Жизнь как есть

Вкусное и полезное

Вечерний гул от лимана нечёткий, замирающий. Будто волны едва разыгрались, но ветер спешит развернуться и пригладить их, узнавши прогноз погоды на завтра. Так было вчера и сегодня – и высшие раздумья сопровождали этот безветренный день. Добиваешься чего-то – не дадут, хоть тресни – а наплевал на всё, хлопнул дверью – тут-то и споткнулся о сундук с добром. Две большущие миски прогибаются от рыбы – хоть распродавай всему кварталу!

Под утро заскрежетал звонок в темноте, и тотчас донёсся с двора шум дождливого ветра... – но то был последний сонный кошмар. В его ещё власти влез на лестницу и долго не мог понять, откуда, куда и для чего дует – хотя было просто прохладно. Ехал, спросонья тычась во все колдобины – зато за портом на крутом накатанном склоне нёсся как самолёт по глиссаде – и казалось, задремлю сейчас от скоростной этой неги... В сереющей дали мерцали бакены фарватера и огни заходящего в порт корабля. Только оделся в резину, зашёл в воду, закинул, подкормил, как дошла от него до меня курсовая волна. Тихая такая, мягкая, сперва надавила снизу, потом закрутилась вихрями, – удочки вместе с травой унесло, а меня с рюкзаком подняло и бережно переставило поодаль как драгоценную вазу. Отличненькое начало! – пока раздевался, выливал воду из резины, плавал, вылавливал бебехи, настало тишайшее утро и осветило мерно вздымающуюся, дышащую от близости моря акваторию.

Отменил я рыбный аукцион, позабыл даже взвесить улов. На огромную коропиную голову долго смотрел, но пришлось съесть и забыть. А всё прочее сколько уж дней варим, жарим, запекаем в духовке, угощаем гостей, всех «на минутку зашедших», своих и чужих четвероногих тварей. Полянка за летним душем усеяна рыбьими костями – и какой только домашней и дикой живности не перебывало на этом щедром платоновском симпосионе!

***

Как-то в ранние мои годы мы с мамой собрались идти из детского сада домой раньше обычного. Может быть, в тот день была получка или премия, только мама сказала мне: «А давай пойдём в ресторан?» Самый в городке фешенебельный «Южный» был в двух шагах. Про заведения этого рода я что-то к той поре уже слыхивал. Что они вроде как только для взрослых – особенно ближе к ночи – и хотя дело это темноватое, взрослым без него ну никак! Посему от маминых слов я сделался скорее предвзят, чем радостно открыт: насторожился и собрался с духом.

Зал почти пустовал, но это не могло меня провести. Пока готовили заказ, я озирался в поисках чего-то потаённого и ломающего рамки. Под мой прицел попала группа за дальним столиком у полузавешенного окна. И точно: сидящий там дядька во всём белом достал сигару и огромную зажигалку – она драгоценно сверкала, как и запонки на его манжетах, на приглушённом свету. Я замер и пристально наблюдал. Чиркнул огонёк, тип в больничном наряде откинулся на спинку кресла, – дымная струя мощно прорезала воздух и заклубилась над столиком... «Ну вот, – подумал я с холодком внутри, – началось... А ведь ещё только божий день на дворе!» Мама смотрела на меня и улыбалась. Но я уже как бы не вполне верил и ей – и вдруг увидел за её спиной картины во всю ширь и высоту стен, типа росписей внутри церкви, куда меня как-то водила бабушка. Но далеко же было досюда церкви! – мимо диковинных пальм скакали верхом на конях женщины-амазонки с луками и стрелами в колчанах – и сверху было на них надето... ну совсем ничего! И такие они были прекрасные и устремлённые в этой охоте, погоне за кем-то – во всём своём упоительном бытии.

Зрелище не оттеснило принесённый заказ – он как-то вкрадчиво гармонировал с воительницами на стенах и разбегающимися от них ланями. Не по-домашнему, палочками поджаренная картошка на блестящем подносе, салат как лужайка съедобных цветов и в глиняных мисках особая смесь из соуса и костей, с вкраплениями мяса – под кодом, как помнится, «чахохбили». Я смутно выводил, что всё принесённое просто обязано нравиться: столько над ним для тебя старались – подбирали посуду, рисовали на стенах эти картины... Не беда, что всё съевши, как будто и не ел – впереди был ещё дом! И на всю жизнь отложилось во мне, что ресторан – это пункт приёма сложно смешанной материальной и духовной пищи, и всего лучше туда идти, хорошо подкрепившись.

Наша семья не бедовала. Я витал в облаках и книгах и был ко всему не чуток – даже к другу Лебедю. Росший с матерью и младшей сводной сестрой, он реально недоедал. Позже я понял, почему на наших рыбалках он с такой радостью ждал, когда начнут извлекаться из сумок припасы. У меня их всегда было больше – и иногда как бы шутливо он смешивал свои и мои и делил на две равные части. Зато с ужасом вспоминаю, как однажды зайдя к нему, я в задумчивости за разговором доехал всю большую тарелку нажаренных им бычков – но хоть бы один был косой взгляд с его стороны! Я-то был рассеянный как «герр профессор», а он-то был по-человечески великодушен – улавливаете разницу? А бывало, в холодный день наловим какую-то мелочь – и он предлагал не тащить домой, а разжечь костерок и испечь деликатес – «пуассоны-дю-феу на камышинках». Как было вкусно и хотелось ещё! – даром что с чешуёй, золой и без соли.

