Онтологические прогулки

 

 

 

 

2. Система как гносеологическая проблема (окончание)

 

 

***

 

141.   Долговременное существование системы неизбежно предполагает её развитие. Это развитие может иметь экстравертное и интровертное направления. Первое направлено на преобразование внешних форм жизни, второе связано с накоплением культурно-исторического опыта. Эти два направления могут присутствовать в жизни системы неравномерно, обладать разными интенсивностями. Но сам принцип развития универсален. Импульс развития неотделим от процесса существования. Если этот импульс ослабевает, система вступает в фазу разрушения.    

 

142.   Арнольд Тойнби обращает внимание на историческую ситуацию, в которой часто оказываются архаические системы (культуры). В качестве примера он указывает на общества народов Севера. Эти общества столь эффективно приспособились к внешней среде, что какое-либо преобразование этой среды оказывается для них излишним. Но такая статичность в отношениях с реальностью означает лишь то, что основной вектор творческого становления этих культур – интровертный. Можно с высокой долей вероятности предположить, что мифология этих народов является крайне подвижной. «Оцепенение» в сфере материальной культуры компенсируется интенсивным развитием мифологических (идеальных) аспектов культурной жизни.

 

143.  Помимо экстенсивного и интенсивного направления развития, связанных с расширением и углублением системы, процесс развития предполагает наличие вектора усложнения, связанного со структурной трансформацией  системы. В рамках такой трансформации внутри системы появляются новые элементы (например, появление государства или новой социальной группы), а отношения между внутрисистемными элементами усложняются.

 

144.   Там, где существует множество элементов, неизбежно возникает их соподчинённость друг другу. Структура системы становится иерархичной.

 

145.   Иерархия – тип порядка, в рамках которого различные элементы, интегрированные в этот порядок, обладают разной степенью ценности.

 

146.   Т. к. даже архаические системы включают в себя множество элементов, подавляющее большинство систем обладает сложной иерархической структурой. В рамках такой структуры друг с другом взаимодействуют более важные и менее важные элементы. Элементы, которые обладают более высокой степенью важности, могут быть определены как элитарные. Эта диспозиция (элитарное – неэлитарное) присутствует во всех сферах деятельности системы.

 

147.   Ярче всего оппозиция «элитарное – неэлитарное» проявляется в сфере духовной культуры и искусства: высокая культура и культура народная, классическое искусство и искусство массовое. Но наиболее значимой для жизни системы эта оппозиция оказывается в сфере социальных структур. Европейский XIX век на основе такой оппозиции сформировал представление о классовой структуре общества.  

 

148.   В связи с многообразием элементов, входящих в систему, неизбежно возникает вопрос о конкретной конфигурации и соотношении этих элементов – о приоритете одних и относительной вторичности других, т.е. об их иерархии. История общественной мысли подсказывает, что никакой абсолютно объективной иерархии системных элементов выявлено быть не может. Возможно, причина такого положения связана с изменчивостью исторической жизни. В разных обществах в разные исторические периоды на первый план выходят разные элементы. Где-то и когда-то ведущую роль играет политика, а в других случаях – идеология и религия. Эта пластичность положения частных элементов внутри целого позволяет предполагать, что каждый из них обладает потенциальной способностью к господству. Но для большинства из них эта способность может быть осуществлена лишь при крайне специфическом стечении обстоятельств.

 

149.   Иерархическая структура системы может быть жёсткой или мягкой. Наличие жёсткой структуры предполагает, что системные элементы сохраняют своё значение на протяжении долгого времени. Соответственно, и конфигурация элементов также стремится к устойчивости. При мягкой иерархической структуре значение конкретных элементов внутри системы достаточно быстро меняется, вследствие чего и конфигурация элементов обретает подвижность. 

 

150.   Если иерархическая структура системы не меняется вопреки объективным требованиям, то такую структуру можно назвать застывшей. Пример застывших структур – сословное общество. В индустриальную эпоху сословность – это наследие прошлого, чья необходимость не обоснована глобальными текущими процессами. Наоборот, как правило, такое состояние достаточно быстро обнаруживает несоответствие целям дальнейшего становления (развития) и приводит к возникновению противоречий внутри системы и её разбалансированности.

 

151.   Разбалансированность системы – это метафорическое обозначение ситуации, в рамках которой разные системные элементы находятся в конфликте друг с другом. Пример разбалансированности системы: часто наблюдаемый конфликт общества и государства. Другой пример: раскол социальной или культурной элиты. Наиболее яркий и очевидный пример: гражданская война. 

 

152.   В ситуации предреволюционного времени система пребывает либо в состоянии жёсткой иерархичности, либо в состоянии относительно застывшем, когда глобальные изменения внутри системы не происходят. В момент революции, наоборот, иерархия системных элементов предельно подвижна. И в обоих случаях состояние системы является разбалансированным.

