Русский Хэллоуин (Картина пятая)
Глеб Нагорный (16/01/2015)
КАРТИНА ПЯТАЯ
ЭКСПРЕССИВНЫЙ МАЗОК
Внезапно загорается свет на люстре и бра. Но тотчас гаснет. Загорается, гаснет. Загорается, гаснет. Всё дрожит.
Леон. Пробки, sir. Сами.
Зала окончательно освещается. Немая скульптурная сцена. Одна из скульптур начинает двигаться.
Джек (переминаясь с ноги на ногу). Я дичайше извиняюсь, а где у вас тут water closet?
Все. Что?!
Джек. Сортир. Извините, но, как бы это выразиться... Очень писать хочется.
Роман Андреевич (вяло машет рукой). Там...
Джек удаляется.
Каролина Карловна. Мне померещилось? Нет? Немедленно скажите, что мне померещилось!
Борис. Нет, ма, не померещилось.
Настенька. Я сейчас сознание потеряю.
Все толпой семенят за Джеком. Останавливаются. Прислушиваются. Раздается раскатисто-сиплый хрип спускаемой воды. Через мгновение шумно захлопывается дверь и звучат бодрые приближающиеся шаги. Все разом пятятся назад. Братья — Михаил и Глебушка — держат оружие наперевес. Испуганно делают храбрые выражения лиц. В залу входит адвокат Юрий Владимирович. В руках он несет маску-тыкву. За плечами адвоката, как у горьковского Луки котомка, висит рюкзак. Однако посох, котелок и чайник на поясе отсутствуют.
Юрий Владимирович (обращается к присутствующим). Чума на эту землю и ее провинции! Просто кошмар какой-то! Не поверите, я ему говорю: «Ну останови, будь человеком! Вон же лесок. Никто не увидит». А он мне: «No! No! Punishment! Law!» Я ему отвечаю: «Да я сам адвокат! Какой, на хрен, закон?!» А он вдруг поворачивается и на русском: «И что? Я тоже в Москве адвокатом был. Хайло, не слышал обо мне? Терлецких защищал. Они по Владимирскому тракту все пошли. А я вот здесь оказался. Но ссать здесь нельзя, оштрафуют! А то меня из-за тебя лицензии лишат. Это тебе не Россия — тут не всё туалетная зона. Кол-ле-га!» Ну что за люди! Что за таксисты в этой стране! Вот правильно говорят, адвокат адвокату — волк. Вы в Москве такое встречали? Чтоб свободный человек не мог опорожниться там, где захочет? Тоталитаризм у них в Британии, вот что скажу. Монархия! (Идет навстречу толпе.) Ну, здравствуйте, наконец! Рад вас, Роман Андреевич, в добром здравии видеть! (Протягивает руку олигарху.)
Глебушка. Ты руки хоть, демократ, помыл? Признавайся.
Юрий Владимирович. И вас, Глеб Вадимович, очень рад видеть!
Роман Андреевич (пожимает протянутую руку). Привет, Юр! Тебе бы в Кондратия переименоваться, честное слово. У меня даже давление подскочило.
Братья убирают оружие. Все здороваются. Обнимаются. Елозят щечками.
Каролина Карловна (обмахиваясь крылом «летучей мыши»). Уф, Юрий Владимирович, ну вы нас и напугали.
Глебушка. Что там напугал, у нас от страха чуть вены самопроизвольно не вскрылись. Ты «Черную Руку» с собой из Москвы, часом, не прихватил?
Юрий Владимирович (радостно). Так на это же и было рассчитано, чтоб как в ужастике. Здорово получилось, правда?
Борис. Тебе бы с такими талантами в «Пиле» играть.
Лизон (подхватывает). Ага, без грима. Я чуть не описалась!
Настенька. Здравствуйте, Юрий Владимирович. У меня сердце до сих пор колотится. Я аж взопрела вся.
Все подтягиваются к столу. Рассаживаются. Леон с Бенедиктом удаляются на кухню.
Глебушка (усаживаясь). Видишь, даже Настурция взопрела. Не обращай на нее внимания, Юрасик. Это она от испуга литературно выражаться начала. Видимо, Антошу Чехонте на днях штудировала.
Юрий Владимирович (скидывая рюкзак и садясь за стол). А вот это вы зря, Глеб Вадимович. Чехов, между прочим, поживее нынешних драмоделов будет. Я вот на днях один московский полуподвальный театрик посетил. Матерщина, чернуха, на сцене чуть не совокупляются. Пакостно. Театр сдох!
Глебушка. Это они в своих подвалах правду-матку рубят. Тренд унылого реализма шлепают. А то репертуарные театры всё под себя подмяли. Продыху уже от этих нафталиновых гоголей-чеховых нет.
