простые гастарбайтеры вам просто так отдали чужой реквизит?
Лёлек. Ну не так чтоб просто. Мы объяснили.
Лизон. Не, ну я не могу!
Глебушка. Бакланы! Объяснили они.
Мать. Продолжайте, Светлана.
Светик. А, собственно, всё. Мы к вам приехали.
Мать. Ясно. Присаживайтесь, (с прищуром) Све-та.
 
Все молчат, переваривают информацию.
 
Борис. Забавно. А я вот что-то ее у папы в секретаршах не припомню.
Михаил. Она недолго работала. Пару месяцев всего.
Лизон. У нашего папки — это супер как долго.
Мать (Светику, подозрительно). Видимо, угодили вы ему чем-то.
Глебушка (подмигивая). А, Светик? Колись.
Борис. Мне кажется, мы теряем нить разговора.
Мать. Да. Так, где нотариус?
Адвокат. На Ибице.
Мать. Почему?
Партнер по бизнесу. Новый год празднует. Плюс казино там. А у него страсть...
Борис. Идиоты какие-то! А завещание?!
Адвокат. Вот. (Лезет в карман и продолжает говорить.) Мы, Каролина Карловна, как сделали... Я с Исааком поговорил, мы и полетели, потому что разговор не очень телефонный. Ну, сами понимаете... А Исаак мне ключи от офиса дал. Объяснил, что где лежит. Мы когда вернулись, то первым делом в контору заехали. Я завещание и забрал. Почти по закону получилось. Да, кстати, я тут отчет привез, еще в самолете составил. Тут за Ибицу, и прочие расходы. Вроде как командировочные. (Вытаскивает конверт с завещанием и подсчеты.)
Мать. Я за ваши курорты платить не буду!
Адвокат (разводя руками). Ну, Каролина Карловна... Мы же по делу ездили.
Борис (подскакивает, вырывает конверт). Давайте сюда его скорей! Мам! Он вскрыт!
 
Михаил тут же бросается к Борису и выхватывает у него конверт.
 
Мать. Как вскрыт?! Михаил?!
Михаил. Ма, ну не выдержал.
Мать. Так его же нотариус со свидетелями вскрывать должен!
Адвокат. Обижаете, Каролина Карловна. Исаак вернется, все подпишет. Расчетики возьмите, пожалуйста. (По пути забирает у Михаила конверт.)
Мать. Потом разберемся. Читайте завещание уже наконец!
 
Все затихают.
Адвокат, одетый в костюм Пингвина, вытаскивает из конверта завещание.
 
Глебушка. А хорошо ты выглядишь в этом наряде. Вы в судах все в таких прикидах?
Адвокат. Я переоденусь, Каролина Карловна? А то и в самом деле неофициально как-то получается.
Мать (рявкает). Читайте как есть!
Адвокат. Хорошо. Кх... кх... (Откашливается; громко.) Завещание! (Все вздрагивают.) Я, Вадим Альбертович Кряжистый, проживающий по адресу: г. Москва, Рублевское шоссе...
Мать. Давайте без пафоса и ваших прелюдий. Только по делу. Кому что...
Адвокат. Без статей?
Мать. Без них.
Адвокат (читает вслух). Ну вот... главное... все мое имущество, какое ко дню моей смерти окажется мне принадлежащим, в чем бы оно не заключалось и где бы ни находилось, я завещаю в равных долях следующим лицам: моей жене Каролине Карловне Кряжистой... так, дальше паспортные данные, дата рождения, это неинтересно... (Вскидывает глаза, смотрит на Мать.) Или прочитать?
Мать. Ни в коем случае! Дальше! Имена только.
Адвокат. Хорошо, значит так... моим сыновьям Михаилу Вадимовичу Кряжистому, Борису Вадимовичу Кряжистому, Глебу Вадимовичу Кряжистому, моим дочерям Анастасии Вадимовне Кряжистой, Елизавете Вадимовне Кряжистой...
Борис. Уф! Ну наконец-то все прояснилось...
 
Мать, Настенька, Лизон, Борис и Глебушка вскакивают. Поздравляют друг друга, тянутся к бутылкам. Остальные напряженно и безмолвно сидят на своих местах.
 