 

153.   При том, что иерархический порядок внутри системы очевиден, построить чёткую, детализированную универсальную иерархию, в рамках которой каждый элемент будет занимать строго определённое место, не представляется возможным. Восприятие и понимание системы зависит от «точки наблюдения». У разных субъектов эта точка наблюдения различна. Причина – в уникальном сочетании психологических, идеологических и методологических факторов, предопределяющих итоги наблюдения.

 

***

 

154.   К числу самоочевидностей, характеризующих процесс становления системы, необходимо отнести вектор её усложнения. Это означает, что количество внутрисистемных элементов склонно к возрастанию. Чем больше количество таких элементов, тем система оказывается сложнее. Возрастание структурной сложности системы может быть определено как её развитие.

 

155.   Сосуществование множества элементов внутри системы делает актуальным проблему внутренней согласованности функционирования этих элементов. Такая согласованность предполагает, что функции разных элементов не противоречат друг другу, а дополняют. Если такая согласованность отсутствует, то в функционировании системы появляются внутренние противоречия.

 

156.   Спектр внутрисистемных противоречий предельно разнообразен. Такие противоречия, в частности, могут быть зафиксированы между идеологией и повседневными представлениями общества о мире, между правом и традицией, между политикой и экономикой, между разными социальными группами, входящими в единую общественную структуру. Раскол элиты также является частным проявлением рассогласованности внутрисистемных элементов и одним из возможных внутрисистемных противоречий.

 

157.   Наличие внутрисистемных противоречий является стимулом для дальнейшего развития системы, связанного с появлением новых внутрисистемных элементов и перераспределением функций между элементами. Этот процесс имеет тотальный характер в том смысле, что отражается на всех аспектах системы, пусть и в разной степени. Но, в то же время, внутрисистемное противоречие неизбежно обретает форму конфликта, и если такой конфликт оказывается долговременным, то система входит в фазу кризиса. Конфликт внутри системы – это всегда знак относительного неблагополучия.

 

158.   Кризисы неизбежны в жизни систем. Но масштабы кризисов могут быть различны. Соответственно, далеко не каждый внутрисистемный конфликт порождает общесистемный кризис. Маленькие конфликты оборачиваются маленькими кризисами. Такие локальные кризисы затрагивают лишь отдельные аспекты функционирования системы. Они могут существовать неопределённо долго, но, при этом, всегда сохраняется опасность увеличения масштабов таких кризисов.

 

159.   Большие (общесистемные) кризисы, как правило, вырастают из кризисов малых масштабов. Так, например, мировой экономический кризис 2008 года вырос из американского ипотечного кризиса 2007 года, который сам стал наследником кризисов более мелкого характера, связанных с проблемами нормативного регулирования банковской деятельности на американском рынке. Русский общесистемный кризис 1905 года стал «наследником» кризисных аспектов в сфере государственного управления. Примерно также обстояли дела и в феврале 1917 года. «То, что началось в Питере 23 февраля, почти никто не принял за начало русской революции… Казалось, что движение, возникшее в этот день, мало чем отличалось от движения в предыдущие месяцы. Такие беспорядки происходили перед глазами современников многие десятки раз» (Н.Н. Суханов) Появление электродинамики в середине XIX века привело, для начала, к кризису в физике, а чуть позже – к крушению классической новоевропейской картины мира. И количество подобных ситуаций огромно. В этом контексте можно констатировать, что в жизни систем лёгкое заболевание (локальный, частный кризис) предшествует заболеванию тяжёлому (общесистемному кризису). Отсюда возникает иллюзия, что большие кризисы можно предотвращать на самой ранней стадии – в фазе их зарождения.

 

160.   Чем большим количеством элементов располагает система, тем проблематичнее оказывается их согласование и, соответственно, тем выше вероятность возникновения локальных кризисов. Соответственно, чем сложнее система, тем более хрупкой она является.

 

161.   Самые устойчивые системы – это системы архаические. Относительная простота таких систем (малое количество внутрисистемных элементов) является главной причиной их долголетия. Простое способно жить долго.

 

162.   На определённом этапе развития усложнение системы достигает того уровня, на котором полное согласование элементов оказывается невозможным. Это означает, что в таких системах существование кризисов приобретает перманентный характер. И этот этап развития западными системами и, соответственно, системами, взаимодействующими с Западом, был пройден очень давно. Соответственно, современность являет себя как непрерывное проявление кризиса.

 

163.   Перманентность кризисов не означает, что каждый из них имеет глобальное значение. Но, поскольку такие кризисы существуют давно, они неизбежно трансформируются в нечто более глобальное. Количество переходит в качество. В связи с этим, современность может быть определена не просто как время существования множества локальных кризисов, а как время, когда кризисы приобрели общесистемный характер.

