Эта сволочь
Наталья Перстнева (27/05/2021)
Колокольчики
Все лето пели колокольчики
На зацелованных полянах.
Как быстро, господи, все кончилось.
Динь-динь! – и нет их, окаянных.
Приснились к счастью колокольчики.
И в самом деле, в самом деле –
Динь-динь! – стеклянные осколки
По свету белому летели.
И, как пощечины, звенели –
Динь-динь – легко,
Ди-линь-динь – звонко.
Одуванчики
Одуванчики и я
В поле облетаем,
Ни о чем не думая,
Ничего не зная.
Состояние души –
Ветреное дело.
Эх, держи не удержи,
Чтоб не улетело.
Улетит – не подберешь,
Словно не бывало.
Ты, пшеница или рожь,
Так не пропадала.
Кто-то лапой ворошит
Облако на шее.
Что-то голову кружит
Головокруженье.
Посмотри еще на нас –
Счастье бестолково,
Поля полного запас.
Завтра никакого.
Песенка
А башмачки еще звенели
Высокогорного стекла,
Качала сказка колыбели
И в каждом яблоке жила.
………
Сентябрь антоновку и сливы
Срывал в сиреневый подол.
И вышел месяц говорливый
И сватать звездочку пошел.
………
Ах, это песня виновата,
Что молча он пошел обратно.
Мелодию не выбирают,
Она какая? – Вот такая.
………
Она вослед ему летела,
Она бежала по канату,
Срывалась в пропасть то и дело
И замолкала виновато.
………
Но слышно не было отсюда –
Играл хрусталь, шумел камыш,
Меняли скатерти и блюда.
А ты о чем-то говоришь.
Автор гуляет
Я хожу и убеждаю
Целый день себя конкретно –
Жизнь прекрасная такая,
Посмотри на то и это.
И, привычки не имея
Препираться с головой,
С этой бравой ахинеей
Молча топаем домой.
Посмотрели мы на это,
Поглядели мы на то.
Нету счастья. Счастья нету.
И не будет ни за что.
Колечки
Ходит зимнее солнце
По земле без сапог,
Только кольцами вьется
Над трубою дымок
Да сидит на крылечке
Мужичок-с-ноготок,
Собирает колечки,
К завитку завиток.
Уморился без дела
И от дела устал.
Вот и жизнь пролетела,
Узелок завязал.
Чтоб не помнить лихого,
Не жалеть о пустом.
Табачка бы какого
Прихватить на потом.
Да пойти за колечком –
Поглядеть, что и как
Дальше неба за речкой,
Не просыпав табак.
А подкатятся сани:
«Где такой да сякой
Новодевичев Саня?..»
И пойдут стороной.
Лампа
Мигнула лампа и погасла,
Как будто свет подумал: «Хватит».
Запахло камфорное масло
Разлитым временем на скатерть.
Горит полночная конфорка
И голубыми язычками
Болтает с чайником негромко.
Быть может, с призрачными нами.
Куда мы денемся отсюда,
Где снег прошел, а лампа гаснет –
Миг ожидающего чуда
Все так же робок и прекрасен.
Ему по-прежнему не надо
Ни соучастников, ни веры,
Когда легко проходит рядом,
Дотрагиваясь до портьеры.
Фотоснимок
Застыли летние холмы.
Застыла в полуобороте
Шелковица, собака, мы
В последней лагерной субботе.
А кто на мушку нас берет
В прицеле фотоаппарата,
Должно быть, любит спелый рот
И краски сочного заката.
Подумать только, там уже
Написано зерном на лицах:
«У смерти на карандаше».
«У жизни в загнутой странице».
А тот, кто нас приговорил
Остаться на полууходе,
Должно быть, музыку любил,
В метафизической природе.
И эти зерна облаков,
И воздух, облаченный в сетку.
Как он снимает нас легко…
Как воробьев с садовой ветки.
Застыли на холмах сады,
И вдох застыл под левой грудью.
И трещина по Я и Ты
Прошла, как по границе люди.
Порядок мира
Кто-то сказал, что морда смерти в хаосе,
И сочинил убийственный порядок.
А я смотрю на стройные парады
И думаю, что нет его безжалостней.
На дерево, цветущее для печки,
На руки, возносящиеся лесом,
На все, что право –
потому нечестно,
Заведомо в цепи бесчеловечной.
Где человек на дне воспоминаний
Глазного омута
ест яблоко вселенной,
И семечко прокалывает вену,
И руки Гульда исполняют Гленна
Шизофренично и самозабвенно.
Жатва
Время сбора урожая,
Обезглавливанье шей.
Я зерно, меня сажают.
Позовите косарей.
Пусть потом меня молотят
И на мельницу везут.
Дело близится к субботе,
В воскресенье понесут.
В воскресенье – воскресенье.
Будет праздник, говорят,
Куличи и разговенье.
Дети малые съедят.
