Комментарий | 0

Салон ритуальных услуг (Действие второе - окончание)

 
 
 
 
(Окончание второго действия)
 
 
Светик. Ну что, поднимем бокалы, наследнички? (Держит в одной руке пистолет, другой по-ковбойски засовывает за пояс, подпоясывающий шубку Снегурочки; поднимает фужер с шампанским.) С Новым годом!
 
Под дулом пистолета Светика все чокаются бокалами и фужерами. Болек и Лёлек поднимают вверх свои рюмки. Все садятся. Закусывают.
 
Светик (смакуя игристый напиток). Отличное у вас шампанское. Люблю «Асти Мартини», а то все «Советское». У меня на него изжога.
 
Борис. Это не «Асти», это — «Кристалл». По штуке баксов за бутыль. Его, между прочим, английские принцы пьют.
Глебушка. И русские нувориши.
Светик. Ну налейте тогда еще фужерчик. Поухаживаете за дамой.
Борис (разливая). Нате. Подавитесь! Чтоб у вас пузыри в горле застряли.
Светик (смеется). Не переживайте. Если вы у меня в горле не застряли, то какие-то пузыри тем более не проблема.
Мать. Не томите уже, Светлана. Что там с завещанием?
Светик (весело). Рассказываю. Итак, встретились мы на Ибице.
Глебушка. Еще раз услышу про Ибицу и удавлюсь.
Светик. Как пожелаете. Встретились мы в аэропорту. Я и правда была на свадьбе у подруги... А тут они. (Показывает пистолетом на ряженых.) Ну, полетели. В полете разговорились. Места как раз у всех рядом оказались. Юрий Владимирович посетовал, что меня уволили. Рассказал про смерть Вадима Альбертовича. Про вашу историю с завещанием.
Глебушка. Адвокатская тайна, адвокатская тайна...
Борис. Ты ж говорила, что работаешь, должна была и так знать! Да и чтоб ты и Роман Андреевич в одном самолете летели... Никогда не поверю.
Партнер по бизнесу. Она не врет. Билеты только на эконом-класс были. И то последние взяли. Перед Новым годом же.
Лизон. Бли-и-ин. Я еще могу понять, когда на Ибицу билетов нет, но чтоб обратно не было?
Глебушка. Разочаровали вы нас, Роман Андреевич. Пали, можно сказать, в глазах наших. В одном самолете. И с кем? С кем? С пролетариатом!
Мать. Глеб, прекрати! (Светику.) Говорите.
Светик. Ну а что касается работы, то меня ваш папенька месяц тому назад еще уволил. Потом объясню, почему... Мы и не общались с ним после этого. Сволочь, даже выходного пособия не выплатил. Я, конечно, понимаю, что о покойниках или хорошо, или ничего, но вы не обижайтесь — отец ваш все-таки редкостная мразь был.
Глебушка. Без тебя знаем, не затягивай.
Светик. В самолете мы наступающий Новый год отметили. Выпили, значит. А ваши меня и пригласили. Вот батюшка предложил. Сказал, что у вас Снегурочки нет.
Отец Сергий. Неисповедимы пути Господни. В наказание она нам дана, за грехи наши...
Глебушка. Кончай пургу, Сергунь, гнать. Шаблонно мыслишь очень. И вообще сделай бороду проще — народ к тебе сам потянется. В притон твой.
Светик (Глебушке). Я продолжаю? Спасибо. Ну я и подумала. А что мне делать на Новый год? Жанна с Гонсалесом в «Национале». А у меня? Денег нет. Работы нет. Однушка в Мытищах. В ней еще три подружки. Из Таджикистана, Белоруссии и Эстонии.
Глебушка. Я смотрю, к нам уже некоторые из Евросоюза валят. Обратно в Гулаг просятся. Что вы там вчетвером за интернациональный вертеп устроили — в деревеньке нашей?
Светик. Вам, Глеб, не понять. Так легче квартиру снимать. Вы хоть знаете, сколько в Москве жилье стоит? Вся зарплата уходит. Или питаться и спать на вокзале, или спать под крышей, но ничего не есть. Одно из двух.
Глебушка (хмыкает). Добро пожаловать в Москоу-Сити. То-то у нас девки самые стройные.
Борис (подозрительно). А сама откуда?
Светик. Из Краматорска. Неважно. Это на Украине. Вы не знаете.
Глебушка. Гениально! Там в печах живут?
Светик. По-разному. Некоторые в общагах. А кто и в бараках. И не Крематорск, а Краматорск.
Мать. Понаехало вас тут!
Лизон (тянет). Ма-асква-а — не рези-и-иновая.
Глебушка (с издевкой). Мочи их в сортире, змеюк подколодных!
Светик (обращается к Матери). А что, Москва, по-вашему, только таким, как вы, принадлежит? Остальные рожей не вышли? Я, например, еще в э-Сэ-Сэ-СэР родилась. Столица моей родины Москва была. А потом у меня вдруг столицей почему-то Киев стал. В Эстонии — Таллин, в Таджикистане — Душанбе. (С искренним удивлением.) Почему за нас решили? Нас кто-то спрашивал? Почему это дед моей подруги вдруг в оккупанта превратился? А кто-то должен делать липовые приглашения, чтобы въехать на территорию столицы своей бывшей Родины по визе, как иностранец? Я не понимаю.
Глебушка (кивает на телевизор). Это не к нам. Это — к грачам. Бабайкам нашим.
Светик. Да, но вы-то все это поддерживаете. Вам же наплевать глубоко, что происходит.
Партнер по бизнесу. Вообще-то это вы все отсоединились, а не мы.
Болек достает из кармана колоду эротических карт, тасует — раздает себе и Лёлеку. Развалившись в креслах, они рассматривают карты и обсуждают изображенных на них обнаженных «дам». Начинают играть в «очко» на щелбаны.
 
