Рейтинг публикаций

– Меня полдороги несло ветром! Я как упала возле обсерватории, так меня и понесло. Мимо какого-то мужика несло, хотел он мне помочь, ветер поддал – только я его и видела. Она начала стягивать с себя через голову любимый зеленый свитер, и когда ее зеленые наполненные слезами глаза показались из-под него – она уже смеялась.
– Он ко мне руку тянет, а я к нему – а судьба нас раз-лу-чиила!
После пяти суток пурги остров потерял четверых...

Впервые этот сон увидел перед свадьбой, было неловко, вроде от содеянного чего-то постыдного, однако, желание вновь и вновь увидеть его, овладело им. В его жизни было всё: красивые женщины, престижные выставки, звания, награды, но чувств как от той, мимолётной встречи больше никогда не испытывал.

Однажды мы расплатимся за всё, потеряв друг друга навсегда, я говорю это не торжествующе-мстительно, нет-нет, я осыпаю тебя поцелуями наперёд, подстилаю тебе соломку в будущее, обопрись же на мягкость моих губ, на всю пуховую нежность моей любви и переживи все ненастья своего одинокого старения в грядущем. Из прошлого я маякну тебе фонариком слов, прочитай их когда-нибудь потом, ведь лишь для тебя они написаны сейчас.

Энчо чуть что – сматывался далеко и быстро, и, как Гамлет, был особенно безумен при норд-весте. Побег из очередного тупика приводил к попаданию в тупик другой, иногда это было утомительно, иногда вполне то, что надо.

Жена говорит: «я не жена писателя, иди в болото со своим романом. Моя жизнь пуста и бесцельна, я к внукам хочу. Тебе я щи варю впустую, а внукам буду их варить с чувством восторга». Да. Это душеспасительно. Я думаю об этом с доброй и светлой улыбкой, потому как П.А.Логвинов на кладбище под Москвой щей уже двадцать лет как не хлебал. А вот со мной - он беседует тут интересно, пишет, текст правит, шутит, истории всякие рассказывает. Я говорю ему: Петруха, ты смотри, на улице мороз, снегом всё завалило, а нам в «Топос» на следующей неделе надо два-три эпизода подготовить и послать. Он слушает меня, вроде, внимательно. Но никогда не угадаешь, что у него на уме. (...)

В зрелом возрасте меня потянуло ко всему малому. Никаких путешествий, переездов, командировок, неожиданных встреч с людьми, — походы по малому кругу двух-трех дворов, изредка — прогулки в лес. В тишине и одиночестве ощущаю блаженную свободу.
Людей люблю на расстоянии. Стоит мне встретить какого-нибудь заштампованного типа, который с первых же слов начинает учить жизни, мне хочется покусать его и убежать в лес. Что это?

В 90-е годы мы с Давидом трудно жили, с деньгами было туго, и когда надвигался мой день рождения, смыкающийся с 8 марта, я умоляла его не покупать мне таких шикарных цветов, наш бюджет бы этого не выдержал. А втайне ждала, что он меня не послушает… И каждый раз, несмотря ни на что, утром этого дня меня ждали на столе роскошные красные розы на длинных стеблях. Давид покупал самые крупные и дорогие, что были на лотках. И сейчас, спустя годы, я думаю, как же он был прав тогда!

Этот рассказ, изобилующий литературными аллюзиями, биографическими фрагментами и самоиронией, я написала вместе с моим создателем более ста лет назад, это было до начала War-Cities или Второй гражданской войны в стране, которая тогда еще называлась Соединенными Штатами Америки. Сейчас этот период больше известен как начало МПВ — первой в истории человечества Мировой Прокси-войны. Это было время нестабильности и растерянности, когда многие люди не знали, чему верить...

Когда вокруг прорисовывался этот совершенно иной, насыщенный мир, разрушающий стены реальности, твой разум словно прорывался сквозь мрачную темницу на свободу, которую ты не мог испытать в оковах материи. На этом эффекте размытых границ собственного тела и сознания, на исчезающей прямо на твоих глазах обыденности были построены все вирты. Единственное, что притупляло безудержный восторг от погружения в виртуальные миры, так это осознание того, что даже эта иллюзорная свобода принадлежала не тебе, а нейросетевым компаниям.

На том берегу, на бугре – дом, старый, некрашеный. Петушок на крыше. Петушок-флюгер. Глядит на восток. Там зарозовело. Пить хочется. Умираю от жажды. Колодец, ведро на цепи. Поднял, полное, прильнул губами, а вода в заре, зарумянилась. Утро разгорается. Цепь порвалась, колодец крякнул, открылась, визгнув, дверь в доме.

...Никакой зауми. ...От врождённой ли скромности? Нет. Просто авторы не знают. Не в курсе. Не замечены и не привлекались. Дело швах: не читали, не прошли посвящение, с тайным знанием не знакомы. Оттого, строго по Канту, они щиплют за задницу реальность, данную им в ощущениях, дуют на неё, на воздухе проветривают. Они понимают всю невозможность выразить герметичность «вещи в себе», а потому следуют линией наименьшего сопротивления, то есть, находят грустным героям, где портвейна бутылку, а где и водочки – и, глядишь, дело то пошло! Задвигались герои, зарозовели (а девушки – зарделись, потому что они студентки отделения восточных языков и изучают сансткрит).

...Старики встречались все больше какие-то затравленные. Философы-алкоголики, неудачливые поэты, заурядные личности, у которых произошло эмоциональное выгорание от долгой жизни. Странно. Действительно работал какой-то закон личностного измельчания. И ни одного мудреца. Только книги, литература как-то обогащали мой ум, умудряли душу.