Сюцай Гунню Сисы приобщается к Дао Любви (3)
(всё или почти всё о сюцае Гунню Сисы и его коте)
Глава 11
О кротком сюцае, его застенчивом коте и их яйцах
Нет?
А он – есть!” –
Так проповедовал ночью сюцай
Душке-коту, в единый присест
Съевшему три голубиных яйца.
Кот величаво мыслям внимал –
И становился мудрей и мудрей.
Беды кошачьи – не от ума:
Кошкам не надо ни царств, ни царей.
“Ты понимаешь? – Царств и царей!” –
Растолковать попытался сюцай, –
“Царь – вроде льва у диких зверей.”
Кот между тем съел ещё три яйца.
Гунню остался невозмутим
– (Практик тантрических был он не чужд), –
С чувством пропев на странный мотив,
Как благородный и сдержанный муж:
“Мелкие очень, как у синиц!”
Кот дожевал три последних яйца.
“Лопать не вредно столько яиц?” –
Обеспокоился добрый сюцай.
Кот покосился на кошку-луну,
Пьющую молоко облаков,
Лапой поправил вибриссы, зевнул –
И замурчал, свернувшись клубком.
Звёздное просо – денницы петух
Ест ли?.. – В вопросе спрятан ответ.
Утром сюцай обратился к коту:
“Видишь свой завтрак?
Да? –
Его нет.”
Глава 12
О том, как сюцай освободился от власти заклятия Ци
(Что это такое – он точно не знал,
но слышал от Шуня, что базовый цикл
заклятия – верен во все времена).
Бывало, сюцай повернётся к стене –
чтоб спать, как тотчас же заклятие Ци
всплывает в его прихотливом уме,
как в Жёлтой реке по весне мертвецы.
Однажды ему повстречался монах
по имени Чу-ю, и Гунню спросил:
“Ответь, уважаемый, – важен ли страх
для струн равновесия жизненных сил?”
Монах сел на землю, лицом на восток,
и подал сюцаю достойный пример –
того, как служить проводящим мостом,
свободным от мыслей, клише и манер.
Сюцай поклонился монаху, зевнул –
и тоже уселся – на север лицом.
Постукивал дятел...
Взглянув на луну,
сюцай обнаружил, что стая скворцов
выписывает иероглифы «Ци»
в сочащемся солнцем вечернем раю,
и вдруг осознал: не важнее бацилл –
сюцаи, монахи и господин Юй.
Вот так перестал волноваться сюцай
о том, что такое – заклятие Ци...
Но позже, вкусив молодого винца,
засел размышлять, ч т о т а к о е – с к в о р ц ы.
Глава 13
О путешествиях сюцая на кончике осенней паутинки
Сюцай опять нашёл себя в стране кошачьих грёз –
Плывущим, вроде облака, над морем молока,
Где бриз – валериановый – покачивал слегка,
А солнце грело спину, лапы и пушистый хвост.
Стоял четвёртый месяц, лето только началось.
Заканчивался день гэн-шэнь. Затерянный в веках,
Сюцай подумал: странно, как Кошачий Великан
Расположил созвездия – пучки своих волос.
Примерно в то же время кот сюцая пребывал
В стране сюцайских грёз, – бродил с прекрасной Мао Цзян7
В окрестностях Чанхэ8 и любовался на Куньлунь.9
Живой подобен мёртвому... Но вскоре ритуал
Принудил Гунню и кота, как зверя и ловца,
Вернуться в толщу бытия, – свалившись с р а з н ы х лун.
Глава 14
История о том, как сюцай сажал бамбук
Сюцай растения любил – почти что до беспамятства.
Он рядом с домом посадил большую криптомерию,
тюльпановое дерево, а дальше – зонтичную ель
и пук пампасовой травы, которой место – в прериях.
Сюцаю нравилось следить, как осыпается листва
с двух лунных лавров, – в Поднебесной бытовало мнение,
что на Луне растут они. За домом гинкго зеленел, –
соседи на него всегда взирали с изумлением.
А чуть поодаль рос бамбук – высокогорный. Гунню знал,
что, вероятно, он умрёт в год своего цветения.
Но так как это происходит только раз за сотню лет,
сюцай резонно полагал, что статное растение
продолжит радовать его за годом год... А время шло,
и вдруг бамбук – увы! – зацвёл. Сюцай разглядывал цветы –
невзрачные метёлочки на длинных, гибких, словно плеть,
блестящих стеблях... Но потом бамбуку впрямь пришли кранты.
Сюцай расстроился весьма, и после этого решил
сажать совсем другой бамбук, который рос в долинах рек –
и разможался, как чумной. Бамбук немедленно сбежал –
к соседу, за забор. Сосед, упорный тихий человек,
сражался с ним: он корчевал, травил и жёг – всё бéз толку.
Сюцай надеялся – бамбук не станет в этот раз цвести:
ведь любоваться на огонь, на струи льющейся воды
и труд соседа за окном – он мог до бесконечности.
Глава 15
Несколько слов о необыкновенных талантах сюцая
Он этим часто развлекал своих знакомых и друзей.
“Вот это небо, – говорил сюцай, – а вот растут кусты.
Когда смолкают птицы в них, то это значит – быть грозе.”
“Гроза – не средство для того, чтоб воздух насыщать водой,
Но проявление борьбы взаимодействующих сил,” –
И просвещённо добавлял, что наша хрупкая юдоль
Вполне тождественна – для всех, кто безобразен и красив.
Когда его просили спеть, интеллигентно помолчав,
Сюцай мог (неожиданно!) явить свой голос неземной –
И тут же важно объявлял, что отправляется пить чай,
Поскольку после пения ему необходим покой.
Однажды вечером сюцай изрёк собравшимся друзьям,
Что «обращение к себе» есть «обращение в себя»,
На что какой-то из гостей, поскольку был изрядно пьян,
Свалившись нá пол, предложил – всем обратить себя в собак!
Разгорячённые вином, друзья тотчас же принялись,
Одежды сбросив на ковёр, на четвереньках выбегать –
И громко лаять на луну, пугая путников и лис,
А бедный Гунню даже слёг от огорчения в кровать...
С утра (приходится признать) у Гунню был расстроен стул,
Понизив смысл его речей до гаруспической фигни.
К обеду он пришёл в себя – и, как положено, загнул:
“Существование богов – ещё не повод верить в них!”
Примечания
8 Чанхэ – врата Неба, за которыми начиналось восхождение на Небо.
9 Куньлунь – китайский Олимп, обитель небожителей.
Необходимо зарегистрироваться, чтобы иметь возможность оставлять комментарии и подписываться на материалы