Настенька. Согласна с Юрием Владимировичем! В эМ-Ха-Тэ себе такого не позволят.
Глебушка. Взопреть можно! Ты когда последний раз в эМ-Ха-Тэ была? (Говорит с придыханием, заламывает руки.) Театр?.. Ненавидите ли вы театр так, как я ненавижу его, то есть всеми силами души вашей, со всем энтузиазмом, со всем исступлением, к которому только способна пылкая молодость, жадная и страстная до впечатлений ужасного?..[1] (Своим голосом.) Такой вот — ка-тар-сис.
Настенька. Хватит ёрничать... (Противным тоном.) Гле-е-еб.
Каролина Карловна (Глебушке). Мне кажется, ты театры перепутал[2].
Глебушка. Сложно не перепутать, когда они так называются. А такими темпами скоро их все отличить нельзя будет. Любите ли вы цирк, как люблю его я?.. Можем еще о русском артхаусе поговорить. Когда у них в кино даже дельфины матом кроют.
Роман Андреевич (мечтательно). Москва... Боже, Юрочка, как же я по ней соскучился! По грязи этой, по слякоти. По спектаклям-дефекациям. И чтоб на сцене совокуплялись. И мат, чтобы мат кругом стоял. Чтоб душа вместе с дельфинами переворачивалась! Чтоб по щиколотку в химикаты проваливаться!
Настенька. Ой, ну вы скажете тоже, Роман Андреевич...
Михаил. Да, Ромыч, когда это ты в Москве по щиколотку в химикаты проваливался?
Глебушка. Когда из Бентли выходил. Знаешь, Мишаня, бывает, не там остановишься, — хрясь — а тут лужа нефтяная. Хрясь, а тут еще какая-нибудь прибыльная пакость. И всё ногой туда норовишь. С головой вместе. Главное вовремя вынырнуть, а то захлебнуться можно.
Роман Андреевич. Да ладно вам, Глеб Вадимович, шутки шутить, это же я образно. Москва — она огромная! (Раскидывает руки.) Там же всего навалом. Купола, восхитительный памятник Петру, мэры, матрешки.
Глебушка. Ага, а тут туманный-туманный Альбион. Восковые фигуры, вечно молодая королева, стагнация. И никаких перформансов, сплошной театр!
Юрий Владимирович. Кстати, о матрешках, Роман Андреевич. Я ж привез вам. Поностальгировать. (Вытаскивает из рюкзака бутылку водки в виде Кремля и рюмки-матрешки с лицами мэров и президентов.) А то эти «юбочники» с «порточниками». Брр, только с трапа сошел, а на душе уже промозгло. Такое ощущение, что какая бы здесь погода ни была — она всегда плохая.
Настенька (ёжится). Совсем как в Москве.
Юрий Владимирович (продолжает выуживать подарки из рюкзака). И вот еще. Тут презент... Наши общие друзья небольшой коллекционный набор передали. От холодов. Тут кипятильник, подарочная кружка и чай краснодарский. А это от жены. Платок оренбургский.
Глебушка. Надо было Павлопосадский везти. С багрянцем. Лучше с юбкой смотрится. Да и название позабористей будет.
Роман Андреевич (принимает подарки, накидывает платок на плечи). И так хорошо! (Рассматривает кружку, дзинькает ложечкой по граненому стеклу, читает надпись на мельхиоровом подстаканнике.) «эР-Жэ-Дэ». Вот спасибо! Помнят меня еще, значит! Привет им от меня передавай. И жене своей... Кружка, кстати, вот к этому очень подходит. (Показывает всем пепельницу.) Старинный квейк! Настоящие шотландцы только из него виски пьют.
Глебушка. Ну-ка, дайте. (Вертит в руках.) Роман Андреевич, вынужден вас огорчить. Это пепельница.
Роман Андреевич. Нет — квейк!
Глебушка. Можете мне весь мозг мельхиоровой ложечкой выесть, но это — пепельница. Видите, тут «Ashtray of the United Kingdom»[3] написано. «Made in China».
Роман Андреевич. Это — опечатка! (Зло выхватывает пепельницу, в недоумении вертит в руках.)
Юрий Владимирович. Конечно-конечно, Роман Андреевич. Это всё унылые «порточники» напортачили. Извините за каламбур.
Роман Андреевич. Всё ты правильно, Юр, говоришь. Спасибо тебе еще раз. (Протягивает адвокату бутылку водки.) Ну-с, открывай презент.