Светик (Партнеру по бизнесу). Разве? А мне кажется, вы просто глаза на все закрыли. Плюнули на всех, границы позакрывали, таможен понаставили и только за въезд деньги дерете. И у кого? У своих же бывших сограждан! А я и мои подруги, может, всю жизнь в Москве хотели жить!
Мать. А в Воронеж вас не тянет?
Светик. Не знаю, может быть. Если в Москве не получится...
Глебушка (Матери). Ты сама-то, Карловна, была там хоть раз? В Воронеже.
Мать. Была, кстати. Не лучше ее Краматорска, между прочим. Тоже мне патриотка! Запомни, девочка: Москва — не Россия! И что-то я не слышала, чтобы сикухи, навроде тебя, именно в Россию рвались. Нет, все в Москву лезут. Думают, под кошелек с деньгами лягут — у них сразу брюхо золотым станет.
Светик. А хоть бы и так! Почему одним все, а другим ничего?! И дело вообще не в этом! Я — русская, понимаете, русская! И я не понимаю, чем Воронеж хуже Москвы! Просто я Третьяковскую галерею люблю, Кремль, метро!
Глебушка. Конфискации! Репрессии!
Лизон. Не... думаю, «Националь» с «Марриоттом».
Михаил. Только все они Ленинградским шоссе заканчивают.
Настенька. А я ее, кстати, понимаю. В Воронеже Третьяковки нет. Там, говорят, вообще ничего нет. Бегут все.
Мать (Светику). Ты, дурочка, ничего не понимаешь. Наивная очень. Россия, как страна, не существует. Это вы там, в своих отсоединенных вотчинах, русскими себя считаете. Здесь русских нет. И городов здесь нет. Здесь только одно — Москва, москвичи и все остальные. Даже Питер уже давно в провинцию превратился — оттуда все крысы к нам перебежали. Что уж о других городах говорить. И те, кто приезжают в Москву, у них только три пути. Или на стройку, или локтями и мохнатками дорогу в жизни пробивать, или, утерев слезы и сопли, назад возвращаться. Других вариантов нет и не будет. А про Россию и русских с пафосом орут только неудачники на своих безумных пикетах около памятника Пушкину. Нормальные люди деньги зарабатывают. И в Москве неважно — русский, грузин ты или якут. Хоть эскимос. Хоть ты вчера с бананового дерева слез. В Москве одно важно. Есть у тебя деньги и связи или нет. Все остальное: «Нас отсоединили! Я — русская! Кремль!» — это все патриотический бред, не имеющий никакого отношения к действительности. Так что отдавайте пистолеты и поезжайте-ка, милочка, на свой жовто-блакитный Майдан. В палатках жить.
Лёлек (громко). Очко! (С оттягом дает Болеку щелбан. Все вздрагивают.)
Михаил. Потише там!
Болек. Ok’ей, Ok’ей. (Тасует карты. Охранники принимаются играть в «дурака».)
Светик. Ну уж нет! Мы не договорили!
Мать. Да нет, Снегурочка, договорили мы. И как бы вы тут нам не угрожали, все равно по-нашему будет. Вот увидите. Разберемся только. А я, пожалуй, еще выпью. Боря, налей всем. И там (к Михаилу) — на другом конце стола.
Глебушка (спокойно). Я прав был. Матрица. Мы все в ней живем. (К ряженым.) Ах да, трупики, вы же при разговоре не присутствовали. Воскрешали. Так вот, я тут с Карловной согласен. Все это — Матрица и ее разновидности. Вот Настурция, она в Матрице литературы живет, Светик-семицветик — в путеводителях города-героя Москвы, Боряйла — в кокаиновой Матрице, Роман Андреевич — в нефтяной, Юрасик — в адвокатской, Жидоморов — в религиозной, Лизон, так та вообще в виртуальной, на сайтах знакомств и одноклассников — с фотошопами несуществующих особняков и яхт. Каждый в своей симпатичной программке. Так что Карловна права. Те, кто в Матрице путеводителя сидит, тот в Матрицу рублевскую никогда не попадет. Программа не та.
Отец Сергий (недовольно). Я — отец Сергий. Попросил бы с уважением...
Глебушка. Ты, Жидоморов, такой же Сергий, как я апостол Павел.
Борис (наливая Глебушке). Хочешь, отгадаю, в какой ты Матрице живешь? В сорокоградусной.
Глебушка. А хоть бы и так. Моя программа мало чем от твоей отличается. Только я кредит у своей печени беру, а ты и еще полстраны — у банков. Иллюзию богатства создавая. Одолжил, купил — заплати проценты. Не заплатил проценты — лишись собственности и всего того, что одолжил. Ее же нет, собственности, Боряйла! Ты чё, не видишь?! Это — фикция все! Нет всех этих Рублевок, майбахов и бентли. Это все гостиничная жизнь. Вписался — выписался. За сколько вперед проплатил, столько и живешь. А нет, пшел вон из номера. Ты что не понимаешь, что для того, чтобы во всем этом жить, пахать и пахать надо, отдавать и отдавать. Замкнутый круг. Ведь, если вдуматься, противоположность олигарху — это даже не нищий, а должник, он еще должен долги отдать, чтобы стать нищим. Но разве сам олигарх — не должник? А, Роман Андреевич? Как по-вашему? Хороша ли такая Матрица?
Партнер по бизнесу. Так вообще-то весь мир живет. Это нормально. Ничего нового вы не сказали.
Адвокат. Полностью с Романом Андреевичем согласен. Вы и правда, Глеб Вадимович, никакой Америки не открыли. Сам факт рождения уже к чему-то да обязывает. (С пафосом.) От защиты Отечества до уплаты налогов, между прочим!
Партнер по бизнесу. Именно.
Глебушка (ухмыляясь). Первый раз от Романа Андреевича конкретный ответ услышал.
Партнер по бизнесу. Более того, Глеб Вадимович, я вам даже секрет долговой ямы могу раскрыть. Всего мира, если хотите. И это посерьезнее того, о чем вы тут говорили. Интересно?
Глебушка. Ну просветите, просветите...
Партнер по бизнесу (Матери и Светику). Вы позволите? (Те благосклонно кивают головами.) Что ж, тогда смотрите. С точки зрения Глеба Вадимовича — это будет Матрица всеобщего долга. (Достает из кармана толстую пачку денег в дорогом зажиме.) Это, как известно, британские фунты. Я последнее время, по некоторым соображениям, в них свои сбережения держу. Если так можно выразиться. (Усмехается и вытаскивает одну банкноту.) Так вот, исходя из того, что написано на этой бумажке, получается, что мне обещают выплатить по моему требованию определенную сумму, указанную на банкноте. (Читает без акцента: «Bank of England. I promise to pay the bearer on demand the sum of 50 pounds» и пускает банкноту по кругу.Сидящие за столом с интересом вчитываются в надпись на купюре. Болек заинтересованно вскидывает голову, старательно вслушиваясь в непонятный язык, но ничего не разобрав, возвращается к игре в карты.) То есть, если я, скажем, прихожу в банк, то мне по этой бумаге должны выплатить пятьдесят фунтов. Причем даже не столько сейчас, сколько обещают это сделать когда-нибудь потом, в будущем. Но сама бумага и есть те самые пятьдесят фунтов. Получается бессмыслица. Деньги, как некая долговая расписка с обещанием выплатить сумму без указания срока, просто перекочевывают из рук в руки. Более того, хочу вам заметить, что на банкнотах нашей страны даже таких надписей нет. По сути, это просто туалетная бумага. Государство за ее использование не отвечает. Можете сами проверить. Ну а что касается кредитов, то банки, предоставляя заем, дают вам в долг еще и с процентами. Но поскольку, как я говорил ранее, выделенная вам сумма уже сама по себе является долгом банка вам, то банк, по сути, вам ничего не давая, на вполне законном основании может забрать ваше имущество в случае, если вы в срок не погасите кредит. Думаю, не стоит углубляться в правительственные долги международным банкам и транснациональным корпорациям, когда за долги государства ответственны налогоплательщики? То есть — мы с вами. Вот и получается, что ответственность есть, а денег — нет. (Спокойно принимается жевать.)
Отец Сергий (помахивая банкнотой). Я, с вашего позволения, в приходе детальней ознакомлюсь. А то зрение слабое.
Партнер по бизнесу. Ознакомьтесь. И заодно прихожан просветите. Им интересно будет.
Отец Сергий. Всенепременно!
 
Раздаются редкие хлопки со стороны Матери, затем начинают аплодировать остальные. Светик задумчиво откидывается на спинку стула.
 
Лизон. Ну вы, Роман Андреевич, и фокусник! С бабками — это вы круто загнули.
Партнер по бизнесу. Это не фокусы, Лизонька. Это — правда жизни. И не мне вам говорить, какой бизнес выгоден государству и будет им поддерживаться. Малый, средний или крупный. Ответ очевиден — поддерживаться будет тот, кто больше всех берет в долг и вешает на себя обязательств. А точнее, электронных долгов и виртуальных обязательств. Поскольку в банках, путем нажатия клавиш, создают даже не деньги, а просто цифры. Вот так... А вы, Глеб Вадимович, говорите — Матрица. Это даже не Матрица. А пустота.
Глебушка. То-то вы от этих пустых цифр такой сытый налогоплательщик! А впрочем, правильно. Что это меняет? Это только лишний раз подтверждает программу фиктивной собственности и манипуляцию с нашими мозгами. Кстати, вы заметили, что банки уже стали физическими, а не юридическими лицами? «I promise». Я обещаю. Кто это — «Я»? Где тебя, призрака, искать, если что? При таком раскладе никакие реституции с национализациями не нужны. Сами своими руками все и отдадим этому юридическому фантому. Тем более что, кроме долгов, нам и отдавать нечего. Фунт есть, фунта нет. Хопа! Хопа! Внимательно следите за моими движениями. Ничего, кроме ловкости рук. Да нам до тюрьмы и сумы ближе, чем любому бомжу на вокзале. Рабы гламурные! Спасибо папику, хоть наворовать успел. Мы теперь вроде никому не должны... (Пауза. Тихо.) ...кроме уголовного кодекса.
Отец Сергий (аккуратно складывает и прячет банкноту). Побойся Бога, бесово семя! Какие программы, какая Матрица? (Осеняет себя крестным знамением.) А что до тюрьмы и сумы, так не зарекайся, на все воля Божья, и не нам грешным судить о поступках Его!
Глебушка. Бог? Бес? Очень интересно. Это с каких это пор?
Отец Сергий. С распятия Христа нашего!
Глебушка (взрываясь). Жидоморов! Какого вашего? Христос вообще иудеем был! Его римляне распяли! Мы в то время в лесах грибы и ягоды собирали!
Отец Сергий. Иисус Христос есть Спаситель всего человечества. По воле Бога Отца и из сожаления к нам, грешным людям...
 
