Онтологические прогулки

 

                              

                                 

За что так упорна болезнь моя и рана моя так неисцельна, что отвергает врачевание? Неужели Ты будешь для меня как бы обманчивым источником, неверною водою?    

                                                                                               Иер. 15,18   

                               

          Судьба и личность Григория Распутина настолько важны для русской истории начала ХХ века, что, говоря об этой эпохе,  я не могу обойти стороной фигуру этого удивительного человека. Не просто человека, а своеобразного символа своего времени.

«Распутин стал центральной фигурой в истории, которую мир уже давно принял как правдивую. Всё, что бы я ни сказала о нём или не будет услышано, или будет воспринято как басня. Всё написанное об этом человеке так приукрашено и извращено, что фактически невозможно для читателя отличить правду от вымысла». Так писала великая княгиня Ольга Александровна, сестра императора Николая II (Нью-Йорк, 1960 г. Цит. по кн. «Григорий Распутин. Мои мысли и размышления», М. 2001, сост.О. Славин). Великая княгиня О.А., прекрасно знавшая Распутина лично, отчасти понимала, а отчасти догадывалась об очень важной вещи: Распутин был знаком и символом наступающей новой эры, – эры зарождения новой религии.

Великий богоборец Фридрих Ницше, уже находясь в сумеречном состоянии сознания, некоторые свои письма подписывал: «распятый Дионис». Вряд ли Григорий Распутин когда-нибудь слышал о творчестве Фридриха Ницше, но важен простой факт: Григорий Распутин и явил собой личность «распятого Диониса». Он был не богом, а человеком, поэтому его можно назвать «дионисийцем». Он являл собой некое средостение между царём и народом.

Царь и народ. Противопоставление или единство? Издревле на Руси считалось так: царь – народный заступник, а бояре искажают его святую волю. Пословица: жалует царь, да не жалует псарь. Псарь, разумеется, не начальник псовой охоты, а писарь. На древнерусском так и писалось: пьсарь, т.е. тот, кто пишет, чиновник, бюрократ.  Современному человеку смысл этой пословицы очевиден без дальнейших разъяснений.

          Размышляя о проблемах русского самосознания в статьях о тех или иных деятелях серебряного века, конечно, нельзя обойти молчанием фигуру Григория Распутина – это тоже человек серебряного века, родившийся как раз в середине между Максимом Горьким и Владимиром Лениным. Разумеется, он не писатель и не мыслитель, а простой мужик родом из села Покровского Тобольской губернии, но он являл собой и являет поныне гигантский символ той (да и нашей) эпохи.

 

                                   ***

 Прежде всего, надо сказать о  взаимоотношениях Распутина с царской семьёй. О некоторых из них мы ещё поговорим, но вот для начала: в конце 1911 года широкой публике через тогдашний «самиздат» (многочисленные перепечатки, которые продавались задорого) стали известны некоторые письма членов Царской Семьи Распутину. Их содержание шокировало светские круги и интеллигенцию того времени. Было обнародовано шесть писем. Позднее их использовал в своих выступлениях депутат Государственной Думы А.И. Гучков.  Когда письма были предъявлены императору Николаю, он сказал: да, это правда, это не подделка.

«Возлюбленный мой и незабвенный учитель, спаситель и наставник. Как томительно мне без тебя. Я только тогда душой покойна, отдыхаю, когда ты, учитель, сидишь около меня, а я целую твои руки и голову склоняю на твои блаженные плечи. О, как легко мне тогда бывает. Тогда я желаю всё одного: заснуть навеки на твоих плечах, в твоих объятьях. О, какое счастье даже чувствовать одно твоё присутствие около меня. (…) Прошу твоего святого благословения и целую твои блаженные руки. Во веки любящая тебя

                                                                                   Мама».

