Литературная критика

/Лаврентьев М.И. «Мастер и Маргарита мертвы». М. 2025 г./

Автор предисловия к этой книге Р.А. Лукьянов в первой же строчке пишет: «Эта книга странная… –  и дальше заключает. –  Максим Лаврентьев в роли прорицателя», в дальнейшем намекая на то, что автор как бы играет некий моноспектакль перед читателями. Это похоже на правду, тем более что в разных местах сборника Максим Лаврентьев пишет примерно тоже самое. 

Но посмотрим на этот вопрос более серьёзно. Заглавие книги «Мастер и Маргарита мертвы» –  это очевидная аллюзия на пьесу Т. Стоппарда «Розенкранц и Гильденштерн мертвы» (1966). Английский автор  делает попытку описать события «Гамлета» с точки зрения второстепенных героев Шекспира, которые сами погибают из-за внутри дворцовых интриг.                    

Теперь о Смертяшкине: так назвал Фёдора Сологуба, одного из персонажей книги М. Лаврентьева (в дальнейшем М.Л.), не кто иной, а Максим Горький. Приведу любопытную цитату нашего современника Всеволода Емелина  (кстати,  из цикла «Танатология»):

И я, ученик Смертяшкина
Поэта Сологуба
Пишу про играющих в ящики
И готовых дать дуба.  (…)

Не забудем, что Максим Лаврентьев окончил Литературный институт имени Горького, и он неоднократно подчёркивал в статьях, что проблема смерти для него является основной как в литературной критике, так и в поэзии.         

Книга делится на две части: в первой М.Л. рассматривает творчество русских поэтов с точки зрения их отношения к смерти и предчувствия собственной гибели. В этот раздел включены почти полностью статьи из  его книги 2012 года «Поэзия и смерть» (М., Изд. ИД «Казаров»). В нём, помимо отношения к смерти разных русских поэтов,  М.Л. даёт им порой неожиданные характеристики: например в Пушкине он видит игрока, который, в конце концов, будто бы пришёл к мысли,  что «на свете счастья нет, а есть покой и воля» (1834 г. «Пора, мой друг, пора...»).  Однако у Пушкина есть и противоположное мнение: «Я думал: вольность и покой /  Замена счастью. Боже мой! /  Как я ошибся, как наказан...» («Евгений Онегин»).  Несомненно, подбирая интересные цитаты из стихотворений и высказываний русских поэтов, М.Л. подводит читателя к мысли, что поэты якобы предчувствовали свою судьбу. Среди них, конечно, Боратынский, Лермонтов, Андрей Белый и даже Николай Рубцов. У современного читателя, как я думаю, не возникнет ни малейшего сомнения в том, что эти, да и многие другие  и не только  поэты, достаточно ясно предвидели свою смерть, но даже иногда называли её причины. Андрей Белый недвусмысленно писал:

И действительно он умер от последствий инсульта в результате солнечного удара. Но, видимо, М.Л. недостаточно глубоко знает творчество А. Белого, поскольку в очерке о нём допущены странные ошибки: во-первых, М.Л. пишет, что А. Белый «принимает непосредственное участие в строительстве первого штейнерского Гётеанума» (стр.103). Дело в том, что никакого второго Гётеанума не существовало, а Рудольф Штейнер умер вскоре после пожара этого храма. В этой же статье М.Л. с определённой долей самокритики признаётся: «В наши дни немногие вне стен Литературного института способны осилить лучший роман А. Белого “Петербург”, не говоря уже о «Котике Летаеве» или  “Москве под ударом”» (стр. 100).  Судя по этому признанию, не в полной мере осилил творчество А. Белого и сам М.Л., потому что «Москва под ударом» – это не отдельный роман, а часть трилогии «Москва» («Московский чудак»,  «Москва под ударом» и «Маски»). Видимо, справедлива критика, а отчасти и самокритика М.Л. в адрес «Литературного института», особенно в части преподавания литературы в нём в настоящее время.