Глебушка перебивает отца Сергия, вскидывает руку вверх и резко сгибает ее в локте. С интонацией, с которой кричат: «Йес!», выкликает: «Аз есмь!» Затем срывается с места, взбегает на второй этаж.
 
Светик. Глеб! Немедленно вернитесь на место!
Глебушка (кричит с балкона). Подождите! Я на его плешь сверху хочу посмотреть!
Отец Сергий (проводя дланью по макушке). Где?!
Глебушка. В душе, Сергунь! В душе! Ты ведь принципиальный момент обозначил. Человек — тварь дрожащая! Человек — ничто, шлак, из праха пришел и в прах обратился. На этом все религии построены. (Отец Сергий пытается что-то возразить, но Глебушка резким движением руки его останавливает.) Подожди, Сергунь, меня проповедью грузить. Дай мне, грешнику, из эМ-Гэ-У вылетевшему, высказаться. А там проповедуй. Вот смотри, сотни тысяч лет тому назад появились мы (раскидывает руки в стороны) — Боряйлы и Глебушки. Мы собирали плоды и удили рыбу. Мы боролись со зверьем и стихиями. Рождались и помирали. Эволюционировали и деградировали. Испускали дух и снова возрождались. Тащились от запаха трав, потому что анаши тогда не было. И все это время пытались понять, кто мы и зачем на этом свете. И в итоге так и не поняли...
Отец Сергий (орет, запрокинув голову вверх). От того, что грешен человек и от Бога Отца нашего оторван!
Глебушка (кричит с балкона). Так в этом-то и фишка, что не оторван он! Что Бог — это вопрос только личной веры, а не знания. А вера всегда порождает сомнения. Это то же самое, как верить в какую-то звезду во Вселенной, которая всем управляет и которую надо почему-то непременно бояться, но при этом она давно умерла, а до нас только ее свет доходит! Сергунь, что вы нам годами впариваете? О чем вы все? Бог — это метафора! А любая религия — лишь традиция. Между одним египетским Аменхотепом и другим прошли тысячи лет! Сергунь, ты хоть это понимаешь? И никаких талмудов с запретами и страшилками! Я не буду сейчас обсуждать ваши талмуды. Деструктивны они или гениальны. Но ты мне можешь объяснить, почему одни сказания вы признаете каноническими, а другие упорно считаете апокрифическим мусором? Будто речь не о Священном Писании идет, а о новой редакции уголовно-исполнительного кодекса. И не Бог, заметь, это когда-то решал. А вполне себе человеческий Собор — голосованием и перевесом в несколько голосов... И вообще, скажи мне, почему я должен жить под страхом постоянного наказания? Почему я, родившийся весом три пятьсот и ростом пятьдесят один, и еще ничего не сделавший в этом мире, кроме пука новорожденного, уже изначально грешен? И шаг вправо, шаг влево — мне грозит геенна огненная? Да это тот же расстрел, что при военном коммунизме. Только при коммунизме тела расстреливали, а религия — душу убивает. Да, да, Сергунь! Религия не помогает человеку обрести себя. Она его гнобит. Она его душу в кандалы извечного страха заковывает. В историю каких-то там, не имеющих никакого отношения ни ко мне, ни к Лизону, ни к Светику согрешивших Адама и Евы! В оковы ваших постмодернистских романов всех времен и народов, где что не слово, то — вынос мозга! Это и есть — Матрица! Почему я, думающий человек, пусть даже и сильно пьющий, но — Человек! — должен верить в ваши баллады двухтысячелетней давности? Когда самому человечеству несколько сотен тысяч лет?! Когда, кроме религиозных сказаний, вы только вдумайтесь все, нет ни исторических данных, ни воспоминаний современников о плотнике, вознесшемся на небо! Когда все христианские обряды и символы вообще из язычества взяты! Жидоморов, ответь мне! Как так?
Отец Сергий (свирепея). Какое язычество?! Что ты несешь, нехристь?!
Глебушка. Какое?! А просвети нас тогда, почему христианские праздники совпадают с праздниками древнего Вавилона? Откуда вообще в Вавилоне могли появиться Иштар-Семирамида, непорочная мать Таммуза, а в Египте — Исида, непорочная мать Гора? Отчего иконы Девы Марии с младенцем Иисусом один в один совпадают с их изображениями? И почему Семирамиду рисовали с «христианским» (показывает пальцами кавычки) крестом за тысячи лет до возникновения самого христианства? А как насчет «пасхального» яйца Иштар? А как по поводу мифа о Гильгамеше — о Всемирном потопе? А нимбы святых, взятые у солнечных богов со свечением вокруг голов? А двенадцать месяцев-апостолов? А Рождество — как гениально изложенная история о зимнем солнцестоянии? История, ни больше ни меньше, — о возрождении Солн-ца! Очнитесь же вы все, наконец!
Лизон. Откуда ты это все знаешь, дурачок?
Глебушка. Потому что книги читать надо! Не гламурные! И не на пиар вестись, а своей башкой думать!.. Да, если хочешь знать, Жидоморов, то склонность к вере связана всего-навсего с составом химических соединений в мозге. И это уже не первый год как доказано. А многие религии вообще на одних и тех же легендах построены. Остальное — это символизм, сюрреализм и постмодернизм. Это — форма. Это — кружки литературные! Мы с такой же легкостью кришнаитами могли оказаться. Просто по месту своего рождения. А вы всё кресты на себе рвете! Да от масштабов вашего религиозного мошенничества просто дух захватывает!
Отец Сергий (вскакивает с места, грозит Глебушке посохом Деда Мороза и топает ногами). Ересь! Ересь! Ересь! Грешник ты! Это бесы в тебе горланят! Покайся!
Глебушка. Не буду! Не буду я каяться вашей Матрице! (Раскидывает руки в стороны; стоит в виде креста; высвечивается прожектором.) Вы же погружаете всех в одну и ту же формулу: страх, контроль, наказание. Это что ж получается, что пигмей из африканского племени — он зря свою жизнь прожил? Что, алеут зря в снегах мерз? Да мы и православные только потому, что нас в детстве покрестили. Только поэтому. А некоторых так вообще уже в сознательном возрасте. После комсомола и партии. Таким же принудительно-пиарным методом. И не удивительно, что наш папик вначале партбилетом размахивал, а потом свечи принялся ставить. Всем своим партийным кагалом.
Отец Сергий. Прозрел он.
Глебушка. Папик? Прозрел? Я тебя умоляю. Он на мир вообще глазами бетономешалки смотрел. Это самый прожженный циник во все времена был. Он ни в Брежнева, ни в Иисуса не верил. Ему плевать на все эти коммунистическо-христианские бредни было. Со всей своей неправославной колокольни. Он вообще один раз на Рождество, знаете, что брякнул? «Воистину воскресе!» Как вам? Нормально?! На Рождество! А умер, кстати говоря, немолодым человеком, и не в нищете, а богатой сволочью! И будут его черти на сковороде жарить или нет, никто этого не узнает... Его вообще — здесь зажарили! Вы хоть знаете, кстати, что вы с ним сотворили? Слабонервным просьба заткнуть уши! Так вот, слушайте, гламурщики и гламуряги! Вначале от высокой температуры лопаются глаза. Затем назад откидывается голова, православные руки, скрещенные на груди, раскидываются, ноги сгибаются, а верхняя часть туловища приподнимается. В глазных, ушных и носовых отверстиях, а также во рту бурлит и клокочет кровь. Швы черепной коробки расходятся. В это же время обозначаются кости конечностей и грудная клетка, а голова отделяется от туловища. Почти одновременно с горением костей разваливается череп и обнаруживается мозг, который полыхает зеленоватым пламенем. Экологично, эстетично, практично!
Лизон. Меня сейчас вырвет!
Глебушка. Не вырвет! Нюхни ацетона!.. Так что, если на то пошло, ад вы ему уже здесь устроили, пра-во-сла-вны-е вы мои! Кремацию с дефекацией!
Настенька. Папа жертвовал много. Ему зачтется.
Глебушка. Где? Где зачтется? В президентском фонде, в который он так альтруистично отстегивал?!. На том свете? На каком? Где это «тот свет» находится? В какой книжке? Вы хоть знаете, что люди, пережившие клиническую смерть, по возвращении с того света все разное видели? Одни — Деву Марию, другие — Будду, третьи — Мухаммеда, четвертые — вообще кукиш с маслом. Потому что — Матрица. Все в башке! Как там у вас, Сергунь, «по вере вашей»? Вот это и есть основополагающее. Вера каждого отдельного человека. Вера в Бога, но Бога — в себе! В себя! И я никогда не поверю, что атеист хуже христианина! И если уж на то пошло, то именно ваша инквизиция миллионы трупов по всем странам положила. Именно с именем Бога на устах. Сам подумай, вы же на шее крест носите. Орудие пыток! Да вы весь коммунизм-атеизм на годы вперед переплюнули! Потому что есть вера, а есть — кровавая пропаганда!
Отец Сергий. Нечестивые разговоры ведешь, нехристь! Сектантские! А инквизиция к православию не имеет отношения! Это — католики!
Глебушка. Ты еще скажи, это ошибки на производстве были! Сергунь, да что вы друг на друга кривыми перстами тычете? Православные на католиков, иудеи на мусульман, ортодоксы на сектантов, коммунисты на капиталистов, туземцы на гастарбайтеров. Все вы именами своих богов одни и те же дьяволиные делишки прикрываете!
Отец Сергий. Это какие?
Глебушка. Всех в свои Матрицы загнать. В свои салоны ритуальных услуг. Только у одних ритуал креститься, а у других — лоб зеленкой мазать. Да вы же друг от друга ничем не отличаетесь! У вас же самый главный Храм на деньги воров восстановлен, гэбни бывшей и их прихлебателей! Папенька, кстати, тоже к его куполам приложился! Копытом своим! Покайтеся!
Отец Сергий. Повторяю, то, о чем изволишь речь — это дьявол в тебе беснуется! Отступник ты! А Храм на пожертвования народа восстановлен!
Глебушка. Папенька — народ? Может, Роман Андреевич — народ?! Да ты где, Жидоморов, у народа такие деньги видел? И он мне еще будет про дьявола рассказывать! О чем ты? Да вы же и есть самые настоящие бесы! Олигархи, попы, полпреды, губернаторы, бандиты. Вы же болезные все. Вы же одним и тем же вирусом по самую церковно-гэбэшную маковку заражены. Вас снова пора от государства отсоединять! У вас же и епитимьи, и индульгенции в одних и тех же руках! И какой бланк вытащить — это только от величины пожертвований зависит! У вас же все тайные обряды давно уже в зомбоящике проходят! При телекамерах и фотожабах, убирающих брюхо. Вы же не стесняетесь никого! Вначале креститесь, а потом этой же рукой журналистов отстреливаете — над пропастью во лжи!.. И не Храм вы восстановили, а бассейн в террариум превратили! Потому что нет Солнца в вас! Но зато оно в каждом рисунке! (Не поворачиваясь к картинам, показывает за спину — на «Грачей».)
Мать. В нас, а не в вас.
Михаил. Кто отстреливает? Отец Сергий? Ты сколько выпил?
Глебушка. Не отец, так крестник его какой-нибудь на лексусе с козырными номерами. Это же все одна шарашкина контора. Одна рука вешает, другая — грехи отпускает! И нет никакого промысла Божьего, есть людские алчность, трусость и лицемерие! А история страны так вообще на трех черепахах держится — мумификация, эксгумация и кремация!
 