Так писала императрица Александра Фёдоровна, которую, как известно, Распутин и называл Мамой, так же как и царя Папой. Наряду с этим известны письма примерно такого же содержания от царевен Ольги, Марии, Татьяны и Анастасии. Уровень доверительности в этой интимной переписке был необычайно высок и, естественно, никто из тех, кто писал эти письма,  не допускал мысли о том, что они могут быть истолкованы как-то иначе, чем сугубо в духовном смысле.

Однако их, хотя бы и частичное обнародование вызвало почти скандал среди тех, кто желал поверить в низкое, у них исчезли малейшие сомнения, что Распутин «живёт» с царицей.  Эта версия существует до сих пор. Достаточно вспомнить скандальную песню негритянского ансамбля Boney M. (Бони Эм.), в одной из песен которого миллионы их поклонников «узнали», особенно при советской власти,  что Распутин – любовник русской царицы. Но, разумеется, не эти певцы первыми стали распространять столь «благодатную» идею. Её истоки уходят гораздо глубже. Слухи об этом стали циркулировать ещё до революции, а уже после «великого октября» они превратились в официальную версию. Вот один из наиболее ярких примеров:

В 1924 году в Ленинграде вышла брошюра Н.Н. Евреинова «Тайна Распутина».  Снабжённая многочисленными ссылками на разнообразные воспоминания современников и опубликованными к тому времени материалами Следственной комиссии, но не содержащая никаких личных воспоминаний автора (а они, наверняка, были) – это издание – своего рода компендиум «антираспутинской», переходящей в русофобскую кампании, которая велась в первые годы советской власти с целью опорочить ненавистную «монархию».

          Автор, не моргнув глазом утверждает, что Распутин физически «жил» с царицей и даже с царевной Ольгой.   В тексте говорится прямо: «Зная крайне чувственный характер Александры Фёдоровны, можно и без заверения о. Григория предположить, что царице приходилось порою страдать от блудного беса, ища избавления от оного  в освящающих объятьях великого чудотворца» (с. 26). Остаётся только руками развести – откуда Н.Н. Евреинову это известно? Казалось бы, известный театральный деятель, руководитель знаменитого в своё время театра «Кривое зеркало», свой человек в кругах богемы и аристократии, и вдруг при советской власти не жалеет чёрных красок в адрес своих бывших благодетелей.

          Прямо таки изумителен вывод бывшего режиссёра-декадента: «Григорий же Распутин – истеро-эпилептик, страдающий явной эротико-религиозной манией, – в результате гипноза своей "мифологической маски", покоривший больную волю "самодержавного" дегенерата» (с. 79). 

То ли это скрытый автопортрет, то ли написан он с целью получения разрешения от советских властей на выезд за границу, которое он сразу получил.

Как смог мужик из народа, какой-то странник из Тобольской губернии войти в такие круги государственной власти, где он мог называть царя и царицу Папой и Мамой?

 

 

                             ***

 А. Варламов не считает, что Г. Р.– антихристианин, а я думаю, что Распутин – это носитель русской веры, дионисиец, хотя он сам этого слова не знал, в отличие от другого дионисийца Вяч. Иванова, на суждения которого мы тоже будем опираться.

Между тем, для сохранения объективности нужно сразу сказать, что книга и концепция А. Варламова в последнее время подверглась резкой критике: А.Н. Боханов «Правда о Григории Распутине» (М., 2011).

Уже во введении автор говорит: «Поклонники Распутина называли его старцем, но в бездуховном мире, как раньше, так и сейчас, сочинители просто  не в состоянии понять подобную категорию». И делает важное примечание: «Ярчайшим образцом подобной беспомощности является вышедшее не так давно сочинение: Варламов А.Н. «Григорий Распутин-новый» (М., 2007, переизданное в 2008 г. в серии «ЖЗЛ»).  

Автор этой книги убеждён, что Распутин именно и есть святой старец, и добавляет: «и сто лет назад, когда Россия ещё значилась православной, распад цельного православного миропонимания, приведший, в конечном счёте, к падению Православного Царства, давал о себе знать». Нельзя не согласиться с последним утверждением. Однако Россия рухнула именно как «Православное Царство», над ней одержали победу демоны большевизма. Но она не рухнула именно как Россия, сохранив в себе, пусть и подпольно, глубочайший энергетический потенциал, национальную сущность, русскую идею.