 

164.   Общесистемный кризис – это актуализация противоречий внутри системы, делающая само существование системы проблематичным.

 

165.   Проблематичность существования в рамках христианской культурной традиции характеризуется как апокалиптичность.  

 

166.   Т.к. очевидно, что в будущем системы будут усложняться, само будущее проясняется – исходя из современных точек наблюдения – как возрастание внутрисистемных противоречий. Соответственно, и кризисные аспекты в жизни этих систем будут лишь увеличиваться. Будущее – это отнюдь не то, что связано с исчезновением противоречий и возникновением «царства всеобщей гармонии». Наоборот, наряду с ростом возможностей человечества будет увеличиваться и степень рисков (У. Бек). Так, например, открытие нового вида энергии – это не только возможность глобального решения современных социально-экономических проблем и стимул для дальнейшего освоения мира, границы которого выйдут за пределы земной реальности, но и возможность завершить историю человечества максимально быстро и бескомпромиссно. Новые возможности жизни сочетаются в этой ситуации с новыми возможностями смерти.

 

167.   Рассогласованность действий внутрисистемных элементов усиливает элементы хаоса внутри системы. Система генерирует хаос так же, как генерирует и порядок, пусть и в значительно меньшей степени. По мере усложнения систем внутрисистемный хаос увеличивается.

 

168.   Кризис системы – такая же универсальная данность, как и наличие системы как таковой, процесс становления системы, а также процессы системной дифференциации. Кризис – это знак неблагополучия. Понимание причин такого неблагополучия имеет локальный характер, но само его наличие очень часто оказывается очевидным.

 

***

 

169.   В рамках оппозиции «космос (порядок) – хаос» развитие системы может быть понято как процесс интериоризации хаоса. Если на первых этапах системного становления хаос предстаёт в качестве внешней силы по отношению к системе, то по мере развития внешний хаос вытесняется куда-то на периферию мира, но, при этом, усиливается степень хаотичности в деятельности внутрисистемных элементов.

 

170.   Применительно к субъекту процесс интериоризации хаоса может быть определён как процесс психологизации субъекта.

 

171.   Феномен психологизации субъекта традиционно воспринимается как феномен возрастания уровня саморефлексии. Но любая рефлексия является реакцией на существование проблемы. Рост рефлексии – вторичный процесс относительно роста проблематичности. Проблематичность в данном случае является иным обозначением внутреннего (субъектного) хаоса.

 

171.   Развитие субъективности никогда не исчерпывается усложнением мышления и возрастанием степени рациональности. Рациональное и деструктивное развиваются одновременно. Соответственно, развитие субъективности связано не с усилением какого-то одного начала внутри личности, а с возрастанием масштабов противостояния (и взаимодействия друг с другом) рационального и деструктивного (хаотического) элементов.

 

172.   Рациональное в субъекте возрастает не вследствие каких-либо внутренних причин, связанных с накоплением неких «навыков и умений», а потому, что предшествующий уровень рациональности оказывается не способным справиться с усиливающейся хаотичностью субъективной жизни. Соответственно, растущая рационализация мышления – это не результат предшествующего развития разума, а следствие глобальных дефектов и неудач такого развития.  

 

***

 

173.   Система как целостность, открывающаяся наблюдателя, имеет ризоматическую структуру. В процессе рационализации результатов наблюдения ризома трансформируется в логическую структуру, обладающую строгой последовательностью своего развёртывания. Важнейшая особенность этой гносеологической операции – в том, что логическая структура, фиксирующая функционирование системы, производна не только от системы, но и от особенностей точки её наблюдения. Следовательно, фиксация системы (логическая трансформация) ризомы – неизбежно индивидуальна. И, в то же время, такая фиксация не обладает абсолютной полнотой, она всегда является лишь частной моделью понимания, производной от частных исторических и субъективных факторов.

 

174.   Т.к. трансформация ризомы в логическую структуру обусловлена субъективными факторами и обстоятельствами, она всегда включает в себя элементы случайности. Влияние случайных факторов, во-первых, придаёт образу системы уникальный характер, а, во-вторых, наделяет её характером событийности. Любая индивидуальная конкретизация содержания системы – это рассказ-воспоминание о событии трансформации ризоматического в логическое. Соответственно, любая дискуссия, в рамках которой сталкиваются разные понимания системы, в основе своей является конфликтом воспоминаний.