Когда закончится весна
Когда закончится весна
На три задерганных аккорда
И впишут, впишут имена
В реестр оставшихся за бортом –
Как будет жабрами дышать
Спокойно и холоднокровно
Одна бездомная душа,
Укрывшись сетью рыболовной!
В ней, говорят, двенадцать грамм.
Ну, может, врут – накинем десять.
Как будто рыбная икра
Столб атмосферный перевесит.
Парус
Немного неба, пыль и копоть.
Не много неба, больше пыли.
Увидишь длань, представишь локоть…
Ну вот и все, поговорили.
В глазах от облака белеет,
Кочует парус одиноко
От придорожной Лорелеи
До городского водостока.
Привет вам, шлюхи и калеки
И вся армада цеховая!
Он покидает вас навеки,
Его несет и заливает
Сначала строчками элегий,
Сначала сладостью Токая…
Не открывай бродяге веки,
Их только небо обрывает.
Но облако…
Чтоб не болела
Во рту распаханная полость.
И легче крик, и тише голос,
И горизонт без точки белой.
Божоле
А трубы трубите, а скрипки рыдайте,
Срывай инструмент, гармонист!
Подайте на радость глоток попрошайке,
Он чист перед Господом, чист.
Он первым подходит с пустою рукою,
Он гол, как последний Адам, –
Грудную дыру ваша милость прикроет.
Ах, как ей покоится там,
Упавшей салфеткой в зиянье слепое,
Алкавшей и слез, и вина?
С такою поющей ночами дырою
И милость теперь не страшна.
А все же слабай вечерок, не жалея,
Спали этот город в огне! –
И равно по сердцу придется затея
И милости вашей, и мне.
Эта сволочь
Тихо в мире, я и ангел
Серебрится за плечом.
А на левом этот, врангель,
Тот, который ни при чем.
Мы вдвоем молчим о главном.
Эта сволочь не молчит
И кричит ему как равный.
Ну, на главного кричит.
Не кричи, рогатый дурень,
Ночь, пустыня, тишина –
Не узришь его в натуре.
Все кричали, ну и на?
Жалко, он молчать не может,
Не умеет он не выть.
Ангел правый светит рожей,
Чтоб скандал не пропустить.
И вот в этом самом свете
Оба профиля глядят
На того, кто не ответит,
Хоть кричи сто лет подряд.
Только чувствуют дыханье –
И друг друга навесу
Как-то держат. Это тайна.
Я их точно не спасу.
Тишина, потемки, полночь.
И сидят они втроем:
Этот дурень. Эта сволочь.
Тот, который ни при чем.
Царица-прачка
На край окна облокотится,
Стоит в мехах передо мной,
Глядит грузинскою царицей
И беломойкою простой.
И вдруг от снега побелело
В нем отражение мое.
Выкручивает душу с телом,
Как прачка мокрое белье.
Ослепший ангел белокурый,
Там не осталось ни слезинки.
Прекрасны барсовая шкура,
И пальцев дикая лезгинка,
И ты в снегу, совсем невеста,
Но эти бельма свет закрыли –
Еще не время и не место…
Тебя так многие просили.
Кричу о гибельной ошибке!
Но, вытирая капли пота,
Она вершит свою работу
И смотрит с дьявольской улыбкой.
Гранатовый цвет
Вот уже солнце садится на ветку,
Как не прощалось вчера.
Славная вера в простые ответы –
Знает, где встанет с утра.
Что же немеет от сока граната
Странное тело души –
И не бессмертна она, и горбата,
И не могла согрешить.
Пятна от солнца, от времени быта,
Меньше на небо глазей.
Спой колыбельную векам открытым,
Пьяной и маленькой ей.
Да отбери эту кружку заката,
Да уложи ее спать
Перышком белым в постели несмятой.
Или попробуй отнять.
Зимнее пенное
Я иду по большому городу,
Только в городе никого.
Будто метки и бирки спороты
С платья города моего.
Будто нет у него имени…
Как же звали его, когда
На песке проснулись нагими мы
И задумали города?
Чтобы море нашло название,
Чтобы каменные цветы
Вырастали в садах изгнания,
Равнодушные, точно Ты.
Вырастали – какими помнили.
И поднимутся вновь с нуля
Человечьи каменоломни,
Бесприютные, как земля.
Дышит море у ног зимнее.
Все дороги ведут к нему,
Утром – красному, в пене – синему,
Ночью – к черному моему.
Последние публикации:
Планета потерянных –
(12/02/2024)
Хоровод –
(26/01/2024)
В палате мер и весов –
(28/12/2022)
Город на холмах –
(19/12/2022)
Орион –
(06/12/2022)
Проверочное слово –
(09/12/2021)
По улице Грина –
(02/11/2021)
Ни пера –
(06/10/2021)
На верески и остролисты –
(09/09/2021)
Коник –
(24/09/2020)
Необходимо зарегистрироваться, чтобы иметь возможность оставлять комментарии и подписываться на материалы