Дошкольником был я унылый к еде, недоедающий кусков, неценитель родительских трудов и забот. Мама называла меня «тонкий, звонкий и прозрачный», а иногда «жизнерадостный рахит». В общем, будущий идеалист как он есть. Меня даже мучил вид яств: душа отвергала, не желала облекаться в плотное краснощёкое тело – равно как и спать для здоровья после обеда. В детском саду, в «тихий час» я лежал без сна и не постигал, как может храпеть в нелепой позе мой сосед, только что навернувший три тарелки манной каши? Почему не обуревают его, как меня, неясные мысли об узорах на потолке? – будто хотели изобразить крокодилье стадо, но не хватило на всех густой извёстки. Я словно питался этими видениями, ассоциациями, извлекая крошки калорий из странностей мира вокруг. Откуда они? почему нежданно переиначивается всё замышленное людьми? – вещное, полезное, вкусное – и сминается в эти не требующие стараний случайные бестелесные знаки...

***

Край наш многоводный, рыбообильный – и многие в городке причастны сей прибыльной стихии. Окромя браконьеров и стойких любителей, вроде меня с дедом, имелся у нас рыбзавод («Бычки в томате»), рыбопромышленный техникум, солильни и коптильни, а в пригородах прудовые хозяйства и два рыболовецких колхоза с морским и пресноводным флотами, а также «буферными», на случай рыбного неурожая, полями под кукурузу и арбузы. Бабушка моя, как было сказано, выросла сиротой в доме богатея Затхея. Как подросла, определили её служить приказчицей (продавщицей) в магазинах готового платья, а по кухмистерской части специализироваться на рыбных блюдах. На работе старательная, умела она, как слышал я от кого-то, «подать товар лицом». А насчёт блюд – это уж я сам и видел, и чуял, и напробовался от души. Только ценить сподобился поздно – когда вспоминать и облизываться только и осталось.

Бабушка обходилась без громоздких сковород и казанов. Главными орудиями были всяких форм противни с низкими бортами и духовка в печи на отборных душистых дровах. Из неё появлялись по большим праздникам и постам богоугодные блюда-реликвии: «плаке из камбалы», «судак по-польски в белом соусе» с букетом петрушки в зубастой пасти, «скумбрия томлёная с лимоном». Праздники поскромнее – мои и дедовы рыбальские успехи. Тогда долго и жарко запекались в духовке «караси в сметане» и «короп (также и лещ) карбованный» – иссечённый с боков сеткой косых надрезов, отчего косточки пропекаются в хрящи, храня благополучие едоков. Из бычков – несравненный синтез жирной ухи и зелёного, со щавелем, борща. Ну и классика наших добрых соседей по краю – «мамалыга ку пеште, брынза ши саламур». Трудоёмкая штука, хотя и постная – бабушка бралась за неё нечасто и только для узкого круга домашних.

Что же до раков, то их даже я, не любитель куховарить, сварю – не забыть только кинуть перец и лавровый лист в кипяток. Может кто-то не в курсе: раки ценны не тем, что большие они, или отборные, или даже с икрой, что повкусней осетровой. Их гастрономическая и эстетическая специфика – когда их много – кастрюля доверху литров на десять. Это вам не единственный омар на банкете, коего Фрэнк Дербин, супермен, выхватил из-под носа у жены президента Америки, а потом заехал ей в нос локтём, выламывая клешню. Если меньше дюжины раков за присест на одного знатока, то это, я вам доложу, и не раки, и не знатоки. В чём харизма рака? – гипнотизирует он тебя своим раскалённым и хитро сосредоточенным ликом! Дымящийся паром, глядит пристально, вызывающе, – не выдержав взгляда, начинаешь его ломать, обжигаясь, четвертовать: клешни побольше, лапки помельче – всё твёрдое, неразъёмное и в шипах, бронированный хвост как сейф, – учитесь вскрывать мастерски, не пускайте в ход зубы! В самом конце разомкните усатый остов как дорогой портсигар и разбирайте до самомалейших элементов. Чем глубже они залегают – на вид ядовито-зелёные – тем вкуснее они и полезнее! Если же раков всего-то два-три на знатока, да ещё малорослые, они только вас заморочат, а впечатлений – будто бумагу сжевали, ламинированную. Постижение рака ожидает вас на втором десятке упитанных экземпляров – и то, при усиленной работе рецепторов и интеллекта. Что до обычая «раки под пиво» – утеха эта для узких и недалёких – всё равно что подшафе исследовать в телескоп Крабовидную туманность. Запивать рачьи недра нужно горячим варом из большой клешни, употребляя её как фужер. Один наш знаток-долгожитель божился, что видел и даже попробовал в детстве варёный экземпляр с клешнёй на три литра отборного саламура! Звали знатока «дядя Прокоша», а прозывали за глаза «Клешня» – и был он истинный провинциал по части местной аппетитной небыли.

Теперь уж давно я без раков, зато с бодрой современностью под боком. Молоко, вино из высушенного порошка... Помидоры и арбузы как блестящие пластмассовые игрушки... Картофельные чипсы «со вкусом краба»... А морские волки из белорусской «Санта Бремор» с закрытыми глазами отличат осьминога от каракатицы – и не устают радовать нас коктейлями из чьих-то щупалец и почти настоящей чёрной икрой.

Шлёт мне друг иногда письма с вестями о родине. Знать, бычок в лимане всё мельче – и тот почти уж повывелся. «А что такое, Витька, наш лиман без бычка? Всё равно что генерал без папахи». Будто послания с далёкого звездолёта, навеки захваченного жадной космической чёрной дырой...

(продолжение следует)