Адвокат (нервно бегает глазами и выпаливает на одном дыхании). ...а также следующим лицам, оказывавшим мне содействие и всестороннюю помощь при жизни (Мать, Настенька, Лизон, Борис и Глебушка цепенеют.): Роману Андреевичу Найденышеву, Юрию Владимировичу Тихонькому, Валерьяну Самуиловичу Жидоморову, Леониду Ивановичу Жмых и Бенедикту Степановичу Голомызда...
Мать (обрывает Адвоката и хлопает ладонью по столу). Дальше можете не продолжать!
Лизон. Нормально так...
Борис. Лихо вы... (Пауза.) Как пирог порезали...
Глебушка. Молодцы! И жидомора с гастарбайтерами не забыли! Сергунь, это ты, что ли, Жидоморов?
Отец Сергий. В миру.
Глебушка. Сильно. А что, Светика не вставили? Как она теперь по Ибицам мотаться будет?
Настенька. Вы обманули нас? Да как вы могли?!
Михаил (кричит Адвокату). Я же говорил, что они раскусят! Не надо было Болека с Лёлеком вставлять!
Глебушка. Да вы чё, идиоты? Белыми же нитками все шито.
Мать. Где нормальное завещание?
Михаил. Ма!
Мать. Не мамкай! Ты мне не сын больше! Юрий Владимирович, как это все понимать? Где документ?
 
Адвокат кивает в сторону Михаила. Тот вылезает из костюма Снеговика и начинает рыскать по карманам.
 
Михаил. Сейчас, сейчас...
Мать. Немедленно объяснитесь, Юрий Владимирович!
Михаил. Куда же оно подевалось?
Адвокат. Дело в том, что то, что Вадим Альбертович изволил написать, нас в некотором роде не устроило. Вот мы и решили... чтобы по-честному... всем... Мы же тут в одной упряжке как бы получаемся, и свидетелей очень много. Ну, чтоб никому обидно не было.
Мать. Что вы за ахинею несете?! Миша, где завещание?
Михаил (разводит руками). Нет его. Везде уже посмотрел. Сюда ехали — было, а сейчас нету.
Мать. Ищи!
Михаил. Ничего не понимаю.
Мать. Ищи лучше! А вы рассказывайте, Юрий Владимирович, рассказывайте!..
Адвокат. Так а что рассказывать?.. (Пауза.) Он вас всех наследства лишил.
Лизон. Бли-ин! Какой обломище! Я так и знала!
Настенька. Папа? (Поворачивается к камину.) Как же ты мог? Я не верю...
Борис. Это неправда! Неправда!
Глебушка. Даже не удивляюсь.
Мать. Я вам не верю. Он не мог этого сделать.
Адвокат. И тем не менее сделал. Без указания причин. Перечислил всех, чтоб сомнений ни у кого не возникало. И лишил.
Мать (обращается к приехавшим). Это правда?
 
Те кивают головами.
 
Мать. Это невозможно просто! Я пока своими глазами не увижу... (Михаилу.) Нашел?
Михаил. Я понятия не имею, где оно.
Мать. Хорошо, тогда я вызываю милицию.
Михаил. Ма, ну правда.
Мать. Леонид! Звони.
Лёлек. Не буду.
Мать. Что значит — не буду? Метнулся быстро, я сказала!
Лёлек (набычившись). А меня устраивает, что там (кивает на поддельное завещание) написано.
Борис (срываясь на бабий визг). Что?! Что ты сказал, житомирский выродок?
Лёлек (расстегивает молнию спортивного костюма и выхватывает пистолет из-под мышки). То, что слышали.
Борис (отступая). Это как... как так?
Мать. Лё-ё-ёлик! Что я слышу?
Болек. Я согласный. Там ща нормально написано. А по той маляве все бы на нулях остались. (Спокойно вытаскивает пистолет из кармана тренировочных штанов.) Большие sorry, конечно, Каролина Карловна, но делиться надо...
Глебушка. Ну ты и голомызда!
 
 
 
Присутствующие делятся на два лагеря. По одну сторону становятся Мать, Борис, Глебушка, Настенька и Лизон. По другую — Михаил, Адвокат, Партнер по бизнесу, отец Сергий, Болек и Лёлек. Светик оказывается в стороне.
 