Одним из любимых героев М.Л. является поэт – футурист Велимир Хлебников. О его различных предсказаниях и пророчествах он пишет много и обстоятельно, в частности сопоставляя пророческие  мысли Хлебникова с предсказаниями Нострадамуса, он приходит к окончательному выводу отнюдь не в пользу французского предсказателя: дескать, тот давал предсказания неопределённые, туманные, а Велимир в 1912 году чётко и ясно заявил: «Не следует ли ждать в 1917 году падения государства?» (стр. 87). Возможно, Хлебников отчасти и являлся пророком, но посмотрим на некоторые его числовые сопоставления, о которых М.Л. забывает. Например, из трактата «Учитель и ученик»:

«Ученик. При y=0, z =366 плюс 48.0= 365; если х=8, то z=2920. Этот срок отделяет начало Египта, 3643, и падение Израиля 723 год». (Цитируем по книге «Русский футуризм», М. 1999 г., стр. 38).

Хочется спросить не только у Максима Лаврентьева, а у любого, так называемого «хлебникововеда»: что бы это значило? Неужели Хлебников знал точное время начала Египта и падения Израиля? К сожалению, неубедительны рассуждения М.Л. о пророческих видениях Председателя Земного Шара, тем более  что он совершенно упустил из вида такие, прямо скажем, неоднозначные сочинения, как его пьесы «Победа над солнцем» и  «Игра в аду».

***

Вторая часть книги представляет собой отдельные статьи, написанные на разные темы. Среди них и статья «Мастер и Маргарита мертвы» (2022 г.) с подзаголовком: «Можно ли в принципе экранизировать роман Булгакова?». М.Л. ищет ответ на вопрос, почему все существовавшие до сих пор экранизации оказались примитивными и недалёкими, и даёт приблизительный ответ: потому что последняя жена Булгакова якобы переделала финал романа. На самом деле будто бы  Мастер и Маргарита должны были вместе воспарить в небеса. А я отвечу на заданный М.Л. вопрос гораздо проще: никаких экранизаций романа «Мастер и Маргарита» в нашей стране при теперешней власти не может быть в принципе, потому что в романе множество эпизодов с обнажёнными женщинами, с эротическими сценами, что недопустимо при нашей сугубо целомудренной цензуре. Мне представляется, что М.Л. должен это понимать, поскольку и его роман «Воспитание циника» (2019 г.) критикой преимущественно оценивался как порнографический.  

Заканчивает свою книгу М.Л. несколько странным рассуждением о роли интеллигенции в нашем обществе. Наиболее глубоким смысловым отражением структуры советского общества он считает фильм Л. Гайдая «Кавказская пленница».  В нём снимались, как известно, знаменитые актёры: Евгений Моргунов, Юрий Никулин и Георгий Вицин. Автор считает, что это своеобразная пародия на христианскую Троицу, где Бог-отец – это Бывалый (Моргунов), Бог-сын – это Никулин, а Дух – это Трус (Вицин). Таким образом, можно понять, что твёрдая атеистическая советская власть сокрушает пережитки христианской идеологии. Оригинально!  Но дальше ещё интереснее: оказывается, что Вицин – Трус и псевдо-святой дух – это воплощение интеллигенции, которая только и делает, что трясётся от ужаса перед власть имущими. Хотя М.Л. и называет в статье имена сценаристов – это наряду с Л. Гайдаем Я. Костюковский и Морис Слободской, – но ничего не сказано об их прошлой и дальнейшей деятельности. Традиция оплёвывания русской интеллигенции с ленинских времён нисколько не ослабела. Печально, что талантливый автор, сам принадлежащий к ней, занимается  литературным мазохизмом. 

Книга завершается статьёй о творчестве Бориса Корнилова, который – по мысли М.Л. –  будто бы открыл неизвестные способы рифмовки и стихосложения в русской поэтической технике. В числе якобы новаторских рифм Корнилова М.Л. называет: «ящик – завалящих», «населенью – сиренью», «хозяину – нельзя ему» и т.д. Хочется напомнить автору, что более чем за полвека до Маяковского и тем более Б. Корнилова, известный русский ппоэт Дмитрий Минаев (1835 – 1889) легко играл рифмами, которые вовсе не выглядели ни искусственными, ни надуманными:

Книга Максима Лаврентьева, конечно,  необычна для нашей критической  литературы. Автор разыгрывает своего рода спектакль. В своё время известный литературовед Борис Бурсов  (1905 – 1997) писал, что критика – это своего рода  литература. А в литературе, как известно, все жанры хороши, кроме скучного. Хотя в «пьесе» М. Лаврентьева не все персонажи выглядят равно выразительными, но сама попытка  написать спектакль в жанре критики заслуживает внимания и уважения.

                                      Санкт-Петербург              08.06.2025