Глебушка. Ну как знаете, Роман Андреевич. Только потом не удивляйтесь, что у вас виски бычками пахнет... А ты, Юрасик, вообще-то в Шотландии. Здесь не унылые «порточники», тут косные «юбочники». И вообще, при таком раскладе нужно было «Jack Daniel’s» везти, а не русскую палёнку. Очень уж у вискаря название говорящее. А вот с кипятильником, конечно, угодил. (Кивает на камин.) Рафинаду надо было еще привезти.
Юрий Владимирович. Название, может, и говорящее, а вот ностальгическое послевкусие, Глеб Вадимович, отсутствует. А ведь у нас, у русских, какая основная проблема? Мы и у себя жить не можем, и ассимилироваться нигде не в состоянии. Правда ведь, Роман Андреевич? (Тот утвердительно кивает.) И что, по-вашему, есть большая разница между «юбочниками» и «порточниками»? (Ловким движением откупоривает бутылку водки, срывая с нее звезду-затычку.)
Глебушка. Ну как тебе сказать. В одежде колоссальная. Ты еще, кстати, хитрых ирландцев не видел. До сих пор в средневековых хламидах бродят. Плащи, капюшоны. А под плащом ирландский сюрприз таится: от пиджака с юбкой до рыбацкого свитера с кожаными портками. На любой политический вкус. Это тебе не наши кондовые «ватники» с «пиджачниками», когда всё напоказ.
Юрий Владимирович. Вот, и я о том же. Все они — англичашки! (Разливает по рюмкам-матрешкам.)
Лизон. И всё-таки, а как вы, Юрий Владимирович, здесь оказались?
Юрий Владимирович. Ну это очень просто. Дай, думаю, навещу. Праздник всё-таки какой. Неординарный. Да и вас всех давно не видел. Ну что, за встречу?!
Михаил. Вздрогнем! На!
Остальные. За встречу! (Чокаются, выпивают, закусывают.)
Отец Сергий. Благостный напиток. Расейский.
Глебушка. Угу. Со слезой. Кремлевской.
Роман Андреевич (ставит локоть на стол, упирается подбородком в открытую ладонь, умильно внимает; в килте с пуховым платком он напоминает дичайшую смесь Плюшкина и Коробочки). Ну, Юр, рассказывай. Как там? Большой театр, опера, балет, Чайковский?
Юрий Владимирович (закусывая). Ну а что рассказывать? В Большом я давно не был — дороговато. А по поводу остального вам уже, наверное, доложили. Холодно, снег, митинги. В бюджете, как всегда, проблемы. Они, конечно, увеличились, но, с другой стороны, и перспективы для многих улучшились. Но это же всем не объяснишь. Вы ж меня понимаете, Роман Андреевич... (Пауза. Олигарх с пониманием кивает.) Еще какой-то странный референдум намечается. О целостности и самобытности. Честно говоря, ерунда какая-то... Ну и вы... (Пауза.) В розыске... В перманентном...
Глебушка (раскидывает в удивлении руки). Никак найти не могут.
Ищут пожарные,
Ищет милиция,
Ищут фотографы
В нашей столице,
Ищут давно,
Но не могут найти,
Парня какого-то
Лет -адцати.
Всю Россию уже перерыли. Намекнул бы им кто, что на туманных островках искать надо. Тогда бы озеро Чайковского для некоторых сразу лебединой песней закончилось. (Лизон прыскает.)
Каролина Карловна. Глеб, помолчи пожалуйста.
Роман Андреевич. Да я это, Юр, знаю всё. Как там вообще?.. Музеи, выставки, дух свободы. Тут ведь Тауэр везде, что в Шотландии, что в Ирландии. Сплошной английский Шекспир. Страшное дело. (Таращит глаза.) Душит. (Хватает себя рукой за горло.) А там всё-таки Третьяковка, Пушкинский, Кремль.
Глебушка. Ага, там не душат, там сразу пристреливают. Вы когда в Третьякове были, Роман Андреевич? Наверняка последний раз в пряничном детстве, когда вас кто-то из взрослых за руку водил. А в Алмазный фонд вам нельзя. Можете не выйти. И вообще, надо было не на Бентли по нефтяным лужицам рассекать, а в метро ездить. Там замечательные табло висят: «Посадки нет».
Михаил. Заткнись, Глебыч! Юрасик, давай! Между первой и второй. На!
Юрий Владимирович. Глеб Вадимович прав. Очень напряженная ситуация. Очень. Но можно ведь и исправить... (Снова разливает по рюмкам.)
Роман Андреевич (замирает). Это еще как?
Юрий Владимирович. Ну... (Подбирает слова.) Если поделиться... Немного... Самую малость... (Поднимает свою рюмку.)
Длинная пауза.
