Рейтинг публикаций

Если некто считает, что порядок – это когда абажур на люстре, носки в шкафу и цветы в горшке, он может быть прав. Но не всегда. Иногда порядок – это цветы на люстре, абажур в шкафу и носки в горшке. Зависит от обстоятельств.

Своего единственного сына он свел с ума и убил, испугавшись справедливого возмездия.

Может быть, для того и придумана смерть, как явленная угроза небытия, чтобы понять, она есть при жизни, как отказ от своего бытия.

– Погоди! – посерьезнил Обезьяна. – Это задевает чувства. Ты нерассчетливо меня обижаешь, Паук! Я понимаю – тебе не терпится выпить, но надо ж и уважать своего собеседника! Или ты вот когда выпьешь, тогда уважать начинаешь? А это между прочим алкоголизм называется!

Тело отзывается дрожью, грудь в последнем усилии расправляется, исторгая: «Разбуди!».

Проснулся в 9 ч. Дорисовывал танк который начал рисовать вчера. Гулял. Ходил с Сергеем на электростанцию. Рисовал самолет. Ходил в город за белым хлебом. Раскрашивал самолет. Гулял. Мама примывалась. Гулял. Обедал, играл с Сергеем в шашки. Гулял. Занимался у Митюшки на турнике. Играл у Сергея дома в домино. Сергей Чекалов дал мне одну марку. Приклеивал марки писал дневник. Лег спать в 11ч.

Что могу поделать? / - Ничего не сделать. / Ну, не любят девки, / слышу лишь издевки / я от них и только.

Я такой красоты уже столько лет ни во сне, ни наяву!.. Халатик на ней от чистоты, как капуста, хрустит! Сама аж сияет! Горько и сладко мне, печально и радостно!

Дело не в том , что появляется фигура автора, - эка невидаль, это многократно где угодно как угодно опробировано, в той же драматургии. Но тут всё подчинено только одному - персонажи сами исследуют свою зависимость от автора ( как раз полифонически). Дело в том, что, представьте себе, - персонажи романа, который сочиняешь, "прочитали" книги М.Бахтина и узнали о пределе собственной свободы, так сказать, о возможности "полифонического" соучастия в романе наравне с самим автором...То есть, они возмутились и "полезли" на автора, и всё по правилу...

Прежде всего, представляется, что законный предмет философии – разум, пронизывающий собой все философские дисциплины и все эпохи истории мысли, в настоящей историко-философской ситуации может быть наиболее эффективным образом сконцентрирован в предмете философии сознания...

В. Пелевин вроде бы призывает к молчанию, как к конечной истине, но... Зачем же тогда их писать?

Он так равнодушно относился к себе, что походил характером на собаку.