Сбегает по лестнице вниз, становится у стола, жадно пьет воду и валится на свое место.
 
(Тихо; в сторону). А Бог есть. Есть. Не может не быть.
Партнер по бизнесу (пугливо озираясь). Вы, Глеб Вадимович, поосторожней со словами. Тридцать седьмой не так уж давно был...
Глебушка. Что, эхо репрессий в ушные мембраны отдает? Оглохнуть боитесь?
Партнер по бизнесу. Ничего я не боюсь. Опасаюсь. Мало ли...
Глебушка. Вы еще, чтоб в вашу лояльность поверили, слезу для правдоподобия смахните и промурлыкайте, что офицеров бывших...
 
Глебушка осекается и смотрит на вскочившую Настеньку, которая устремляется к отцу Сергию.
В этот момент Лёлек накладывает Болеку по карте на плечи.
 
Лёлек (смакуя). А вот те и погончики из шестерок-блондинок!
Болек (недовольно). Я рыженьких люблю. Блондинки — тупые.
Лёлек. Ты вообще в курсах, что все рыжие — это крашеные блондинки?
Болек. В натуре? (Оценивающе смотрит на коллегу.) Вашу Машу, вот ведь — везде разводилово!
Лёлек (подтрунивая над Болеком). Of course. Ясен пень.
Настенька (пока общаются охранники, она только размахивает кулачками, тяжело дышит и подбирает слова). Вы, отец Сергий, — трус! Вам что, сказать ему нечего?! Я вами разочарована! Как же вы в своем приходе проповедуете? Почему не оппонируете? А между тем, он вас просто провоцирует. Я сама видела, как он свечи ставит. И крест у него нательный есть! Да, да! И крестится Глебушка так же, как мы, и Богу молится, и даже «Отче Наш» наизусть знает! Я знаю, я видела!
Михаил. Да ну?
Настенька. Да! Только у него полная каша в голове. Вот он эту кашу на нас и выплескивает, а мы только и утираемся. У него же своего мнения нет, и никогда не было. Начитается разных книжек, а потом сам же и разобраться не может, где правда, а где ложь! С ним, если хотите, вообще разговаривать и спорить бессмысленно! Его нельзя воспринимать серьезно! Вы копните поглубже. Он же поверхностный весь. Все смешалось — Аменхотеп, коммунизм, кресты! Его вообще лечить надо. От всего — от пьянства, от поисков душевных, от него самого. У него же логика абсолютного шизофреника! Вы что, не видите?! А вы, отец Сергий, сидите тут и мямлите что-то нечленораздельное. Глебушка! Ты же просто бо-о-о-ольной! Ты же — неадеква-а-атный!
 
Глебушка вскакивает, подбегает к Настеньке и дает ей вялую пощечину.
 
Настенька (плюет ему в лицо). Я даже плакать не буду. Потому что ты — никто! Тебя нет! Ты — пузырь мыльный! А вы, отец Сергий... вы... вы — поп Гапон! Вот вы кто такой!
Отец Сергий (качая головой). Отроки, отроки...
Глебушка (Настеньке; утираясь). Наплюй в колодец, пригодится — будет из чего напиться.
 
Улучив момент, Борис ловко отбирает пистолеты у Светика, в изумлении наблюдавшей за происходящим.
 
Борис (злорадно). А, сучка! Отвлеклась! Где завещание, дрянь?!
Мать (кривя губы в ухмылке). Я же говорила, милочка. По-нашему будет.
Светик (спокойно и равнодушно). Как знаете... Тогда вообще без всего останетесь. Вас же Вадим Альбертович наследства лишил. Так что прошу ко мне в гости, в Мытищи. Можете на кухне устроиться. Если поместитесь, конечно. (Обращается к Партнеру по бизнесу.) Положите мне, пожалуйста, во-о-он тот салатик. (Передает ему свою тарелку.) Вообще, вас послушаешь, отравиться хочется. Никаких денег не надо.
Настенька (Светику). Я не верю ни одному вашему слову!
 
Светик принимает тарелку и спокойно начинает есть. Борис трясет пистолетом.
 
Борис. Куда ты его спрятала?
Светик (жует). Неважно.
Борис. Я тебе сейчас пулю в лоб всажу!
Светик. Сомневаюсь. Вам всем это крайне невыгодно.
Михаил. Не понимаю, а тебе какой с этого бульон? Ты тут вообще не пришей кобыле хвост.
Светик. Вы так думаете?
Мать. Что-то здесь не так. Слишком уж она уверенная. Борис, перестань маячить. Леонид! Забери у него оружие. Застрелится еще, не ровен час.
Борис. Э, не! Мне так спокойней!
Лёлек (бросает игру и направляется к Борису). Каролина Карловна, он не отдает.
Мать. Кто охрана — ты или я? Отбери.
 