Несмотря на пренебрежительную оценку книги А. Варламова, А.Н, Боханов практически опирается на тот же фактический материал, разве что опускает многие свидетельства современников Распутина, не укладывающиеся в его концепцию о православности этого великого духоборца. Всё это не делает книгу Боханова особенно убедительной и, главным образом, потому, что его основная концепция о «православности» Распутина выглядит явно натянутой.

Распутин – это воплощение национально русского, народной воли и энергетики, а вовсе не отвлечённого учения некоего иудейского «Богочеловека».

 

 

                               ***

Издавна на Руси  ключевым понятием был вопрос, кто имеет право на власть. Откуда берётся такое право?  То ли как престолонаследие, то ли в форме преемственности (не родовой)? Иногда ссылаются на указ Павла I, но ясно, что действующий  абсолютный монарх вправе отменить любые указы своих предшественников.    

Эпоха серебряного века была видна не только в гостиных петербургской интеллигенции, но и в коридорах Двора. Я рискну сказать, что сам Николай II, как мне кажется, был русским богоискателем, хотя и на троне: он   интуитивно чувствовал, что через его судьбу высшие силы управляют судьбой России.

Но сначала обратимся к характеристике личности Распутина.

Вот интересное свидетельство: «Распутин, игнорируя насмешки и осуждения односельчан, как “Гриша-провидец”, явился ярким и страстным представителем этого типа  в настоящем народном стиле, будучи разом и невежественным, и красноречивым, и лицемером, и фанатиком, и святым, и грешником, и аскетом, и бабником, и в каждую минуту актёром, возбуждая к себе любопытство и в то же время, приобретая несомненное влияние и громадный успех, выработавши в себе ту пытливость и тонкую психологию, которая граничит почти что с прозорливостью». Так писал тогдашний  товарищ министра внутренних дел С.П. Белецкий, впоследствии одним из первых расстрелянный большевиками.

Есть фамилии «говорящие», но толковать их можно по-разному.

Например «РАСПУТИН» – как образ развращения высшей власти и «ПУТИН»,  как образ её стабильности (хотя он и развёлся со своей женой). Это образы-символы. Но почему один из них – символ упадка, а другой – символ стабильности? Тут есть над чем подумать…

 

                             ***

В своих воспоминаниях Матрёна Распутина, дочь знаменитого старца, пишет: «Как-то раз, возвращаясь с мельницы, куда отвозил зерно, отец подвёз молодого человека. Разговорившись с ним, узнал, что попутчик – студент-богослов Милетий Заборовский. Спросил у него совета, что делать, рассказал о видениях (уже тогда у Г.Р. были некие видения – Г.М.). Тот просто ответил:

“ – Тебя Господь позвал”.

Господь позвал – ослушаться грех» (с. 14 по книге А.В.).

Тем, кто считает Григория Распутина православным избранным, почти что святым человеком,  мы можем задать вопрос: Господь позвал Распутина, но куда и с какой задачей? Самые обстоятельные исследователи  Г.Р. – О. Платонов,  А. Варламов и О. Боханов – внятного ответа на этот вопрос не дают.