Роман Андреевич. Это как это поделиться?
Юрий Владимирович. Чуть-чуть... совсем чуть-чуть... могут ведь и простить...
Роман Андреевич (ставит свою рюмку на стол). Так ты за этим, что ли, приехал?
Юрий Владимирович. Нет, ну просто многие делятся... И ничего.
Роман Андреевич (свирепея). Де-лят-ся?! Де-лят-ся?! Да я двадцать лет без продыху вкалывал! Двадцать лет хвостом вилял! Пригибался, стелился, лизал! Двадцать лет под бурями и штормами ходил!
Глебушка. Это в морфлоте, что ли?
Роман Андреевич. В бизнесе! Девятый вал — это штиль по сравнению с тем, что мне пережить пришлось!.. Да как у тебя, Ю-ю-рий, только язык повернулся такое сказать!
Каролина Карловна. Роман Андреевич, родненький, успокойтесь. Юрий Владимирович просто так... Случайно...
Глебушка. Брякнул...
Роман Андреевич. Нет! Нет! Не случайно он брякнул. Он просто так ничего не брякает! (Сбрасывает с себя пуховой платок.)
Юрий Владимирович. Роман Андреевич, да что вы в самом деле? Я же не сказал всё отдать. Я сказал — поделиться только. Немножко.
Роман Андреевич. Вот! Вот! Слышали? Поделиться! Взять и отдать! Вот этими руками! Братве этой шелупонистой! Гэбне этой прокремлевской!
Юрий Владимирович. Ну какой братве? Какой гэбне? Зато спать спокойно будете.
Борис. Про сон Юра правильно говорит. Многие поделились. Нормально спят.
Роман Андреевич. Я и так нормально сплю! Хера я с ними делиться буду?! Раз заплатишь — всю жизнь должен будешь!
Лизон. Ну и правильно, Роман Андреевич, нечего с ними делиться. Давайте танцевать лучше будем.
Михаил. И в самом деле, давай бухнем нормально... (Пауза.) Хотя, если бы чуть-чуть. Типа задобрить. Слегонца так... А вообще, и в самом деле, давай бухать лучше. Где мы и где они, на?
Роман Андреевич (ходит, суетится, никого не слушает). Делиться, делиться... (Вытаскивает из споррана таблетницу, обнаруживает, что она пуста; бубнит.) «Пряничное детство». Ага, как же... А кашу на воде да потроха куриные не хотите? Вы что ж думаете, у меня родители номенклатурой были? А уборщица в поликлинике да слесарь в ЖЭКе устроят вас? Поделиться! Ща! (Складывает мощнейший кукиш, тычет всем в лица.) Детства вы моего из сухарей и спитого чая не видели! Я, чтоб от этой нищеты убежать, даже в драмкружок по вечерам ходил. Сатина в «На дне» играл! А там, между прочим, монологи очень сложные. Я слова постоянно путал! Домой приду освистанный, а там отец пьяный. И порет меня, порет! А утром опять! Каша эта! На воде!
Настенька. Успокойтесь, Роман Андреевич. Пожалуйста. Овсянку как раз лучше на воде варить.
Роман Андреевич. Идиотка вы, Настенька! Гофрированная идиотка!.. И вообще, у меня голова от вас от всех разболелась! У меня давление! Что вы тут за балаган устроили! (Подходит к картине «Красный квадрат», отодвигает в сторону, распахивает сейф, вытаскивает коробочку, достает пилюли.) Дайте воды! Без овсянки!
Глебушка. А вы кваску из барной стойки возьмите. (Кивает на трон.)
Настенька подхватывается, наливает воду в стакан, подносит Роману Андреевичу.
Настенька. С другой стороны, Юрий Владимирович не всё же вам предложил отдать. А только немного. Отщипнуть буквально.
Отец Сергий. Дело отроки говорят. Иисус делиться с ближними завещал.
Роман Андреевич. Так то с ближними!.. (Смотрит на раскрытый зев сейфа, показывает пальцем внутрь, из глотки что-то клокочет.) Хы-хы... А где?!. Где?!.
Все. Что?
Роман Андреевич (сиреной). До-ку-мен-ты!!!
Все. Какие?
Роман Андреевич. Мои! Мои документы! (Залезает по пояс в сейф, выуживается, пристально смотрит на присутствующих, рявкает.) Леон!!! Бенедикт!!!
В залу влетают слуги.
Роман Андреевич. Разберитесь!
Леон и Бенедикт (хором). Forever!
Слуги подхватывают стулья и расставляют в ряд.
Каролина Карловна. Что это вы задумали?
Роман Андреевич. Сейчас узнаете.