Борис наставляет пистолет на Лёлека.
 
Борис. Только попробуй.
Лёлек (возвращается на место, кидает вполоборота). Не, Каролина Карловна, сами забирайте. Он невменяемый. (Продолжает играть с Болеком в карты.)
Мать. Ладно. Бог с ним. Борис, да отверни ты от меня пистолеты!.. Светлана, слушаем вас...
Светик. А все очень просто. Мы прилетели и сразу поехали в контору к нотариусу. Меня оставили в машине. Потом они из конторы все вышли, о чем-то долго спорили. Миша ваш руками размахивал, конвертом тряс, матом крыл.
Глебушка (подмигивая Матери). Не было этого!
Светик. А потом все как-то вдруг успокоились. Перекурили. Зашли обратно в контору. Я их ждала-ждала, в общем, не выдержала и к ним пошла. Их, наверное, целый час не было. А они там за компьютером сидят, печатают что-то. Я даже толком увидеть ничего не успела, поскольку меня Юрий Владимирович попросил удалиться. Мол, тайна адвокатская. Но я же не дура. Поняла, что к чему. Потом они все вернулись. Радостные уже. Мы и поехали. По дороге все время где-то останавливались. То отцу Сергию, по его словам, за упокой уходящего года росы водочной испить надо было, то Мишу постоянно укачивало.
Глебушка. Блевали-с они, стало быть.
Михаил. Не было этого! Я подышать выходил!
Светик. Ну вот. А по дороге отец Сергий еще новогодние костюмы предложил купить. Что-то про Николая Угодника говорил. Я, честно говоря, не очень поняла, думала, он выпил просто. Вот и говорит глупости. Но все согласились, и мы заехали в магазин. Охранникам ничего не подошло, так они по дороге каких-то людей, раздающих листовки, ограбили. Я рассказывала, кажется.
Лёлек. Едрить твою! Они сами отдали!
Глебушка. Ага. Сами.
Светик. Ну мы опять поехали.
Борис. Что-то вы долго едете...
Светик. Потерпите немного, скоро уже приедем. Юрий Владимирович предложил в кабачок по пути заехать. Перекусить. Мы заехали. Выпили. Ну а я все время к Мише присматривалась. Вернее к карману его дубленки. Решила проверить свои догадки. Вытащила из кармана два, повторяю, два конверта, и пошла, извините, в туалет. Там все и выяснилось.
Глебушка. В клозете?
Светик. В конвертах. В одном вы все лишены наследства, а в другом — все поделено. И знаете, я бы еще согласилась, если б вы меня туда включили, соучастники же в некотором роде, ну так нет же...
Настенька. Не может быть! Папа не мог!
Светик. И тем не менее это абсолютная правда.
Настенька (заглядывает остальным в глаза). Это правда? Правда?
Остальные, участвовавшие в поездке на Ибицу, утвердительно кивают головами.
Настенька (хватается за голову и начинает, как болванчик, раскачиваться из стороны в сторону, затем закрывает лицо руками, плачет). Я его так любила! Так любила! Он же великий человек был, не чета вам всем! Всего сам добился. Своими руками. Дом, бизнес, почет!
Глебушка. Почет особенно. То-то его, кроме нас, никто хоронить не пришел.
Настенька. Что ты понимаешь?! Он же с утра до вечера, как белка в колесе. Переговоры, разъезды. Все ради нас. Вечером придет, с ног валится. И где это все теперь? Где? С чем он нас оставил? Что же теперь делать?
Партнер по бизнесу. Что-то я вас, Настенька, не пойму. Вы кого жалеете, Вадика или наследство?
Настенька. Так какой смысл в этом был?! Я ведь как всегда думала, вот папа деньги зарабатывает, образования нам дает, возможность реализоваться. И что, что в итоге?
Михаил. Ну, полагаю, мы уже более чем реализовались.
Настенька. А жить нам теперь на что?.. (Пауза. Тихо. Зло.) Сволочь...
Глебушка. Ты что-то сказала, или мне послышалось?
Настенька (остервенело срываясь с места). Да! Да! Сволочь! Сволочь он! Предал нас всех! Куда мы теперь? Куда я?! Он же нас лишил всего! Что я без денег в тридцать-то лет делать буду?! Кому я нужна такая?
Мать. О, дорогая моя, какая у тебя любовь, оказывается, была. Бескорыстная. Не ожидала от тебя, признаться.
 
Настенька ревет. Сквозь слезы слышится: «Сволочь! Ненавижу!»
 
Глебушка (задумчиво). Правильно нас папик наследства лишил. Всех прозондировал. Подноготную каждого. Я б еще понял, если бы он Настурции на новые очки что-то подкинул или, скажем, библиотеку оставил, так на фига такой кровиночке вообще что-либо отдавать, если она свою любовь прямо пропорционально доле в наследстве выплескивала.
Настенька (бросается на Глебушку). Ты — дрянь! Мразь! Провокатор! (Затем бежит к фотографии Папика, топает ногами, орет.) Ненави-ижу! Ты нас предал всех! Ты такой же, как все! Предал! Предал!
Мать. Успокойте же ее кто-нибудь! У нее истерика!
 
Борис набирает в рот воду из бокала, брызжет Настеньке в лицо.
 
Михаил. Болек! Лёлек!
Охранники бросают карты и подбегают к Настеньке. Пытаются схватить за руки. Она вырывается, брыкается, орет. В какой-то момент им все-таки удается ее скрутить.
 
Мать (брезгливо). Уведите ее отсюда.
 
Охранники выволакивают Настеньку из гостиной. Она все еще продолжает сопротивляться, но уже не так интенсивно. В конце выкрикивает: «Рублевское отродье! Выродки! Чтобы вы сгорели все!»
 
Глебушка (вслед Настеньке). Прозрела, наконец. А то папенька, папенька.
Мать (задумчиво). Истеричка. Да, так что там с этим завещанием?.. Хоспадибожежмой!!! Как же я от всего этого устала! (Борису.) Налей-ка мне водки!!!
 
Борис наливает Матери водку. Она залпом ее выпивает и даже не морщится.
 