Для тех, кто пытается то ли «осудить», то ли «оправдать» Распутина самым важным является вопрос о его отношении к так называемой «православной» вере. О. Платонов и А. Боханов  считают его чуть ли не святым мучеником, а многие другие не просто одним из явлений антихриста, но и вообще губителем царского трона. Я думаю, что обе эти позиции неправильны. Феномен Распутина можно рассматривать только с той точки зрения, которая  ни к православию, ни к христианству вообще не имеет отношения. Распутин был пророком совершенно иной веры. Я не раз уже писал о том, что на Руси христианство «не прижилось». Эта псевдоиудейская религия была навязана извне, и русскому народу она была чужда. Григорий Распутин был воплощением народной русской веры. Некий «официальный старец» Гавриил писал о Распутине так: «Убить его, что паука, сорок грехов простится» (Мы цитируем по упомянутой книге А.Варламова, с. 28). Любому, хоть сколько-нибудь православно мыслящему человеку, такое суждение покажется просто диким: Христос учил – не убивай, а православный старец говорит – раздави, как паука, и ведь не кого-нибудь, не маньяка, серийного убийцу, а Григория Распутина, за которым ни одного, сколько-нибудь юридически наказуемого преступления не числилось никогда.  И тогдашние и сегодняшние читатели вправе задать естественный вопрос, до какого разложения дошла православная церковь накануне краха правящей династии, если её «старцы» позволяли себе откровенные призывы к убийству.

 Эпиграфом к своей книге А. Варламов выбирает слова некоего архимандрита Тихона (Шевкунова) о Григории Распутине: «В истории человечества есть загадочные личности, о которых мы окончательно ничего не узнаем до Страшного суда Божия. Иной раз необходимо отказаться и от исследования этих личностей – эти исследования заранее обречены на бесконечные и бесплодные словопрения» (с. 5). Позволим себе заметить, что, если автор руководствуется этим наставлением, то зачем же он пишет почти тысячестраничное исследование на тему, которая «заранее обречена на бесконечные и бесплодные словопрения»?

Конечно, в истории есть  тайны. Вряд ли мы узнаем, кто был «железной маской» в истории французских королей, кто и как организовывал большевистский переворот, но о Распутине известно очень многое. Многочисленные свидетельства, исходящие из самых разных сторон, создают его двойственный образ, но нам кажется, что эта «двойственность» происходит только от того, что саму фигуру Распутина рассматривают исключительно с православной точки зрения: дескать, был ли он воплощением Добра или Зла?  В этой статье мы, как уже говорилось выше, взглянем на этот вопрос иначе.

 

                                 ***

Вот что писал  уже упомянутый С.П. Белецкий: «Поддерживая в обиходе своей жизни обрядовую сторону православия и безапелляционно высказывая, даже в присутствии иерархов,  своё далеко не авторитетное мнение по вопросам догматического характера, Распутин не признавал над своей душою власти той церкви, к которой он себя причислял (…), а любил вдаваться в дебри схоластической казуистики; православное духовенство не только не уважал, а позволял себе его третировать, никаких духовных авторитетов не ценил, даже среди высшей церковной иерархии, отмежевав себе функции обер-прокурорского надзора, и чувствовал молитвенный экстаз лишь в момент наивысшего удовлетворения своих болезненно порочных наклонностей. (…) Мне лично приходилось, бывая на воскресных завтраках-чаях Распутина в ограниченно кругу избранных, слышать своеобразные объяснения им своим неофиткам проявления греховности. Распутин считал, что человек, впитывая в себя грязь и порок, этим путём внедрял в свою телесную оболочку те грехи, с которыми он боролся, и тем самым совершал преображение своей души, омытой этими грехами» (цит. по кн. А.В., с. 105).

Как это по-русски! Не согрешишь – не покаешься. Не покаешься – не спасёшься. Но грех-то в чём? На всём протяжении так называемого «распутинского дела», которое велось и велось свыше десяти лет, Распутину не было предъявлено ни одного, сколько-нибудь серьёзного обвинения. Самым «страшным было то, что он мылся в бане вместе с женщинами (в крестьянской России это было общепринятым) и время от времени выпивал, может быть, чрезмерно.