Бенедикт. Seat down, please. Все. Welcome. Welcome.
Каролина Карловна. Но я не хочу сидеть, у меня и так всё затекло.
Леон (настойчиво). Большие please, Каролина Карловна.
Все, ничего не подозревая, рассаживаются. Леон и Бенедикт быстро подходят к каждому сзади и ловким движением надевают пластиковые наручники. Им помогает Роман Андреевич. В ответ раздаются робкие возгласы протеста.
Глебушка. Эй! Вы чего паскудничаете?!
Михаил. Охренели, на?!
Лизон. Больно же, блин!
Борис. Ну, это...
Отец Сергий. Побойтесь Бога!
Юрий Владимирович. Роман Андреевич, я хочу вас предупредить...
Роман Андреевич. А теперь заглохли все!
Настенька. Лёнчик, что ты делаешь?
Каролина Карловна. Рома-ан Ан...
Роман Андреевич. Заглохли, я сказал! Ну что? Навестить меня решили? В гости, значит, приехали?
Каролина Карловна. Ну да. Вы же сами нас приглашали.
Роман Андреевич. Документы я вас тоже приглашал красть?
Борис. Вы о чем?
Роман Андреевич. Не хотим, значит, по-хорошему признаваться... Ладно, будет по-плохому.
Глебушка. Роман Андреевич, вы в Шотландии совсем мозгом двинулись? Вас на левостороннем движении заносит? Развяжите нас быстро!
Роман Андреевич. Молчать, щегол! У меня в сейфе лежали документы!
Лизон. Ну так посмотрите, может, они и сейчас там.
Роман Андреевич (деловито расплетает косу на бороде). Я смотрел, не лежат. Словом, так. Либо вы признаетесь, либо... Короче... Вначале... Вот, к примеру, попа... Потом Настеньку... Нет, Лизоньку... Сами выбирайте.
Юрий Владимирович. Прошу прощения, Роман Андреевич, но как бы... Это же киднеппинг... Это же... подождите, ну нельзя же так, в самом деле!
Роман Андреевич. Быстро вернули документы!
Глебушка. Какие, к чёрту, документы?! Что вы там за пилюльки глючные пьете? Купировать давление перестали?
Лизон. Да! Синюю с красной перепутали?! У вас матрицу переклинило?!
Каролина Карловна. Роман Андреевич, миленький, отпустите нас, пожалуйста.
Настенька. Мы никому не скажем, правда... Вы же хороший человек...
Роман Андреевич. Я — олигарх! Естественно, не скажете. Некому уже будет. Что ж вы меня за идиота всё время держали? Перебои со светом. Ага. Трик энд Трак. Разговоры эти странные про «поделиться».
Лизон. Да вы параноик просто какой-то!
Роман Андреевич. Значит, с Лизоньки начну.
Настенька. Вы ведь не серьезно?
Роман Андреевич. Тогда с Настеньки.
Каролина Карловна. Лёнечка, спаси нас, пожалуйста. Ты же на нашу семью столько лет работал.
Леон. Но сейчас он мне вообще-то зарплату платит.
Роман Андреевич. Цыц, карга старая!
Каролина Карловна. Да как вы... как вы...
Роман Андреевич. Беня, пакеты!
Бенедикт. Who first?
Роман Андреевич. На попа давай, он самый бестолковый.
Настенька. Роман Андреевич, что вы делаете?!!
Роман Андреевич. И на эту. Орет много.
Бенедикт надевает целлофановый пакет на отца Сергия, Леон — на Настеньку.
Леон. Sir, я хотел сказать...
Роман Андреевич. Потом скажешь! Последний раз спрашиваю, где документы?
Михаил. Чё ты кипишуешь, олигарх? (Пытается распутать руки, но в этот момент Бенедикт ловко надевает ему пакет на голову.)
Роман Андреевич. Я вам сейчас устрою Хэллоуин. Кто взял документы?
Леон. Я... Роман Андреич... хотел...
Роман Андреевич. Не до тебя!
Борис. Какие документы?
Глебушка. Что вы несете, Роман Андреевич? Вы в детстве в зарницу не наигрались?
Каролина Карловна. Настенька задохнуться может. Отпустите ее, пожалуйста.
Роман Андреевич. Одной Кряжистой меньше! В сейфе лежали документы. Акции, облигации, компромат кое-какой на флешке. Неважно. Сейчас там пусто. А в доме, кроме вас, никого нет.
Юрий Владимирович. Да откуда мы могли знать, что у вас там сейф?
Роман Андреевич (вышагивает). Вот в этом-то и вопрос. Откуда? Жучки? Прослушка? Камеры? Весь дом наверняка, суки, напичкали. (Ходит по зале. Проверяет вещи.)