Лизон. Жесть! Давно я так не отрывалась!
Светик. Милая вы семейка, ничего не скажешь.
Мать (переходя на «ты»). Не тебе судить, из Мытищ своих.
Светик. Как сказать. Оттуда, может, даже видней.
Мать. Хватит философствовать. Ну вскрыла ты эти конверты. И что?
Светик. А то, что пока они многократно Старый год провожали, я успела у администратора копии сделать и на почту сбегать, которая напротив кабачка находилась.
Глебушка. Роман Андреевич, со свитой, по кабачкам... ну-ну...
Мать. И надо полагать, копии этих документов ты выслала самому Президенту эР-эФ? Я угадала?
Светик. Не совсем.
Глебушка. Генпрокуратору? Понтию нашему Пилатовичу?
Светик. Не попали.
Глебушка. Может, тогда прЫмьеру — гаранту и защитнику свободного бизнеса?
Светик. Я что, похожа на дуру? Вы же их купите всех. Через него вот. (Кивает на Адвоката.)
Борис. А куда тогда? Куда?!
Светик. Не угадаете. Что бы вы на моем месте сделали? (Пауза.) В СМИ, конечно. И еще в ряд общественных организаций.
Все. Что?!
Светик. Именно. С сопроводительными письмами. В случае моей смерти прошу винить таких-то и таких-то. Нахожусь в трезвой памяти и здравом уме. Паспортные данные. Адрес. Телефон. Ну как полагается в таких случаях.
Глебушка (восторженно). Рисковая ты девка, однако! Нам же тебя в камине раз плюнуть спалить.
Светик. А мне, собственно, терять вообще нечего. А вот вам...
Лизон. О-фи-геть! И чё нам теперь делать?
Мать (Михаилу; быстро). Она выходила? Почта была рядом?
Михаил. Вроде была какая-то. А вот выходила она или нет... Выходила, кажется. Да, точно.
Борис. И что, успела на почту сбегать? Вы сколько там Старый год провожали?
Адвокат. Часа два.
Отец Сергий. Три. Бог троицу любит.
Лизон. Кажется, мы попали.
Мать. Ну это слова все. А доказательства, милочка, доказательства?
Светик (вытаскивает пачку квитанций с описями вложений). Этого достаточно, чтобы вы поверили?
Мать (берет документы в руки, читает, хватается за сердце). Идиотка! Боже, какая идиотка! (Документы выпадают у нее из рук, их быстро подбирает Борис.)
Борис. «Первый канал», «Россия». Так, ну с этими мы быстро разберемся. «Эхо Москвы». «Правда», «Известия». С этими расплеваться тоже не проблема. Но чёрт! Здесь перечень еще тридцати организаций! Тут никакого наследства не хватит, чтоб разрулить.
Адвокат. Дайте мне. (Берет бумаги в руки; через мгновение, озабоченно.) Да уж... неприятный прецедент, может быть. О-оч-чень неприятный.
Михаил. И как теперь?
Светик. Договариваться.
Мать. С кем? Ты с ума сошла? Кретинка! Как мы теперь с этим журналистским быдлом договоримся?
Светик. А вам не с ними договариваться надо, а со мной.
Мать. Ты-то каким здесь местом?
Светик. Тем самым. Самым что ни на есть женским. Вы же не дослушали. Перебиваете только все время да отношения выясняете. Поэтому дослушайте все-таки до конца. Оригинал настоящего завещания находится в надежном месте, где оно, вам знать не обязательно. В СМИ отправлены копии обоих завещаний с моими пояснениями. Оригинал вашего поддельного завещания я никуда не отсылала. Его я положила Михаилу обратно в карман. Объясняю логику. Если вы им воспользуетесь, то это сразу станет всем известно, поскольку копии с моими пояснениями разосланы. А за такие шалости вас могут просто посадить, что уже мне самой невыгодно, так как в этом городе мне нужны и люди с определенными связями, и в некотором роде обслуживающий персонал для наследника. А таких знакомых у меня нет. Скажу честно, вы, конечно, как знакомые, — дрянь, но как говорится, чем богаты. С другой стороны, вроде как и родственники Санечке будете. Словом, слишком много «но» для того чтобы просто так от вас избавиться. Да и пятно на Санечку ляжет, зачем нам это, правда же?
Мать. Я сейчас с ума сойду. Какому еще Санечке? Какие родственники? Светик, ты очумела? С каких это пор Мытищи с Рублевкой кровными связями соединялись?
Светик. С момента зачатия, Каролина Карловна. Пять минут женского унижения, но зато годы на Рублевке.
Глебушка (хлопая в ладони). Эм-Гэ-У! Поступайте к нам на психологический!
Мать. Хочешь сказать, что ты и Вадик...
Светик. Ну, я полагаю, для вас это небольшой шок, правда же?
Мать (в сторону фотографии Папика). От же кобелина! От же! Я ему лучшие годы! Молодость свою!
Борис. Ой, ну брось, мама. Папа всегда гулял. Об этом только слепой не знал!
Глебушка. О покойнике или ничего, или самое худшее! Забрюхатели вы, сударыня, значится. Золотое брюшко.
Светик (гордо). Я — беременная. Он потому и выгнал меня с работы, когда я ему об этом сообщила. Как собаку на улицу выбросил.
Глебушка. М-да, забавный, гляжу, пасьянс у нас складывается. Рублевско-мытищинский. Правильно ли я понимаю, что, если мы все останемся без наследства, то как бы... (Обращается к Адвокату.) А, Юрасик?
Лизон. Бли-и-ин, чую не будет больше никакого Куршевеля.
Глебушка. О! Глупую голову посетила умная мысль.
Лизон. Сам дурак! Лузер! Хронический!
Адвокат. Подождите. Я, кажется, начинаю понимать всю схему. Поправьте меня, Светлана, если я не прав. Вы отсылаете в СМИ копии одного завещания и копии другого завещания с соответствующими пояснениями. Оригинал настоящего завещания прячете. Таким образом, не даете нам, скажем так, воспользоваться вторым завещанием, в некотором роде... несколько как бы...
Светик. Да, да, поддельным, вы хотели сказать...
Адвокат. Ну я этого не говорил, это уже суд должен доказывать...
Светик. Не смешите меня, тут доказывать нечего... не говоря уже о том, что копии по всему городу раскиданы. Воспользуетесь подделкой — начнутся проблемы, а договоритесь со мной — всегда можно сказать, мол, баба — дура, токсикоз у нее был. Не было никакого поддельного завещания. Да и думаю, что вы бы им и не воспользовались, раньше перестреляли бы друг друга.
Адвокат. Ну хорошо, предположим... Заметьте, я сказал — предположим...
Мать. Давайте уже без своей юридической галиматьи и выкрутасов. Что дальше-то выходит? На ребенка-то, как я понимаю, никакого завещания нет. Да и вообще он незаконнорожденный. Какое это все отношение к делу имеет? Какая-то беременная гастарбайтерша с нерожденным байстрючонком. Да еще и отцовство доказать надо. Может, вообще не Вадик отец, а какой-нибудь эстонец из Латвии.
Михаил. Из Эстонии, ма.
Мать. А, все едино. Я их путаю постоянно. Вильнюс, да?
Михаил. Ма! Вильнюс столица Литвы, ты что? Это же культурный центр Европы.
Мать (с неподдельным удивлением). Культурный центр? Надо же, я и не знала. Думала — Париж, Рим. Чёрт, они вообще как отсоединились, у меня в голове все их столицы перепутались. Было же нормально. Одна столица на всех.
Михаил. Вот и доигрались, что одна на всех.
Глебушка. Это ты, Карловна, в старой Матрице живешь. У тебя устаревшая модификация. Сейчас уже все перепрограммировали.
Мать. Сам ты в Матрице!
Партнер по бизнесу. Не отвлекайтесь, пожалуйста. Давайте по делу. Отцовство и вправду доказать еще надо.
Лизон (задумчиво). Кстати, Дэ-эН-Ка-то не возьмешь. Папу же мы кремировали. Как теперь докажешь?
Светик (подозрительно). Между прочим, а почему вы его в гробу не похоронили? Вы его не отравили случайно?
 
Все переглядываются. Пауза. Тишина.
 
