Литературная критика

 

На столе пять поэтических книг. Взял одну из них вторично, заглянул, прочитал несколько стихотворений и отложил. Уж очень много на ней опавших «серебряных» листьев. Автор настолько коленопреклонён перед поэзией Серебряного века, что потерял свой голос в этом культурном слое. Попутно замечу, что культивирование поэзии этого периода принимает порой уже политический характер, вероятно, переходящий в финансовый… И это часто становится просто неприличным. Хотя сам к поэзии Серебряного века отношусь очень хорошо. Но есть «группы товарищей» пытающихся доказать, что после «серебряного» периода поэзии у нас её не стало вообще. Точно такие же «группы» утверждают, что после «шестидесятников» поэзия тоже исчезла. Но мы не будем с ними спорить, ибо некоторые заболевания принимают иногда хронические формы, требующие длительного лечения и реабилитации.

Вторую книгу я и в первый-то раз с трудом дочитал. Поэтому тоже отложил. Трем оставшимся посвящаю эти отзывы.

 

 

С нежностью обнажая камни Атлантиды, вычерпав решетом море, коснуться памяти детства – так, перефразируя строки Сергея Воронова, сформулировал я начало этих заметок.

 

 

Эти строки Сергея Воронова можно ведь отнести и к тем «группам товарищей», названным выше, перепуганным историческими событиями, последовавшими за десятилетиями, на которых литература (в нашем случае поэзия), по их мнению, закончилась. Пора уже схлынуть мутной воде…

 

«Рассвет, сгорающий в огне, протягивает руку тишине», «Меня будили поутру в печи гудящие поленья…», «Петух проклюнул тишину…» - даже эти вдернутые из разных стихотворений строчки звучат элегически. Несколько старомодно скажете? Возможно. Но

 

 

И надо-то, кажется, совсем немного:

 

 

А для этого необходимы немалые усилия. Надо, для начала, прорваться сквозь истеричность и крикливость, воцарившихся в нашей официальной культуре (уверен, что на короткий, хотя уже несколько затянувшийся срок). И надо просто идти своим путём.

 

 

Радостно, когда автора легко цитировать, когда его строки хочется перечитывать, когда хочется сказать об этом ещё кому-то, поделится этой радостью.

 

 

Горькие и прекрасные строки, за которыми стоит большой личный опыт, талант, свет и замечательная школа русской поэзии.

 

 

И ещё:

 

 

Такие стихи пишут сильные духом.

 

 

 

 

С одной стороны подумаешь, что такое гротесковое сочетание акмеизма-реализма со страстной лирикой, помноженные на отчётливую и пристрастную идеологическую позицию наверняка может кого-то отпугнуть от книги. С другой стороны, например, кем был бы Владимир Маяковский без своих политических пристрастий? Было бы столько внимания посвящено этой противоречивой и яркой фигуре? Ведь его до сих пор проклинают некоторые ныне действующие поэты, как это смешно ни звучит.

Это я о книге Алексея Ахматова «За углом зрения». Прочитав её название, невольно вспомнил, что в своё время многие удивлялись появлению автомата (по слухам) из которого можно было стрелять, не высовываясь из-за угла… Да и уже первое стихотворение в книге подчёркивает желание автора вести бой, имея прикрытие хотя бы с одной стороны, а заканчивается строками:

 

 

Звёздочки в стихах и сноски о том, что мол, такая-то строка является аллюзией (для кого-то – так же и реминисценцией)) я рассматриваю как ноу-хау автора. Но ведь обычно всю эту работу проводят исследователи творчества. Алексей, вероятно, решил облегчить задачу литературоведов. Благородная попытка, хотя в книге стихов, думается, эти сноски неуместны, но, возможно, и есть то самое желаемое прикрытие.

Я не зря упомянул термин акмеизм-реализм. Поэт мастерски использует детали, подробности, наблюдает жизнь не менее эффектно, чем, скажем, наш современник, яркий представитель этого направления Александр Кушнер.

 

 

Или:

 

 

Обе цитаты из Ахматова. В первом случае – ближе к Кушнеру, во втором – автор делает это подчёркнуто в боле резкой и провоцирующей форме, отдавая дань постмодерну, от которого в культурном обществе накопилась уже приличная усталость.

Алексей понимает это и даже играет на этой струне:

 

 

На самом деле Ахматов любит в стихах рассуждать и думать. Это его особенность (см. портрет автора на обложке, по-моему, удачный). И она мне в его стихах нравится. Потому что проявляет позицию автора. А этого многие друзья-стихотворцы очень боятся. Им больше по нраву фиги в кармане. Руки же, вынутые из карманов, надо для чего-то применять. Но держать фиги в карманах уютней и выгодней. Это не то, что написать, как Ахматов, стихотворение «О защите русского языка». Тут ты сразу попадаешь под огонь прямой наводкой из крупнокалиберной артиллерии.