Лизон. У вас паранойя! Паранойя! Паранойя! (Но тут же глохнет под пакетом, услужливо надетым на голову Бенедиктом.)
В этот момент Леон подходит к Роману Андреевичу. Шепчет ему что-то на ухо.
Роман Андреевич. Да? Серьезно? Ну-ка, принеси.
Леон выходит. Возвращается с портфелем из кожи чистокровного шотландского ягненка. Протягивает его Роману Андреевичу.
Роман Андреевич (открывает замки, роется в бумагах). В самом деле, всё на месте. Вчера, говоришь, переложил? (В удивлении смотрит на гостей со связанными руками. Слугам.) Ладно, отпустите их.
Леон с Бенедиктом снимают со всех наручники и пакеты.
Лизон (хватает воздух ртом). Сука! Сука! Сука!
Михаил (разминая руки). А что, Ромыч, не боишься, если я тебе сейчас рыло олигархическое начищу, на?
Борис. Оставь его! Мараться еще!
Глебушка. Мразь!
Каролина Карловна. Девочки! Мальчики! Мы уезжаем! Ноги моей больше в этом доме не будет! А вы, Роман Андреевич, вы... вы... Собираемся все!
Юрий Владимирович. Только деньги на билет выбросил! Надо будет, конечно, об этом заявить куда следует. Я, конечно, не стукач, Роман Андреевич, но форму доклада, знаете ли, не забыл.
Отец Сергий. Грешник! Как был грешником, так и остался!
Роман Андреевич (в растерянности садится на трон, плюхает на колени раскрытый портфель). Ну, послушайте... Ну, не уезжайте... Ну, извините...
Каролина Карловна. Извините?! Мне кажется, я не расслышала. Ну-ка, повторите еще раз! Да вы в своем уме? Вы Лизоньку с Настенькой чуть не задушили!
Отец Сергий. И меня!
Каролина Карловна. И его! (Слугам.) Вы вообще отморозки! Как были ими в Москве, так и остались! Я вообще в происходящее поверить не могу! Как такое в голову могло взбрести?
Роман Андреевич (вскакивает, бросает портфель на трон, подбегает к гостям, хватает за руки, пытается остановить, суетится). Постарайтесь меня понять... Ведь столько лет... Как между молотом и наковальней... Каждый ведь оттяпать хочет... Вот я и подумал, что вы тоже... Извините, забыл, что в другое место переложил. Ну с кем не бывает... Ну вспылил, погорячился... Ну и лекарства с алкоголем, может быть... тоже... ну, не уезжайте... По-жа-луй-ста...
Глебушка. Ни хрена себе заявочки! Лекарства с алкоголем. Да вы двадцать лет на лекарствах с алкоголем! Поехали отсюда! Придурок шотландский! Коктейлей Молотова на вас нет!
Гости быстро направляются к выходу.
Роман Андреевич. Не уезжайте! Я тут с ума сойду! Я заплачу! Я возмещу!
Все резко поворачиваются.
Юрий Владимирович (почесывает подбородок). Хм... ну это, конечно, можно обсудить.
Кряжистые, батюшка и адвокат возвращаются.
Каролина Карловна. Ваши предложения?
Роман Андреевич. Ну, скажем, я готов возместить. Компенсировать, так сказать. В разумных пределах, конечно. (Возвращается к портфелю, вытаскивает из него чековую книжку, садится за стол, заполняет чек, все склоняются над олигархом.)
Юрий Владимирович. Еще ноль припишите.
Каролина Карловна. Два!
Отец Сергий. Бог троицу любит.
Роман Андреевич. Троица — перебор.
Глебушка. «Стокгольмский синдром» дорогого стоит. Отслюнявьте еще нолик, или мы пошли.
Роман Андреевич. Ладно! Уговорили! (Замирает над чеком.) Нет, не могу.
Все. Подписывайте! Ну!
Каролина Карловна. Или мы уезжаем!
Роман Андреевич. А знаете что? Уезжайте! (Закрывает чековую книжку.)
Михаил. Ну и пропадай тут один, на.
Борис. Хрен с тобой!
Лизон. Параноик!
Гости уходят. Слышно, как открывается входная дверь.
Роман Андреевич (кричит вдогонку). Постойте! (Торопливо подписывает чек, вырывает его из чековой книжки.)
Все быстро возвращаются. Михаил выхватывает чек из рук олигарха.
Михаил. Всё нормально.
Каролина Карловна (протягивает руку к чеку). Дай матери.
Михаил (пытается спрятать чек в карман). С чего это, на?
Каролина Карловна. Я — мать!