Борис (неожиданно). Не докажете! Это последняя воля отца была.
Мать. Боря, что я слышу?!!
Глебушка. Ах вот оно даже как. А я думал, папик просто клаустрофобии боялся.
Борис. А что Боря, что Боря? Я просто так сказал. А Лизон молодец! Не вяжется тут ничего!
Михаил (Борису). Просто так, просто так...
Мать. Так! Закрыли тему! А то вообще непонятно, что начнется. Но тут и правда явные нестыковки.
Адвокат (чешет затылок, обращается ко всем). Понимаете ли, нет тут нестыковок, поскольку по законодательству неважно, рожденный или не рожденный ребенок. Главное, чтоб он во время жизни наследодателя был зачат. И я, кстати, очень хорошо понимаю логику Светланы. Отсылкой документов в СМИ и ряд других организаций она перекрыла нам доступ к наследству, поскольку по завещанию мы все его лишены.
Мать. Мы, а не вы.
Адвокат. Ну да. Вы. То есть, если всплывет второе завещание, то тут я гарантий никаких дать не могу. Вы представляете, что вообще будет? Нас же на части разорвут. И, поверьте мне, ни один аппаратчик, судья или прокурор в это дело не ввяжется. Открестятся от нас, как от шелудивых собак. Но, с другой стороны, нас спасает ее беременность, поскольку в законодательстве, в одной из статей ГэКа, значится, что несовершеннолетние дети наследодателя наследуют независимо от содержания завещания не менее половины доли, которая причиталась бы каждому из них при наследовании по закону. Понимаете? Независимо от содержания завещания. Вы это что, знали, Светлана? Откуда?
Светик. Проще некуда. Сериал когда-то смотрела. Там похожая ситуация была. Вот и вспомнила.
Михаил. Так ведь нет этого наследника еще, что он наследовать-то может?
Светик (уверенно). Будет! У нас в роду женщины крепкие.
Глебушка. Крематорские! И что главное — юридически подкованные!
Светик (пожав плечами). Каждый защищается, как умеет.
Мать. А как с Дэ-эН-Ка быть?
Адвокат. В том-то и дело, что нам теперь всем очень выгодно, чтобы этот ребенок был рожден и признан ребенком именно Вадима Альбертовича. Я правильно понимаю вашу логику, Светлана? Вы же их (показывает круговым движением руки на пользователей особняка) без помощи не оставите? Они же родственниками наследнику будут.
Светик. Ну наконец-то!
Мать. Можно как-нибудь поточнее?
Адвокат (продолжая). Дело в том, что нам этот ребенок крайне выгоден. Мы теперь Светлану на руках должны носить, поскольку ситуацией можно очень удачно воспользоваться. Ну а соответствующие документы, я думаю, не составит особого труда привести в порядок. За определенный процент, естественно, от половины обязательной доли в наследстве.
Глебушка. Ай молодца, Юрасик!
Адвокат. Ну я в некотором роде не альтруист все-таки. У меня семья, дети.
Мать. Ну это мы уже поняли, что безвозмездно только статья в уголовном кодексе бывает. Другими словами, получается, что если нет Светика с животиком, то мы все теряем. А если есть, то она становится обладательницей половины обязательной доли в наследстве. То есть ребенок, конечно, наследником становится, но она как мать... Хорошо, а мы что, на улицу?
Борис. Что в лоб, что по лбу!
Светик. Вовсе нет. Вы здесь останетесь. Я же сразу сказала. Мне нужна ваша помощь будет. Связи, выход в свет. Охрана, в конце концов, уборка по дому, присмотр за малышом или малышкой, смотря кто родится, конечно. Я потому Сашенькой и назвала, что пол пока неизвестен.
Борис. То есть попользоваться нами хочешь? Я тебя замочу сейчас!
Светик (спокойно). Убьете меня — останетесь без наследства. Да еще и с убийством беременной женщины.
Адвокат. Строго говоря, с отягчающими обстоятельствами.
Светик. Вот именно. Ну а не согласитесь на мои условия — снова будете ни с чем. Поскольку то, что вас всех лишили наследства, в любом случае всплывет. А так я вам всем предлагаю вполне конкретную сделку. Мы приводим в законный вид документы по признанию отцовства, Сашенька наследует половину обязательной доли, ну а вы, если будете себя хорошо вести, останетесь жить в особняке. Я вам даже деньги на карманные расходы выделять буду. Ну а вы за это ко мне с огромным уважением относиться будете. Не так, как сейчас — сверху вниз. Или у вас есть какой-то другой выбор?
Глебушка. С уважением, да в услужение. В гастарбайтеры, короче, предлагаешь идти. Снизу вверх.
Светик. Ну, иногда бывает очень полезно градус зрения поменять.
Михаил. Я же говорил, что ее надо было тоже в наследство включать! А Роман Андреевич уперся. «Не надо, не надо!» Твою ма! Вот всех кинуть хочет и свой кусок побольше урвать! Теперь вообще все с носом остались! Кретин! Сам-то при бизнесе, как всегда, остался!
Партнер по бизнесу. Я к этому делу не имею никакого отношения! Это была идея Юрия Владимировича, это он настоял ее не включать!
Мать (Адвокату). Иуда!
Адвокат. Это инсинуации. Я отстаивал честь вашей семьи!
Мать. Долю ты свою в липе отстаивал, а не честь!
Лизон. Стоп. Не ругайтесь. Я что-то не врубаюсь. А куда остальные бабки денутся? Ну, хорошо, байстрючонок наследует свою часть, а остальные-то куда?
Адвокат (поправляя очки). Исходя из практики, надо полагать, государству.
 
Пауза. Все переглядываются.
Глебушка. Понятно. Грачи как всегда расклюют. А кое-кто на этом еще и процентики поимеет. Да, Юрасик?.. Так всегда, только к трапезе приступишь, а тут люди в погонах. Не разевай, говорят, рот. Только ты губоньки свои распахнешь, а каравай-то уже и уплыл вслед за погонами. Зубами щелк по краю тарелки — и молчишь в умилении. Голодный, но живой.
Михаил. Государству, значит. Следовало ожидать. Сколько у него не воруй, оно все равно в прибыли... А остаток хоть большой выгорит?
Адвокат. Ну, с учетом коллекции картин и прочих вложений. Думаю, не маленький. До конца жизни всем должно хватит. Да, кстати, (обращается к Партнеру по бизнесу) у меня большое подозрение, что у вас в холдинге теперь более чем существенная доля, принадлежащая государству, окажется.
Партнер по бизнесу (быстро, по-деловому). Понял. Активы успеем вывести?
Адвокат. Надо попробовать. Ну вы в курсе, мои классические десять процентов.
Партнер по бизнесу. Естественно.
Адвокат. Вообще я бы вам советовал из страны уехать. Хотя бы на время. Пока это все не рассосется.
Партнер по бизнесу. Да дел пока невпроворот. Вот разгребусь немного, а там посмотрим. (С усмешкой.) Хотя сомневаюсь, что здесь когда-нибудь и что-нибудь рассосется... Кстати, мне тут идея в голову пришла, а что, если Вадика попробовать невменяемым признать? Тогда ведь завещание недействительным будет. Разве не так?
Адвокат. Нет, Роман Андреевич. Кое-кому это очень и очень может не понравиться. А я, извините, против них не пойду. (Показывает пальцем вверх.)
Лизон. Полный абзац какой-то! Они крэйзанулись тут все.
Глебушка (поправляет ее с невеселой ухмылкой). Скорее уж — полный бизнес.
Борис. Все! Я больше не могу. У меня сейчас голова взорвется от этой чертовщины! Доли! Мытищи! Юристы! Байстрюки! Все! Хватит!
 
Борис решительно направляется к круглому столику, с размаху плюхается в кожаное кресло. Рядом с собой кладет пистолеты. Из кармана вытаскивает пакетик с порошком. Высыпает на столешницу. Подхватывает игральную карту из колоды, разбросанной охранниками, и делает две аккуратные полоски.
 
Мать. Ты что делаешь, Боря?!!
Борис. Это лекарства, мама. Ле-кар-ства! От насморка!
 
Борис вытаскивает стодолларовую купюру, сворачивает в трубочку, одну за другой втягивает полоски в ноздри и запрокидывает голову.
 
Отец Сергий. Не Божье это дело. Припекут.
Глебушка. Полегчало? (Усмехается.) Новый год на носу...
Борис (пальцем втирает остаток порошка в верхнюю десну). Ничего, ничего... Хоть в последний раз оторвусь!
 
Вдруг резко вскакивает и начинает палить из пистолетов в воздух, кричит: «Что нам делать?! Что делать?!» Расстреливает все патроны, падает в кресло и методично нажимает на спусковой крючок. Раздаются холостые щелчки.
Тишина.
 
Светик. Ну так как, будем договариваться?
Михаил. Ни за что!
Лизон. Ща, разбежались!
Глебушка. Бежим и падаем!
Адвокат. Ситуация все-таки неординарная. Тут надо хорошо подумать.
Мать (Адвокату). Ни слова больше, Юрий Владимирович. Вы уволены.
Адвокат. Как скажете, Каролина Карловна. Однако я бы на вашем месте еще раз взвесил все про и контра. (Обращается к Светику.) Простите, вас как по отчеству?
Светик. Николаевна.
Адвокат. Извините, не успел представиться. Юрий Владимирович Тихонький. Адвокат. Вот моя визитка. Если понадобится грамотная юридическая консультация, непременно обращайтесь. В любое время суток.
Мать. Иуда в квадрате!
 
Борис вскакивает и бежит к картинам. Одну за другой срывает их со стен. Затем взбегает на второй этаж. Снимает картины там. Сносит вниз.
В свою очередь отец Сергий под шумок утягивает «фамильное» серебро.
 