 Против Распутина образовалась определённая придворная партия, возмущённая тем, что человек «из народа»  решается влиять на государственные и политические дела, которые, якобы, подвластны только окружению императора. Тут возникает много вопросов. Самые интересные воспоминания о Распутине написал князь В.М. Жевахов, хорошо знавший его. Однако репутация этого князя в кругах так называемых исследователей карьеры Распутина и его окружения была изрядно скомпрометирована тем, что князь Жевахов в конце своей жизни в эмиграции в Германии  был вхож в круги национал-социалистов, может быть, поэтому его избегает и цитировать А. Боханов, кичащийся своей «православностью».  Он умер в 1949 г. в лагере для перемещённых лиц, оставив  перед этим обстоятельные мемуары о последних годах существования царского правительства. Сам он некоторое время был товарищем обер-прокурора Святейшего Синода. Мы будем в дальнейшем неоднократно цитировать воспоминания кн. Жевахова, поскольку он стремится к наибольшей объективности в оценке Распутина и, занимая один из высоких государственных постов, был вхож в систему политических   интриг того времени.

Главным М. Жевахов считал взаимоотношения Распутина с царской семьёй: «… те наиболее требовательные к себе люди, которые не удовлетворялись никакими компромиссами со своей совестью, какие глубоко страдали в атмосфере лжи и неправды мира и искали выхода в общении с людьми,  сумевшими победить грех и успокоить запросы тревожной совести; те люди, которым уже не под силу была одиночная борьба с личными страданиями и невзгодами жизни и нужна была нравственная опора сильного духом человека. (Таким и был Г. Распутин. – Г.М.) Потянулся к Распутину тот подлинно русский народ, который не порвал ещё своих связей с народной верой и народным идеалом, для которого вопросы нравственного совершенствования были не только главнейшим содержанием, но и потребностью жизни» (кн. А. В., с. 120) .

Есть разные суждения о знакомстве Распутина с императрицей Александрой Фёдоровной. Вот что пишет протопресвитор Г.И. Шавельский: «Императрица была очень религиозна, крепко любила Православную Церковь, старалась быть настоящей православной. Но увлекалась она той, развившейся у нас в предреволюционное время, крайней и даже болезненной формой православия, типичными особенностями которой были: ненасытная жажда знамений, пророчеств, чудес, отыскивание юродивых, чудотворцев, Святых, как сверхъестественной силы. (…) Опасность подобной веры воочию доказал пример Императрицы, когда, вследствие такой именно веры, выросла и внедрилась в царскую семью страшная фигура деревенского колдуна, проходимца, патологического типа – Григория Распутина…(…) Зловещая фигура Распутина высокой стеной отделила царицу от общества и расшатала её престиж в народе…» (с. 145). 

Примерно так же рассуждал архиепископ Антоний (Храповицкий): «Во Дворе себе свило  гнездо страшное суеверие… Государыня, недавно принявшая православие, находилась без опытного духовного руководства, превысила меру в своём духовном искании и подчинилась власти суеверия… Подобное явление есть типичная прелесть. (…) Влияние Распутина упрочивалось благодаря тому, что во дворец проникли теософические взгляды на переселение душ, которые будто остаются возвышенными и святыми, и святыми даже при отрицательных поступках их носителей. Поэтому сведения о разгулах и разврате Распутина не могли поколебать доверие к нему, как к носителю какой-то мистической силы» (с. 149).

А вот что писал об этом сам Г. Распутин ( «Мои мысли и размышления» (М. 2001) ( из кн. «Житие опытного странника»).

«Обвиняют меня как поборника самых низких и грязных сект, и был на опыте. По поводу жалости – это прямое естество. Да, – и это жалость. Пожалей – и это жалость. А любовь – это такая златница –  что ей никто не может цены описать. (…) У избранников Божиих есть совершенная любовь, можно сходить послушать, будут сказывать не из книги, а из опыта, поэтому любовь не даром достают» (с. 43-44).

Из этих мыслей совершенно очевидно, что Распутин считал себя, несомненно, «избранником Божиим», познавшим тайну любви из «опыта», –  потому он и «опытный странник», т.е. человек, получивший не только опыт странничества, но высший, мистический опыт эроса, любви Божией. Отсюда и его пренебрежение к церковным архиереям, которым этого не дано.