А вот, прочитав название «1917-ый год», и я свою бомбочку кину на «-ый», в сторону редактора: -Ый, редактор! Спал, что ли?..

Возможно, следовало бы более чётко разграничить разделы книги, составив из них, например, три: один –  из стихов публицистического, гражданского звучания, второй – из наблюдений, сценок, анекдотов, а третий – наполнить лирикой.

 

Я думаю, что творческий организм Алексея Ахматова состоит из несколько излишнего количества логических анализаторов. Они порой и мешают автору «размахнуться» и отпустить «вожжи», во всю Ивановскую запеть… Как у него вышло в цикле «Тринадцать прощальных стихов к Ю. М.» Хотя порой ощущается, что и сам автор удивляется попутно: «Ну, надо же, как бывает!..» и попутно же анализирует это своё состояние.

Вот я тут, кажется, придираюсь… На самом же деле отношусь с большой симпатией к творчеству Алексея. Идёт он своей дорогой, осознанной и упорной. Иногда только кажется, что «фронт работ» его (включая общественные) несколько широковат... И что-то мешает его полной творческой реализации. Но таков уж поэт. И вряд ли он изменится. Принимаем таким, каков есть.

 

 

Я почему-то уверен, что поэт Алексей Ахматов ещё много чего нам сможет договорить. И доказать. Без «не скажу чего…»

 

 

 

И всё равно я подумал сначала об том «лишнем»… А не будет ли это очень жёстко: вначале сосредоточить внимание на некоторых второстепенных строках способного автора. Но ведь он вступил в возраст, когда уходит инфантилизм и приходит зрелость и профессиональная смелость. Поэтому решил, что можно.

Книга Романа Круглова «Форма жизни» начинается со слов

 

 

Автор сразу отсылает читателя к «Речи о пролитом молоке» И. Бродского («Я сижу на стуле, трясусь от злости…»). Сильный ход, подумалось. Смелый. Работа на контрасте?.. И рифма интересная…

И тут я соскакиваю сразу на обобщение. У меня создалось впечатление, что автору тесно в привычных стихотворных размерах. Он постоянно останавливается на короткой форме, чувствуя при этом, что развитие его стиха требует чего-то иного.

Вот Бродский, раз уж мы его тут упомянули, довольно быстро нашёл свою поэтику, хотя вначале блуждал в поэтических дебрях даже (даже!) на пару с Н. Рубцовым. А вышел, в итоге, на поэтику конца 18 века. Обуздал. Сделал своей.

А что Роман Круглов?

Вероятно, Роман Круглов тоже задумывается об этом, говоря, например, о звёздах-зёрнах: «Стары, как мир. Но чем же заменить их? / Ничем. И нечем». В этом стихотворении от Романа Круглова, кажется, есть ответ. Но есть и ещё более прямой намёк-ответ в другом:

 

 

Далее по тексту конь этот разочаровывает пишущего данные строки героя:

 

 

Да, пока у Романа нет ответов на многие вопросы. Но есть замах. И это уже немало.

А интрига книги развивается вокруг романа, от которого рождаются радости, муки и ребёнок. Герой мечется, не находит себе места от внутрисемейных разборок. Но проблескивает где-то вдруг дедовская медаль, потом строки «А теперь буду нужен примерным отцом» - «наше общее растение». Но ничего не помогает. Происходит разрыв и освобождение. Впрочем, это не проза. А стихотворения живут каждое само по себе. В книге есть слабые, почти детские и неумелые. Но общий уровень книги, на мой взгляд, высокий.

 

Чего опять придираешься? – спросил я себя. И ответил: Иначе никак. Ведь если человек талантлив, то ведь грустно, когда книгу попадают такие, например, строки:

 

 

А теперь о хорошем. Стихи второй половины книги более зрелые и цельные, исчезает некоторая детскость. Будем считать, что происходит поэтическая инициация. Вот итог в двух начальных строчках другого стихотворения:

 

 

А для поэта и книга стихов тоже гнездо.

 

 

Получается как-то так, что поэт становится поэтом, когда начинает творить поэтические формулы, составленные по собственным законам, и, как ни крути, приходится принимать эти чужие формулы и радоваться этим открытиям вместе с автором.

 

 

Сам Роман Круглов, как мне кажется, наблюдает развитие своего таланта вполне реалистично и строго: