Комментарий | 0

Невольные стихи

 
 
 
 
 
 
 
Тишина
 
Река уносила меня неспешно,
уносила торжественно
в бледном уюте моей постели,
пепельно-белой
и жгуче-холодной,
на ложе самой пронзительной,
самой гулкой,
самой великой из всех немот;
вода подставляла покатые плечи,
сквозь слезы звонко шептала
у изголовья,
чуть слышно, сонно и грустно
теребила край простыни,
целовала мои
умудренные
долгой ходьбой ноги...
Два ворона, самого синего мрака,
сели по обе стороны моей головы.
Один спросил меня: «Что ты видишь?»
И я ответил: «Только небо».
Другой прохрипел: «Проси чего хочешь».
И я сказал: «Выклюйте мне глаза».
 
 
 
 
Птица
 
Однажды надежда дала тебе крылья,
и с тех пор ты больше не ступала на землю —
не можешь ступить;
многие годы летишь ты без остановки,
словно само время,
этот горький,
пропитанный духом скорби ветер, уносит тебя,
уставшую бороться с его порывами
и надрывать грудь широкими взмахами крыльев.
Ты давно подчинилась силе,
что не дает тебе упасть
и не поднимает выше —
силе надежды;
ты давно уже просто расправила крылья,
равно
легко и бессильно,
и свыклась с усталостью,
найдя в ней частицу особой свободы,
без которой немыслим полет, —
свободы неизъяснимого страха.
Да, страха,
потому что страхом крепки
твои усталые крылья,
потому что страх —
это сердцебиение надежды,
ее душа.
Он не даст тебе коснуться земли,
потому что иначе ты, вновь бескрылая, раздавишь себя
своей же земной тяжестью.
Он не даст тебе устремиться ввысь, потому что там
ты не сможешь дышать.
Ты будешь лететь, пока жива, и ты будешь жить вечно,
потому что летишь.
Потому что страхом крепки
твои усталые крылья.
Потому что страх оттолкнет от тебя
всякого, кто протянет руки,
посягая на твой вечный полет.
Потому что страх затворит
окна всякого дома,
который раскроет их, чтобы могла ты влететь.
Потому что надежда
обрекла тебя на свободу.
 
 
 
 
Единственная ночь
 
 
В такую ночь
пустота наполняется соразмерностью —
грани и тени предметов
обнажают свое совершенство,
и лампа становится лишней,
неловкой, как засидевшийся гость.
 
И не скажешь,
снег ли теперь за окном
немой тонкой музыкой
или неожиданно найденным словом
осыпается — тихо, пронзительно —
из первоначальной тьмы,
наполненной соразмерностью,
высокой, ослепительной тьмы,
снимающей бремя вопросов,
не разрешая.
 
Или пепел и легкий прах,
белая пыль
и младенческий пух
отмирающих звезд
осыпает предельно ясные грани,
в бесконечность вонзенные улицы?
С упоением он ложится под тени,
отдается им, словно явленным впервые
в своем совершенстве,
чтобы замолкнуть навек,
и молчание значило бы:
да, действительно можно быть
в такую ночь.
 
В такую ночь
земля прорастает в небо,
обретая античную строгость
и вечную ясную данность.
И мы повисаем в пустотах
между частицами истины,
не терпящей слов,
где обретаются
вечно бесскорбные боги.
 
В такую ночь
грусть — это нить, продетая в иглы
нежно-шершавых лучей
отдаленного синего света.
Отрадная нить.
 
В такую ночь
есть место дыханию сердца.
И переступают пороги,
вершат безвозвратно изломы,
выдвигаются в долгий путь
такой ночью.
 
И когда остановится взгляд
на бездонной глади окна
или на темной поверхности зеркала,
тебя осенит:
ты видишь не то, что увидел,
впервые тень твоя смотрит
не на тебя.
Изумление окаменеет
на твоих губах,
и будет их молчаливый изгиб означать:
действительно только теперь
ты лишь то, что ты есть.
 
Да, действительно можно быть
в эту ночь.
 
 
 
 
Мост
 
 
Все об одном конце:
и эта улица,
и этот голодный
вечерний свет,
и эти мосты —
голодные, грязные руки,
протянутые в неограниченные области
над нашими шагами
к невидимой цели
в черном чаду
внеземного пространства.
Вавилонские жесты,
размноженный жаждой
каменный указательный палец,
разрушаемый тяжестью
собственного требовательного порыва.
Так земля под ногами
вслепую щетинится стрелами
в дурную бесконечность.
Из века в век и от века.
 
Так волосы на моей голове —
иные уже пораженные сединой, —
так руки мои,
так слова мои
подголосками волей-неволей стремятся
в тот же не размежеванный зрением мрак,
притягательный мрак своей цели.
Так все мы приходим к мосту,
влекомые той же тягой,
так все мы решаем однажды —
об одном ли конце отныне жить
или разумнее будет
свернуться ежом у берега,
на сыром граните предчувствий,
не преступая границы,
не поддаваясь своей природе,
требующей перехода
об одном конце (так мы устроены).
Так мы решаем, вступить ли на мост.
 