Мать (Борису). Ты что делаешь? Повесь на место! Немедленно!
Борис. Хрена лысого, мама! Я делиться ни с кем не буду! (Бегает, орет, бездумно таскает картины туда-сюда.) Да как вы не понимаете, она же теперь нас всех за волосы в носу держит!
Адвокат (Борису). Я бы вам, Борис Вадимович, не советовал этого делать. Верно, Светлана Николаевна? Я, с вашего позволения, подготовлю соответствующее соглашение на оказание правовой помощи и представление ваших интересов в судах и правоохранительных органах? Сегодняшним числом, если позволите.
Светик. Конечно, Юрий Владимирович. Готовьте.
Лизон (об Адвокате). Кра-ас-савчик!
Михаил. По-моему, это — конец...
Мать (Борису). В доме копии, дурачок. (Тот удивленно застывает с одной из картин в руках.)
Глебушка (с усмешкой). Блаженны прыгающие, ибо они допрыгаются.
 
В гостиную входят Настенька с охранниками.
 
Настенька. Я все слышала. (Пауза.) Я согласна. Выхода нет. А замуж меня нищую никто не возьмет.
Болек и Лёлек. No comments. Мы — за.
Мать (со всей силы хлопает пятерней в бриллиантовых кольцах по столу, отчего падают фужеры). Только через мой труп!
Глебушка. Не, Карловна, я больше в крематорий не поеду...
 
Борис, нелепо расставив ноги и вытянув вперед руки, стоит с картиной. Это «Лицо — жопа». Все смотрят на Бориса, затем поднимают головы вверх и упираются взглядами в высвечивающихся прожектором «Грачей».
Занавес.
 
Сцена пятая
Крематорий
 
Авансцена.
Крематорий. Венки. Гроб. Звучит траурная музыка. На улице идет дождь.
К гробу выходят провожающие в последний путь тело усопшего.
В руках у них раскрытые зонты. У охранников — в бело-сине-красные полоски. У Лизон — розовый с кошечкой. У Адвоката — черный зонт-трость. У Матери — цветастый, потертый и со сломанной спицей. У отца Сергия — в виде золотого купола. Без зонта только Глебушка — на нем глупый дождевик с капюшоном.
Партнер по бизнесу держит в одной руке клетчатый зонт, а в другой — волынку. Он облачен в килт, вязаные белые гольфы и бонет — берет с лентами и орлиными перьями, символизирующими заслуги перед чужой страной. С пояса у него свисает упругий туго набитый спорран — кожаная сумка-кошелек, отделанная мехом. К ноге, к гольфу, прикреплен нож для защиты от Отечества — скин ду.
Вошедшие обступают домовину, какое-то время стоят с раскрытыми куполами, затем закрывают зонты и стряхивают с них капли. С триколорным грибом остается только Болек. Им он прикрывает Светика. Оба охранника одеты в строгие смокинги с бабочками.
Никто не плачет.
Все прощаются с Исааком Иосифовичем.
 
Борис. И как его угораздило?
Адвокат (опираясь на трость). Монако не все выдерживают. От сердечного приступа. Говорят, в казино поиздержался... А вот вам, Борис Вадимович, крупно повезло со Светланой Николаевной. (Преданно посматривает в сторону Светика.) Могли вообще на вокзал жить переехать. Золотая женщина. Большая редкость в наше время. Другая бы вас...
Борис (перебивая). Да знаю я, знаю. (Опускает поднятый воротник пиджака. Недовольно.) Не мог даже время смерти нормально подгадать. Все с вашим Исааком через одно место было!
Адвокат. Все равно жаль. Где теперь найдешь такого?
Партнер по бизнесу. Да. Деловой человек был. Нужный. А что, родственников нет?
Глебушка. У нотариусов их не бывает. Нотариусы своих родственников в зародыше ничтожат, чтоб они рты на наследство не разевали... Да и поиздержалась наша лягушка-путешественница, надо полагать, крепко.
Лёлек (кивая на Глебушку). Уводить, Светлана Николаевна?
Светик. Успеете, Леонид.
Адвокат (задумчиво). Это еще хорошо, что Вадим Альбертович щепетильно к подобного рода вопросам подходил и на себя все оформлял, а не на третьих лиц. Так бы вообще все нищими оказались.
Партнер по бизнесу (тоже задумчиво). Неизвестно, что лучше.
Светик. А вы надолго, Роман Андреевич, в те края собрались?
Партнер по бизнесу. Как получится, Светлана Николаевна. Устал я что-то от всего этого. А там национальный колорит. Луга. Замки. Может, подыщу себе что-нибудь. (Прихватывает губами хобот волынки.)
Глебушка (в сторону). Делиться вовремя надо. Конспиратор.
Светик (Партнеру по бизнесу). Мы с удовольствием к вам присоединимся. Тем более что Сашеньке свежий воздух нужен. (Ко всем.) Правда же?
Все. Безусловно!
Светик. Ну и отлично. Мам, а вы зайца-то нашего покормили? С ним все в порядке?
Мать. Не беспокойтесь, Светлана Николаевна. Если что, за ним Миша присмотрит. Я ему объяснила.
Отец Сергий. Надо бы покрестить. Большой уже малец.
Светик. Успеется, Сережа.
Отец Сергий. Как скажете, матушка. (Передает свой зонт Лёлеку, возится с кадилом. Неожиданно.) Чёрт, промок весь! Не раскурить.
Глебушка. Светлана Николаевна, а можно я сегодня задержусь? У меня еще дневные лекции в университете. Боюсь, не успею.
Светик. Конечно, Глеб Вадимович. Только не забудьте по дороге домой в прачечную заскочить, белье забрать.
Глебушка. Светлана Николаевна, но это же Настеньки обязанность.
Светик (жестко). Глеб Вадимович, вы, кажется, забываетесь, кто здесь главный. Вам сложно?
Глебушка. Ну, не сложно. Просто я вчера газон подстригал. Как-то оно все в одни ворота получается. А Борис с Лизой вообще ничего не делают.
Светик. Глеб! Перестаньте артачиться. Борис сейчас на амбулаторном лечении. Вы же знаете. Ему нельзя волноваться. А Елизавета Вадимовна в следующем году в Оксфорд поступает. Да что я вам, в самом деле, очевидные вещи говорю.
Глебушка (обиженно). Газоны как раз успокаивают, между прочим... А с Оксфордом, так она дура непроходимая, я с ней уже месяц маюсь. Не поступит она. Она же английского не знает. Лучше уж Болека пристроить. У него хоть потенциал есть.
Светик. А я говорю, поступит! Ручаюсь! И не будем больше об этом! Вы даже из поминок фарс можете устроить! Что у вас за язык, как помело?!
Болек. Уводить?
Светик. Оставьте, Бенедикт. И закройте зонт, наконец. Мы в помещении.
Болек (закрывает триколор). Sorry, забылся.
Светик. Кстати, Глеб Вадимович. А Глеб Вадимович? От вас опять запах или мне кажется? Ну-ка дыхните.
Глебушка (втягивая в себя воздух). Что вы, Светлана Николаевна, ни капли. Я же обещал. Уж какой месяц. Это просто дождевые капли с формалином перемешались... В смысле, с выхлопами города.
Светик. Смотрите мне. Оштрафую.
Отец Сергий (откашливаясь). Кх-кх... Вы позволите, Светлана Николаевна? Пора начинать.
Светик. Приступайте, Сережа. Правда, мне кажется, он не православный был. Да и с кремацией я как-то не уверена. Но, думаю, ему уже все равно. (Обращается ко всем.) Ну что ж, склоним головы...
Глебушка. Архаровцы.
 
Светик кидает беглый взгляд на Глебушку и неодобрительно качает головой. Тот усмехается и закрывает рот на невидимый замок.
Присутствующие опускают головы в трауре.
 
Отец Сергий (помахивая сырым кадилом, из которого ничего не вьется). Помяни, Господи Боже наш, в вере и надежди живота вечнаго преставльшагося раба Твоего, брата нашего Исаака, яко Благ и Человеколюбец, отпущаяй грехи и потребляяй неправды, ослаби, остави и прости вся вольная его согрешения и невольная...
 
Медленно гаснет свет.
Раздается плач маленького ребенка.
Голос Михаила в темноте:
«Что ж ты орешь все время? Байстрючонок!»
Звучит волынка.
 
Москва, декабрь 2008 — июнь 2009.
 
 
 

Необходимо зарегистрироваться, чтобы иметь возможность оставлять комментарии и подписываться на материалы

Поделись
X
Загрузка