Мать (кричит). Это уголовщина! Вы подделали завещание!
Болек. Лучше по чесноку подделать, чем всем без бабла остаться!
Мать. Миша, как ты мог! Я не верю! Где завещание?!
Михаил. Ма, оно было! Я не знаю, куда оно делось!
Борис. Да ты охренел вообще! Что ты беспредельничаешь! Ищи!
Михаил. Я не знаю, где оно!
Глебушка (Болеку и Лёлеку). А вы пульните в нас, пульните — из волынок своих! На меньше частей делить придется!
Лёлек. Надо будет — пульну!
Настенька. Миша, ты семью предал!
Михаил. Никого я не предавал! Мы как лучше хотели!
Мать. Гони сюда бумагу! Я не верю! Я этой суке лучшие годы отдала, он не мог меня наследства лишить.
Партнер по бизнесу. Каролина Карловна, это правда!
Отец Сергий. Христом Богом клянусь! (Осеняет себя крестным знамением.)
Глебушка. Глохни, Жидоморов! На те креста негде ставить! Вся шкура татуировками забита!
Лизон. Миша — ты отмороженный! Ты зачем с ними поделился?
Михаил. Они — свидетели!
Глебушка. И что, что свидетели?! У тебя с дядей Славиком опыт большой! Какая на хрен разница, вертолеты взрывать или самолеты!
Михаил. Что ты на меня гонишь все время?!
Борис (верещит и топает ногами). Где завещание?!! Ссццу-укки!
 
Борис подбегает к картинам, снимает одну со стены, устремляется к Михаилу и со всей силы бьет брата по голове. Холст трещит и лопается — картина покачивается на шее у Михаила.
 
Настенька. Шагал! Шагал! Убью! (Бросается с кулачками на Бориса.)
Борис. Отвали, дура! Это «Венский бал в Манеже». На них вон лучше бросайся!
Глебушка (рассматривая холст). «Венский бал» на втором этаже. Это — Кандинский. (Обращается к Адвокату.) Плакал твой гонорар, Юрасик. Но не переживай, мы тебе потом кремиальные выпишем. А урну в трехцветный флаг завернем. (С силой бьет ладонью по раме. Картина, как качели, раскачивается на шее Михаила.)
 
 
В этот момент Лёлек от неожиданности выстреливает в пол. Стоящий рядом Адвокат визжит и валится на пол. С криком: «Мы вас кремируем! Мы ваш прах над Кремлем развеем!» Глебушка тут же бросается на Лёлека и выбивает пистолет. Начинается драка. В ней участвуют все, кроме Светика. Лизон хватает вилку со стола со всей силы всаживает «фамильное» серебро Лёлеку в руку. Тот орет. Болек подскакивает к Лизону и бьет ее по голове. Мать летит к Болеку и вцепляется ему в лицо. Болек закрывает лицо руками, орет и роняет пистолет на пол. К пистолету устремляется Борис. Отец Сергий ставит ему подножку. Тот спотыкается и падает. Настенька бросается на отца Сергия сзади. Хватает его зубами за ухо, пальцами располосовывает лицо. Борода Деда Мороза летит в клочья.
Светик спокойно наблюдает побоище. Улучив момент, подбирает пистолеты.
Тем временем драка перетекает на лестницу. Затем все оказываются на втором этаже около «Грачей» и через какое-то время снова валятся вниз. Михаил шныряет туда-сюда с картиной на шее.
Светик подходит к елочке. Выключает и включает гирлянду.
 
Светик (обращается к дерущимся). Эй! Вам светомузыка не нужна?
 
Никто не реагирует.
 
Светик (громко). Эй! Рублевские! У меня завещание! Эй! У меня!
 
Все затихают прямо на полу. Раздаются стоны. Все смотрят на Светика в наряде Снегурочки и с пистолетами в руках. Она взбегает по лестнице наверх.
 
Светик. С Новым годом!
Борис (с пола). С Новым...
Светик (помахивая пистолетами). Так что вы хотели узнать, Каролина Карловна? (Ко всем.) Вы вставайте, вставайте, что вы развалились?
 
Все поднимаются с пола. Отряхиваются. Михаил снимает с шеи раму.
 