И когда я вступил на мост,
что навис над широкой рекой,
такой широкой, будто она, словно море —
об одном береге,
на мост, дальний конец которого был мне невидим,
некий ангел в длинном сером пальто и перчатках
взял меня за руку и повел по нему
над сизой дымкой,
скрывавшей глухое течение.
Ангел сказал, что там, на другом берегу
ты давно уже ждешь.
Он улыбался, глядя сквозь черные круглые стекла очков.
Но едва зашагал я смелей,
как мост закачался,
будто лишенный опор,
и тогда я в страхе шепнул: «Я не верю тебе».
И понял тогда же, что там, за рекой, тебя нет,
и та — лишь замена тебе.
А он ухмыльнулся и плюнул —
два холодных, жгучих плевка выедали мои глаза.
Я устыдился и проклял его с досады на собственный стыд.
А он взмахнул крыльями, схватил меня в когти и бросил в реку...
 
Течение вынесло меня к суше,
но суша не приняла меня вновь,
потому что не может первый берег стать и вторым,
потому что река об одном береге,
и я вынужден был бежать,
отвергнутый непосильным мне руслом.
И вот я стою на перроне,
один под бесшумно крошащейся
белыми хлопьями ночью,
лишь голодный фонарь,
будто некто тщедушный в пальто,
обретает во мне добычу.
Я жду поезда,
дождавшись,
вступаю в пустой вагон —
грохочущий мост на железной реке,
шаг через новый порог —
повторить неизбежный выбор.
Так все мы решаем однажды,
что было ошибкой,
что оказалось ложью.
Так все мы решаем,
двинуться ли в путь
и оставить свое при себе
или спокойно
улечься на рельсах,
позволив себя рассечь
чужому пути.
Я вступаю в вагон,
поколебавшись только мгновение,
и уже в следующее знаю:
все об одном конце —
и эта дорога,
и сон о широкой реке,
и эта ночь моей жизни.
 
 
 
 
Ветер
 
 
Снова ночь.
Сквозистые улицы вяло плещутся в тусклых клочьях белесого света.
Пересохшая кожа асфальта жадно лижет осколки пивной бутылки.
Просроченный ветер отрывает упавшие без вести листья от кислой и едкой почвы — крошащийся почерк
прошедшего несовершенного в обесточенных жилках.
Груды слежавшихся звуков как латынь для не знающего латыни:
скучные сухие скляночки алфавита.
Я шатаюсь, и ветер шатает меня,
ветер шатает мои слова,
ветер шатает время.
Я шагаю и ветер стирает мои шаги,
ветер стирает мои слова,
ветер стирает ветер.
 
 
 
 
Микрокосм
 
 
Мир качнулся,
сорвался с ветви,
тронутый ветром,
и плавно ложится на землю,
так и я
невольно вплываю в область
твоего притяжения,
и пронзает меня —
точно случайно наткнулся я
на ось мироздания —
великая сопричастность,
немое согласие
всего со всем
и всех со всеми.
Будто замкнулся извечный круг,
казавшийся прежде спиралью,
ввинченной в бездну,
будто зубец
вечности
зацепил за зубец.
Щелк, щелк...
 
Я замираю у окна:
там, снаружи,
в полусвете октябрьского утра
на костре возносится
к холодным ослепительным друзам вселенных
Джордано Бруно,
чуть поодаль скромно молчит Коперник,
оторопело следя за галкой,
словно видит ее впервые,
а за углом
где-то вопит Галлилей:
«И все-таки она вертится!»
 
Как он жалок!
Если бы знал он,
на какую теперь я выхожу орбиту,
с разбегу легко оттолкнувшись
от земли и от неба!
Я кружу в пространстве таком необъятном, бездонном,
что и свету всех еретических солнц итальянца
не налить его светом.
Скольжу на невидимой нити,
точно по свежесозданной,
еще влажной небесной тверди.
В моем небе восходишь ты,
и сердце
шепотом пишет по ветру
твое звучное имя,
и оно уносится выше
сокровенной арабской музыки
отдаленных созвездий.
 
Я ношусь над водой,
пуста и безвидна суша
накануне восхода.
Ты впервые ступаешь на берег.
Безропотно
следы принимает песок.
Вот и я впервые ступаю на землю,
и конус внезапного света
отсекает от нас
постороннее.
 
Я беру тебя за руки,
и мы обращаемся друг вокруг друга...
И тень крыла на твоем плече
отмеряет наши тысячелетия
под стеклянным солнцем.
 
Последние публикации: 

Необходимо зарегистрироваться, чтобы иметь возможность оставлять комментарии и подписываться на материалы

Поделись
X
Загрузка