А в другом месте Распутин говорит так: «Любовь – большое страдание, оно не может кушать, не может спать.

Она смешана с грехом пополам.

Всё-таки лучше любить.

В любви человек ошибается, но зато страдает, и страданьем искупает свои ошибки» (с. 101).

 Как мы видим, и здесь Распутин стремится раскрыть великий образ любви  – страдания, любви – мучения, столь близкий и Достоевскому и писателям серебряного века. Ср. у Вяч. Иванова: «Кто не любит, мёртв. Жизнь – это любовь. "И жизнь – свет человеков"… Эрос ведёт за руку по своим садам Психею, планетную душу человека» («Спорады»).

 

                      ***

Многие современники, в том числе ставшие впоследствии историками и мемуаристами, ограничиваются суждениями о Распутине как об одной из тогдашних обычных политических фигур. Яркий пример тому мнение С.П. Мельгунова: «Несомненно, сильно преувеличено и представление о совершенно исключительном политическом влиянии находящегося при дворе "Друга".  Хлёсткая фраза Гурко на сентябрьском съезде, основанная на игре словами, о необходимости "власти с хлыстом, но не такой власти, которая сама находится под хлыстом", должна быть в значительной степени отнесена к обычным демагогическим приёмам общественной агитации» (С.П. Мельгунов «На путях к дворцовому перевороту», М. 2003, с. 69).  Мельгунов здесь ясно и точно говорит о том, что «хлыстовство» Распутина и есть главный яд для империи. Но это было далеко не так.

Важно подчеркнуть, что Распутину  все его оппоненты от царских князей до официальных обвинителей – прокуроров, следователей – не смогли вменить в вину ни одного противоправного действия. Сегодня у нас олигархов, в том числе вхожих в высшие круги власти, обвиняют то и дело в международном воровстве, да ещё мало ли в чём. Цена  предполагаемых взяток достигает в наше время астрономических величин.  Обвинения в адрес Распутина касались только сферы внешне неблагопристойного (с точки зрения мещанской нравственности) поведения. Ей богу, царской чете даже делает честь то, что она не пошли на поводу у псевдоморали, пропагандируемой светской чернью, в своё время погубившей ещё и Пушкина.

Вновь обратимся к суждениям кн. Жевахова: «Идеология Распутина была, конечно, несложной и заключала в себе обычные представления русского крестьянина о Боге-Карателе и Царе – источнике милости и правды. Любовь Распутина к Царю, граничившая с обожанием, была действительно непритворной… (…) Между Государем и  Распутиным возникла связь на чисто религиозной почве. Государь видел в нём только “cтарца” и, подобно многим искренно религиозным людям, боялся нарушить эту связь малейшим недоверием к Распутину, чтобы не прогневать Бога».

Высший свет категорически не принял Распутина, особенно потому, что он оказывал влияние на царскую семью. Это неудивительно. С так называемыми «боярами» почти всю жизнь воевал Иван Грозный – и эта борьба закончилась не в пользу царя Ивана.

Суть «распутинского» вопроса имеет два аспекта. Во-первых, влияние Распутина на царскую семью как религиозного деятеля и “cтарца”, и во-вторых, его влияние при решении кадровых и политических вопросов.

Относительно того, пытался ли Распутин создать новую церковь и насколько ему это удавалось, есть разные суждения. Например, постоянный критик Распутина  журналист М.А. Новосёлов свидетельствует: «Церковь не знает таких путей к Богу, какие рекомендует он, и решительно их отвергает: “Вот ей хорошо со мной, – конкретно пояснил свои слова новоявленный духоносец, прижимая к себе одураченную даму высшего круга, – тут и церковь”» ( с. 164).    