Настенька. Это меня, между прочим, душили!
Отец Сергий. Я тоже пострадал!
Юрий Владимирович. Я права отстаивал!
Лизон. У нас паранойя!
Начинается свалка. Крики: «Убью, суку!», «А-а-а!», «Больно же!», «За руку его держи!», «Я тебе зоб вырву!» Роман Андреевич и слуги бестолково бегают вокруг дерущихся. Из толпы выуживается Лизон.
Лизон (держит в руках клочки бумаги). Ну вот... Порвали.
Гости в позах «море волнуется раз» замирают на полу.
Отец Сергий. Аки бесы. Запрещать сей праздник пора.
Глебушка. На себя, экзорцист, посмотри. И ты не в России, чтоб запрещать.
Лизон. Ну и чё делать теперь?
Каролина Карловна. Пишите, Роман Андреевич, на каждого отдельный чек.
Роман Андреевич. Не буду.
Михаил. Как это не буду, на?!
Роман Андреевич. А вот так. Не буду. Подпишу только с одним условием. Если придумаете, как мне отсюда уехать. За всё платить надо, в конце концов.
Юрий Владимирович. Так это вы нам должны, а не мы!
Роман Андреевич. Я заплатил. Не виноват, что вы поделить ничего не смогли. (Садится за стол, ест.) Чёрт, остыло всё!
Все молча поднимаются с пола и рассаживаются вокруг стола. Пьют, закусывают.
Роман Андреевич (с набитым ртом). Я свое обещание выполнил. Думайте. Придумаете — заплачу.
Юрий Владимирович. Роман Андреевич, ну сами посудите, вас же на границе сразу арестуют. Это просто нереальная задача. (Прикладывает руки к груди.) Клянусь старым и новым президентом.
Роман Андреевич. А ты сделай так, чтоб не арестовали.
Глебушка. Хотите и на елку влезть, и на фаэтоне покататься?
Роман Андреевич (жует). Хочу. Думайте. Каждый получит симпатичный бонус. О-о-чень симпатичный.
Глебушка. Ну-ну. Как говорится, будьте реалистом — требуйте невозможного.
Каролина Карловна. Так! Мальчики! Девочки! Думаем! Быстро!
Гости сидят. Думают.
Глебушка. Мозговая атака нужна. Роман Андреевич, может, «звонок другу», если они у вас еще остались, конечно?
Роман Андреевич (чавкая). Некому звонить.
Борис. Вообще ничего в голову не приходит, хоть ты тресни.
Настенька. Мам, я на минутку.
Каролина Карловна. Куда?
Настенька. Туда. (Выходит.)
Глебушка встает, прохаживается.
Глебушка. Вообще странная ситуация происходит, если подумать. Ехали мы сюда вроде как людьми...
Борис. Это ты к чему?
Глебушка. Да так, вспомнил одну любопытную классификацию. По ней вся нечистая сила делится на три вида. Черти, полубесы и бесы. Так вот, если черти — они черти и есть, то вот полубесы с бесами могут превращаться в кого угодно. Последние даже в человека. Элита, так сказать. Фиг отличишь.
Михаил. Нарываешься, на?
Глебушка. Констатирую. Только вот в голубя им не дано воплотиться. Чтоб границу пересечь.
Роман Андреевич. Намеками говорите, Глеб Вадимович.
Глебушка. Да какие уж тут намеки.
Борис. Ну и чем же твои бесы друг от друга отличаются?
Глебушка. Уровнем гнусности. Люди вышли — бесы остались.
Каролина Карловна. Глеб, не отвлекайся!
В этот момент слышится грохот. Все оборачиваются. Через какое-то время в залу, хромая, входит Настенька. Потирает ногу.
Настенька. Ч-ч-ёрт!
Каролина Карловна. Не смешно.
Настенька. Я споткнулась. Там же гроб.
Все переглядываются. Пауза.
Юрий Владимирович. Да ну, бросьте...
Роман Андреевич. А почему нет?
Глебушка. Разве что в качестве бреда.
Роман Андреевич (слугам). Ну-ка, принесите мне это корыто!
Каролина Карловна. Роман Андреевич, вы же не хотите, в самом деле...
Лизон. А чё! Прикольная идея!
Слуги вносят гроб. Ставят. Открывают. Роман Андреевич вытирает руки салфеткой с елизаветинским вензелем, берет портфель, подхватывает волынку и усаживается в гроб.
Роман Андреевич. Ну-ка, поднимите меня!
Гости собираются вокруг сидящего в гробу олигарха.
Михаил. Ромыч, протрезвей, на!
Юрий Владимирович (почесывая затылок). Впрочем, если сделать дырочки и кое-кого на таможне подмазать. Есть у меня парочка кошерных людей...