 

175.   Между системой как формой понимания жизни и реальностью как таковой всегда существует некий зазор, несоответствие. Реальность ускользает от всех чётких и окончательных фиксаций. Соответственно, само содержание системы постоянно балансирует между наличием и отсутствием. Система – это не столько соответствие реальности, сколько стремление ей соответствовать. Эта черта сближает любое теоретическое построение с индивидуальным (внетеоретическим) мировоззрением. В обоих случаях – и в сфере теоретического, и в сфере индивидуального (личностного) мировоззрения – обнаруживается одна и та же структурная особенность: отсутствие тождества между мыслью и реальностью.

 

176.   Реальность в том, как она присутствует в человеческом существовании, отчасти соответствует кантовскому концепту вещи-в-себе: она оказывается скрытым от непосредственного восприятия множеством семантических конструкций. Эти конструкции, фиксируя реальность, в то же время её деформируют. Но, в то же время, реальность как вещь-в-себе – в отличие от кантовского концепта – не может быть определена как исключительно логическая возможность. Основания считать, что реальность не сводится к комплексу логических допущений, связаны с постоянным воздействием реальности на рациональные конструкции. Ускользание реальности от чёткой фиксации не мешает ей разрушать всё, что ей не соответствует. Кантовская вещь-в-себе пассивна; реальность, наоборот, – активна, действенна.

 

177.   При том, что система – это всегда искажённое представление о реальности, наличие таких искажений не делает систему чем-то исключительно умозрительным.  Между системой (миром) и реальностью сохраняются устойчивые сущностные связи. Проблема лишь в том, что сама система «осознаёт» содержание этих связей исходя исключительно из собственных, ограниченных возможностей. Но через систему реальность проявляет саму себя. Соответственно, и все конфликты внутри системы являются реальными конфликтами.

 

178.   Деструктивный характер воздействия реальности на концепты, стремящиеся к созданию образа мира, претендующего на статус истинного, помогает уточнить глубинный, экзистенциальный смысл историчности, в пределах которой мы пребываем. Историчность раскрывается не просто как горизонт конкретных возможностей и смысловых конфигураций; историчность ставит все эти возможности и смыслы под знак неизбежного последующего уничтожения. В этой перспективе и проявляется подлинный характер временности. Временность в таком контексте – это не просто созидание чего-либо, а созидание того, что впоследствии будет неизбежно уничтожено.

 

179.   Историческая преемственность в мировоззренческой сфере – это преемственность не идей, а символов. Символы передаются по наследству от одного поколения к другому; конкретизация этих символов в каждый новый временной (исторический) период оказывается особенной, отличной от той, что была ранее и будет после.

 

180.   Когда мы используем символы и предполагаем, что этим символам гарантировано будущее, мы не можем знать, как будущее интерпретирует их. Но мы можем быть уверены, что грядущая интерпретация будет существенно отличаться от современной.

 

181.   Говорящие сегодня о вечности православия, России, русского народа, вполне вероятно не смогли бы опознать ни православие, ни русский народ, окажись – неким фантастическим образом – в горизонте середины ХХII века. Перед лицом будущего мы не способны гарантировать даже минимальную преемственность между сегодняшним и завтрашним пониманием символического.

 

182.   Поэтому когда мы говорим о сохранении в будущем основополагающих современных символов, мы, в действительности, не можем знать, сохранения чего мы требуем. Единственное, в чём мы можем быть уверены, это в том, что большая часть сегодняшних представлений о мире будущим будет отвергнута, а те представления, что сохраняться, будут серьёзно скорректированы, переиначены. Современные представления об основах мироустройства принадлежат только современности. Это делает экзистенциальную позицию субъекта зыбкой и противоречивой: отстаивая истину сегодняшнего дня, субъект должен осознавать, что всё, что сегодня раскрывается как подлинность, завтра будет рассматриваться как проявление исторической наивности.

 

183.   Достаточно часто сторонники консерватизма апеллируют к человеческой телесности как к незыблемому основанию существования. Но любой человек, кто хоть как-то знаком с процессами развития современных технологий, вынужден воспринимать тезис о неизменности человеческой телесности скептически.

 

184.   Историчность как способ существования мысли требует от самой мысли жёсткого самоограничения. Если эта мысль хочет остаться в сфере универсального, она вынуждена ограничиться исключительно сферой самоочевидного. Но набор таких очевидностей крайне невелик и ускользает от концептуальной конкретизации.

 

  Как только теоретический субъект вступает на путь концептуализации (конкретизации очевидного), он покидает сферу универсального и не может ссылаться на истину как инстанцию, обладающую безусловным авторитетом. В этой ситуации он должен брать ответственность на себя за те высказывания, которые он делает: «положение дел такового не потому, что оно действительно существует, а потому, что я считаю его таковым». Данное положение дел соответствует и политическим стратегиям. Главное, на что может опираться любая политическая стратегия, – это не эвристическая методология, на основе которой должны формироваться соответствующие «священные учения», а политическая воля. 

(Продолжение следует)