Сразу видно, что Церковь и «церковь Распутина» – это совершенно разные  вещи. Но почему они разные? Прежде всего, потому, что Распутин воспринимал церковность интимно, в эротическом аспекте – именно поэтому его высоко  ценили В. Розанов, Н. Клюев, М. Пришвин. Церковь должна отмереть как бюрократическая организация – я думаю, что именно в этом и состояло то «новое религиозное сознание» (воспользуемся термином Д.С. Мережковского), которое Распутин стремился по мере своих сил ввести при дворе.

Как уже говорилось, критиковали Распутина в основном в так называемой лево-либеральной печати, руководимой еврейскими кругами, и вся эта критика не имела ни малейших юридических оснований, а базировалась только на ханжестве, лицемерном морализаторстве, восходящем к англо-саксонскому (т.е. протестантскому) ригоризму, иначе говоря,  к «викторианской» морали. Эта так называемая мораль имела при дворе большое хождение под видом  «православной» морали.

Распутин самим фактом своего существования  в высших кругах власти внедрял религию нового типа – без ханжества и, можно  так сказать,   религию «откровения».

В. Розанов в то же самое время писал, что «плоть не может быть критерием греха». Для пуритан-викторианцев и связанных с ними русских мещан это выглядело кощунством. И тем более было страшным, что, вроде, царь и царица колеблются в этих установлениях «Домостроя». Вот почему создание образа Распутина-дьявола было направлено именно на дискредитацию царской семьи, и одновременно с этим «светская чернь» хотела её устранения, а под какими влияниями, – нам неизвестно.

Интересно пишет об этом в своих мемуарах М.В. Родзянко, последний руководитель Государственной Думы: «… когда я собирал материал для предстоящего верноподданейшего доклада, я имел в своём распоряжении вырезки из иностранных газет. В них говорилось, что на масонском съезде в Брюсселе, кажется, в 1909 или 1910 году, проводилась мысль, что Распутин удобное орудие для проведения в России лозунга партии и что под разлагающим его влиянием династия не продержится больше двух лет».

Надо сделать скидку на то, что Родзянко писал свои мемуары в эмиграции и, разумеется, излагал собственное субъективное мнение. Он не был «протоколистом», в отличие от кн. Жевахова и, разумеется, мог многое забыть, но упрекать его в сознательной фальсификации фактов у нас нет никаких оснований. Ко времени публикации мемуаров Родзянко умерли не только Распутин и царская семья, а в России воцарился большевистский режим. А. Варламов, цитируя воспоминания Родзянко, делает замечание, что, якобы упомянутого съезда масонов в Брюсселе не было, или ничего неизвестно о его решениях, если таковой был. Наш контрвопрос: а откуда у Родзянко появились вырезки из западных газет?  

Более ясно влияние этого «интернационала» поясняет кн. Жевахов: «Над созданием славы Распутина работали невидимые агенты интернационала, имевшие, в лице окружавшего Распутина еврейчиков, бойких сотрудников; здесь велась тонкая и очень сложная игра, здесь осуществлялись давно задуманные революционные программы…

Мы ещё не знаем, мы даже не догадываемся о тех гениальных приёмах, какие пускаются интернационалом в обращение для достижения его цели. Они так же легко  превращают ангела в демона, как демона в ангела, иудейская мораль противоположна христианской и открывает чрезвычайный простор для самых тонких преступлений и злодеяний, имеющих обратную внешность и без промаха попадающих в цель.

Этой тонко задуманной и умело проводимой революционной программы, конечно, никто не замечал. Не замечала её широкая публика, не замечал и Распутин, даже не догадывавшийся, что является намеченною жертвою интернационала».

Хорошо известно, уже по найденным записям на стене Ипатьевского дома после расстрела царской семьи, что евреи так и понимали этот расстрел, как ритуальное жертвоприношение. О том, как оно было подготовлено и организовано с помощью международной мафии гомосексуалистов и агентов английской разведки мы ещё поговорим в дальнейшем.