Отец Сергий. Святая мысль.
Глебушка. Да вы идиоты, что ли?! Это же уголовщина. Э, адвокат...
Борис. Может, своими авиалиниями попробовать? У нас же и в Эдинбурге, и в Лондоне аэробусы есть.
Роман Андреевич. Отлично! Поднимайте!
Леон. А пудинг?
Роман Андреевич. В следующий раз. Выше! (Подхватывает губами мундштук волынки и начинает наигрывать сингл «God Save the Queen» британской панк-группы «Sex Pistols».)
Слуги, Миша и Борис поднимают гроб и под гуденье олигарха несут его по зале. В этот момент они напоминают «атлантов, держащих небо».
Лизон. А как вы его обратно собираетесь вывозить? Тоже в гробу?
Глебушка. Угу, только в цинковом. Я поверить просто не могу, взрослые же люди. Театр абсурда какой-то. Вы бы еще трон с собой прихватили.
Каролина Карловна. Мальчики! Только не ногами вперед! Примета плохая! И не лихачьте — уроните! (Стоит около вазы с цветами.) Беня, цветы свежие?
Бенедикт (поворачивая голову). Сегодня нарезал.
Каролина Карловна. Я Светлане Николаевне захвачу. (Берет букет алых и белых роз.)
Настенька. Роман Андреевич! Платок! Платок захватите! В самолете может быть холодно! (Подхватывает оренбургский платок.)
Борис. Ома маа мансикка, муу маа мустикка! В гостях хорошо, а дома лучше!
«Атланты» разворачивают гроб, делают несколько церемониальных кругов и наконец выходят из залы. За ними следуют остальные.
Зала пустеет, свет меркнет и высвечивает одиноко стоящую на столе тыкву. Тыква противно улыбается. Внезапно из глубины возвращается задумчивый Глебушка, берет ее в руки, стоит какое-то время в нерешительности и вдруг вскидывает «овощ имени Swarovski» вверх.
Глебушка. Бедный Йорик!
Неся тыкву на вытянутых руках, Глебушка, словно королевский гвардеец, гротескно чеканит шаг и удаляется.
Из полумрака раздается женский английский голос с сильным шотландским акцентом. Голос объявляет о вылете аэробуса компании «Kriazh Airlines». Рейсом Эдинбург-Москва (Vnukovo). С пересадкой в Лондоне. Затем слышится протяжный вой взлетающего самолета.
После чего на сцену один за другим выбегают люди в шотландских юбках. Они выстраиваются в шеренги и кричат: «Death to the Queen! Independence on dress! Death to the Queen! Independence on dress!» Размахивают синим полотнищем с белым косым крестом и горящими файерами[4], играют на волынках неофициальный гимн Шотландии «Scotland the Brave» и маршируют. Музыка нарастает, волынки дудят, барабаны заходятся в дроби, а гимн постепенно переходит в «The Show Must Go On» британской рок-группы «Queen».
Антракт.
[1] «Перевертыш» отрывка из статьи В. Г. Белинского «Литературные мечтания. Элегия в прозе». Отрывок исполнялся народной артисткой СССР, художественным руководителем МХАТ им. М. Горького Т. В. Дорониной в к/ф «Старшая сестра». (Прим. авт.)
[2] Каролина Карловна права, Глебушка путает названия. Московский Художественный Академический театр им. М. Горького (МХАТ имени М. Горького) и Московский Художественный театр им. А. П. Чехова (МХТ имени А. П. Чехова), известный своими радикальными постановками. (Прим. авт.)
[3] Ashtray (англ.) — пепельница. Фраза дословно звучит как «пепельница Соединенного Королевства».
[4] Файер (жарг.) — факел или дымовая шашка.
Последние публикации:
Салон ритуальных услуг (Действие второе - окончание) –
(28/10/2016)
Салон ритуальных услуг (Действие второе) –
(25/10/2016)
Салон ритуальных услуг (Действие первое) –
(24/10/2016)
Русский Хэллоуин (Картины восьмая и девятая) –
(21/01/2015)
Русский Хэллоуин (Картина седьмая) –
(20/01/2015)
Русский Хэллоуин (Картина шестая) –
(19/01/2015)
Русский Хэллоуин (Картина четвёртая) –
(15/01/2015)
Русский Хэллоуин (Картина третья) –
(14/01/2015)
Русский Хэллоуин (Картина вторая) –
(13/01/2015)
Русский Хэллоуин (Картина первая) –
(12/01/2015)
Необходимо зарегистрироваться, чтобы иметь возможность оставлять комментарии и подписываться на материалы