Адвокат. Я ранен! Нога!
Глебушка. Нога не печень. Заживет.
Адвокат. Вызовите доктора! По-жа-луй-ста...
Борис. Сейчас, разбежались.
 
Лёлек держится за руку, Лизон за голову, Мать гладит ее по голове и успокаивает, приговаривая: «Бедная Лиза». Глебушка, наблюдая эту сцену, комментирует: «Как это хрестоматийно». Отец Сергий с перекинутым за спину крестом ищет на полу линзы. Остальные более-менее целы.
 
Болек (Адвокату). Показывай, чё с ногой. Это тебя верняк рикошетом цепануло.
 
Адвокат медленно закатывает штанину.
 
Болек. Да ну, фигня. Реально кожу чутка царапнуло. У нас в десантуре...
Адвокат (перебивает). А кровь?! Кровь? Я же умру сейчас.
Лёлек (подходит, смотрит на ногу Адвоката). Ну извини, юрист. Не хотел я. У тебя шкура только задета. Ща перевяжем. Где-то аптечка была. Каролина Карловна, не помните?
Мать. Я тебе не Каролина Карловна. Штрейкбрехер!
Глебушка. Ты не поняла, Карловна. Это — врачи без границ.
Лёлек. Ну и хрен с вами. Пусть загибается.
Настенька. Я сейчас бинт принесу.
Светик. Никто никуда не пойдет. Садитесь все. Я сказала, садитесь.
 
Снегурочка-Светик направляет на всех пистолеты.
 
Лёлек. Кишка тонка.
 
Лёлек с глумливой улыбкой поднимается по лестнице.
Светик совершенно спокойно выстреливает в ступеньку рядом с ногой Лёлека.
 
Светик. Следующая — в живот. Хочешь проверить?
Настенька (Лёлеку). Садись. Умоляю.
 
Все рассаживаются. Отец Сергий промывает найденные линзы в бокале, запрокидывая голову, вставляет их в глаза и морщится. Адвокат ковыляет к столу, вытаскивает носовой платок, смачивает его водкой, прикладывает к ране, болезненно кривит губы и стонет.
 
Глебушка (Адвокату). В судах лицедействовать будешь.
Адвокат (Светику). Это захват заложников, между прочим.
Светик. Да? Ну это вы потом решите. Захват или освобождение. Вам, наверное, всем очень интересно узнать, что же с завещанием? Я с удовольствием вам отвечу. Оно в надежном месте.
 
Светик спускается. Останавливается на середине лестницы. Пауза. Все смотрят на Светика.
 
Борис. В каком — надежном?
Светик. Давайте по порядку. Вы наливайте. Разговор будет долгим. (Оценивает обстановку, совершенно спокойно проходит к столу.) Я жду, Борис. Новый год все-таки...
 
Лёлек весь подбирается, готовый броситься на Светика.
 
Светик (Лёлеку). Не советую. Невыгодно просто. Сейчас объясню почему.
Мать (делает движение рукой, останавливая Лёлека). Вначале послушаем.
 
Борис и Михаил встают. Открывают бутылки.
 
Михаил. Кому что?
Светик. Я шампанское буду.
Глебушка. Водку.
Настенька. Вино.
Лизон. Мне шампусика плесни.
Мать. Я, пожалуй, тоже водки выпью.
Борис (обращается к Партнеру по бизнесу, Адвокату и отцу Сергию). А вам?
Партнер по бизнесуАдвокат и Отец Сергий (хором). Водки!
Лёлек. И нам плесните.
Борис. Я охране не официант.
Лёлек. А мы не гордые.
 
Лёлек наливает Болеку. Болек — Лёлеку.
 
Борис (Матери). Вообще, не понимаю, что охрана за столом делает?
Болек. Мы — наследники! Так что — no comments!
Мать (рычит на охранников). Пошли вон отсюда! За тот столик садитесь!
 
Болек и Лёлек неохотно берут свои тарелки с рюмками, но слушаются и уходят к круглому столику с кожаными креслами.
 
(Окончание второго действия следует)

 

Необходимо зарегистрироваться, чтобы иметь возможность оставлять комментарии и подписываться на материалы

Поделись
X
Загрузка