Литературная критика

                                                              Павел Алексеев

Книги прозаика, поэта и художника Павла Алексеева «Книга Дэ» (2020) и «Переходы» (2022) говорят о невозвращённом времени. Первая — крайне необычная, это скорее фотоальбом со стихами-афоризмами, фотографии в жанре абсурда несут диалогическую нагрузку и на них тоже проступают авторские надписи. Фотохудожник Яша Крайний демонстрирует в чёрно-белом исполнении приёмы коллажа, модернизма и натурализма, его работы не статичны, они разрывают рамки сознания. Как всё то, что случайно попадается нам на глаза, слышится в окружающем мире и почему-то не отсеивается как не должное, а переворачивает нас изнутри, вызывая тошноту, боль, надсаду, разочарование, привкус горечи. Вторая книга аскетична и традиционна по исполнению, содержит только рисунок Ирины Быковой-Голдовской на обложке с «домом-утюгом» и чёрно-белым пешеходным переходом с одиноким человеком на месте, где соединяются воды Екатерининского канала и Фонтанки как некий тупик лабиринта и выход в общую Лету.

Фото из книги верлибров Алексеева

Короткие белые стихи или Афоризмы Павла Алексеева я бы отнёс к жанру парадокса в чистом виде, но парадокса эстетического — когда существует лишь чёрное и белое, и почти невозможно их состыковать и добиться оттенков или цветного оттиска. Не потому, что автор отказывается от гармонии — напротив, он призывает к ней и изображённой кнопкой включения электрического света на обложке, и всем своим творчеством. Но оттого, что технократическая цивилизация, заменившая сияние свыше плафоном и лампочкой Ильича, охраняется демоническими силами. Поэтому только духовный свет способен разорвать пелену и… сделать этот мир ещё более страшным в его подлинном виде для неподготовленного читателя. Об этом говорят — вопиют — и картины фотохудожника. «Включайтесь!» — призывает он вместе с автором людей, неотрывно смотрящих на экран смартфона, перейти к духовному освещению недр и запасников бытия, прежде всего своей души. Метафора «чёрного» как мира материи, находящегося  Дьявола, и «белого», просветляющего материю и разряжающую её, становится спиралевидной, отрицая свою очевидность и пересотворяя материю по подобию света.

пишет автор, и в этом незамысловатом, на первый взгляд, предложении есть отголосок истины – познать себя можно только удаляясь и имея току зрения вовне. Преодоление невыносимого, руинизации времени в человеке, происходит через невыразимое, отражающее сквожение в щели между предметами, плотно закупорившими инобытие. Что проникает оттуда – слова, образы, мысли?.. Видеть и слышать, чувствовать и постигать призывает художественный мир Павла Алексеева, формируя слепок боли как нереализованную форму афоризмов, парадоксов, верлибра. Гуманизм писателя — не следование лозунгам и штампам эпохи, но пересотворение себя по образу идеала, пусть диковинному и бесплотному, который всегда преследует подлинного художника, даже если он стесняется и не может о нём говорить напоказ.

«Неужели нужно жить самому?» — поражается автор в «обмылках мыслей». Эта мысль может показаться абсурдной людям, имеющим коллективное сознание, а не индивидуальное, принимающее ответственность за всё происходящее на свете сознание человека «причастного. Человек массы, напротив, уверен в своей индивидуальности, непогрешимости и исключительности, так и современный писатель подражает Кумиру, стараясь встать над толпой в медном обличии при жизни:

Негодование и неприятие не всегда прорываются в открытой форме, но часто выступают скрытой частью антитезы как смирение и поиск абсолюта в медитации и попытке растворении во вселенском начале:

И всё же у Павла Алексеева это чуткий сон, грёза непокоя, рождающиеся из сомнамбулизма строки снова твердят о таинстве преодоления косной породы уныния, не имеющей цвета и веса:

Любовь к миру помогает преодолеть невзгоды души. Каждая вещь может быть обращена к созидательном или разрушительному началу в человеке:

Бескрайнее поле возделывания — где не бывает «маленьких» плодов и ничего не значащих фраз — таков сложный и противоречивый мир верлибров и афоризмов Павла Алексеева, его философская устремлённость приотворяет горизонты познания, переступая апокалипсические зори русской литературы. Писатель ищет собеседника – «Читателя! советчика! врача!» (О. Мандельштам) — вступая диалог с читателем, с ушедшими и воскрешаемыми в диалоге поколениями. «Какой же бог нас вынесет таких?» — восклицает писатель, и это не просто риторическое обнажение чувств и попытка противостоять абсурду бытия, но вера в преодоление косного мира вокруг и в себе самом. Между осознанием своего Я в вечности и бессмертного мира в бренном я есть узкая полоска света, луч, несущий таинство жизни. В этом и заключается «молчание стихами» и запись пришедших слов на театральном полотне вечности.