 

              ***

Выше было уже сказано о разных бытовых «пороках» Распутина, но важно другое. Вот что писал уже протопресвитор Шавельский, упоминая о беседе с духовником царской семьи о. Васильевым: « – Я не отрицаю ни пьянства, ни разврата Распутина, – ответил о. Васильев /на разные замечания Шавельского – Г.М./, но… у каждого человека бывает свой недостаток, чтобы не превозносился. У Распутина вот эти недостатки. Однако они не мешают проявлению в нём силы Божией».

Для нас сегодня важнее всего религиозная миссия Распутина, как человека, который символизировал последнее время царствования Николая II почти что начала революции. А Варламов приводит любопытное свидетельство историка русской церкви И.К. Смолича: «Феномен Распутина родствен также другому явлению русской духовности – святому безумию, юродству, которое нередко оказывалось на грани сектантства.  Святое юродство, или юродство Христа ради, которое было уже в древнем христианстве, играет большую роль в русском благочестии, как один из путей христианского совершенствования в самоуничижении и смирении». Я не знаю, правда это или нет, но, как и раньше, ссылаюсь на книгу А. Варламова (с. 209).  К этому суждению следует прибавить мысль Г. Федотова, который немало писал о русской идее: «… юродство есть притворное безумие или безнравственность с целью поношения от людей» («Святые Древней Руси»). Я не очень доверяю размышлениям Г. Федотова о юродстве и русской идее, но это свидетельство, приведённое в книге Варламова, мне представляется уместным. Позиция Г. Федотова по отношению, как к тогдашней Зарубежной Православной Церкви, так и к задавленной РПЦ мне кажется спорной. Существовала ещё и катакомбная церковь… А сколько было расстреляно священников и других иерархов русской церкви!

Но окончательно ясной эта мысль (о святом безумии, об оргийности) становится очевидной при сопоставлении её с концепцией Вяч. Иванова о дионисийстве. Впрочем, ещё Пушкин писал: «Есть упоение в бою и бездны мрачной на краю».

А вот у Вяч. Иванова: «Нет сомнения, что Дионис – бог богатства преизбыточного, что свой избыток творит он упоением гибели. (…) Но Дионис всё же был, в глазах этих древних людей, не богом диких свадеб и совокупления, но богом мёртвых и тени смертной, и, отдаваясь сам на растерзание и увлекая за собой в ночь бессмысленные жертвы, вносил смерть в ликование живых. И смерти улыбался улыбкой ликующего возврата, божественный свидетель неистребимой рождающей силы. Он был благовестием радостной смерти, таящей в себе обеты иной жизни там, внизу, и обновлённых упоений жизни здесь, на земле. Бог страдающий, бог ликующий – эти два лика изначала были в нём нераздельно и неслиянно зримы» («Ницше и Дионис»).

А дионисийству как раз свойственны и эротизм, и оргиазм, и опьянённость (дионисии – вакханалии – празднества в честь Бахуса во времена Петра I). Но Вяч. Иванов предупреждал: «Дионис в России опасен: ему легко явиться у нас гибельною силою, неистовством только разрушительным» («Спорады»).

Юродствовать по-русски – это значит идти на сознательную жертву, «самоумаление» с высшей целью обретения духовной истины. Матрёна Распутина добавляет: «Он замечательно хорошо говорил о Боге, когда бывал пьяным».

И не случайно Распутиным восхищался В.В. Розанов. В одной из своих статей «Апокалиптическая секта» он писал, называя Распутина Странником – с ним он был знаком лично: «В истории Странник явно совершает переворот, показывая нам и азиатскую веру, где “всё другое”… Потому что его “нравы” перешагнули через край “нашего”. Говоря так, я выражаю отрицательную (не “европейская”) суть дела. В чём же лежит положительное? Не вем. Серьёзность вовлекаемых“в вихрь” лиц, увлекаемых “в трубу” –   необыкновенная “тяга” не оставляет ни и малейшего сомнения в том, что мы не стоим перед явлением “маленьким и смешным”, что перед глазами России происходит не “анекдот”, а история страшной серьёзности…».

 

(Окончание следует)