Литературная критика

/Ю.Коротков, “Попса. Киноповести”, М. “Пальмира”, 2002/

На редкость зычное, понятное и искреннее название этой книги не
может не пленять современного рускоязычного читателя. Именно
такой ход: “ПОПСА” - крупными синими по янтарному фону, и
“киноповести” - тем же цветом, но буковками раз в десять мельче,
а имя-фамилия автора еще ниже - литерами средней величины. И
еще - вырезанное ч/б фото крупных девичьих глаз,
подкрашенных голубым. Очевидно, что уже с первого взгляда на данный
объект в книжном магазине у совершенно разных слоев читающего
населения возникает неподдельный кровный интерес - а ну-ка,
что же такое есть на самом деле эта мифическая “попса”? О
“попсе” у всех, в общем-то, представления различные, вернее,
представления о размахе границ распространения этой “попсы”.
И если представить себе, допустим, некий собирательный образ
- Ф.Киркоров в мексиканском сериале стоит в пиджаке Кензо
напротив полотна И.Глазунова и пьет кока-колу, краем уха
слушая нескончаемый монолог М.Задорнова - то это уже будет
довольно-таки изысканный китч, а не “попса”.

В интерпретации Ю.Короткова попса - это наша отечественная эстрада,
мутировавшая чередой подражательных конвульсий до
“шоу-бизнеса”; т.е. остановимся на Киркорове и прилагающейся
инфраструктуре. Однако, “Попса” - последняя в сборнике повесть,
давшая название всей книге. И, если ученые твердят нам, что
Вселенная и жизнь на Земле появились в общем-то случайно, то
такие вещи, как название книги Короткова - совершенно не
случайное дело. Четыре повести о нынешней русской жизни, в основном
о бандитах, милиции, любви, промышленной депрессии и
фабрике звезд - заявляют в целом следующее (желал того автор или
нет): литературное описание широкоизвестных тенденций и
сторон современной действительности доступным, консенсусным
языком тоже является попсой. Как пели рубаха-парень Иванов и
рубаха-группа Иванушки-Интернационал: “тоже является частью
Вселен-на-ай”. Такова беллетристика Мёбиуса.

Автор «Попсы» - фигура авторитетная и авторизованная; это тот самый
мэтр Коротков, который написал сценарии таких фильмов как
«Авария, дочь мента», «Американка» и – что так важно для
успешной реализации тиража – «Страна глухих». Вообще же по его
сценариям снято более дюжины фильмов и почти столько же не
снято. Среди сценаристского цеха он – один из самых
востребованных производителей актуально-злободневной драматургии, его
график расписан на годы вперед, он пишет под конкретных
кинозвезд и для конкретных режиссеров. В общем, монстр волшебного
фонаря.

Если доступно и консенсусно пробежаться мысленным взором по
содержимому “Попсы” (
фрагменты книги), то выйдет следующее. Первая повесть “Кармен” -
это классическая Кармен на благодатном поле пост-советских
реалий. То есть - сплав криминального боевика и любовной
драмы в окружении контрастной крымской экзотики. Вторая повесть
“Мёртвый” - это такой пост-пост-Шекспир или же
нью-вэйв-Достоевский. Максимально насыщенный сплав криминальной драмы и
любовного боевика в благодатной среде русско-шервудского
леса. Автоматы, джипы, кликухи и денежные пачки в тексте активно
этому сплаву способствуют, не говоря уже об обилии
смертоубийств. Но все-таки точный и гладкий язык и умело
расфасованное сюжетное построение (ведь монстр писал) как-то
отгораживают “Попсу” Короткова от прочего однотипного и богомерзкого
pulp fiction-a. Третья повесть “Последний забой” - вообще
лучшая в сборнике. История группового шахтерского суицида в
забытой Богом и кинутой государством южнороссийской провинции
радует хорошим куражом, правдоподобностью, здоровым юмором и
неозлобленностью, хотя сама ситуация по идее должна вызывать
депрессию и ярость. То есть - вырисовывается такая высшая,
облагороженная лит-попса. Заключительная повесть, давшая имя
сборнику, это о том, что “тяжела и неказиста жизнь
российского артиста”, а также о нелицеприятной изнанке процесса,
ныне известного как “стань звездой”. Здесь и гендерная
психологичность (в женской системе координат “осень зрелости -
юности весна”), и недетские тяготы столичной жизни, и нервозные
закулисные будни опытного имиджмейкера. Есть даже история,
связанная с приглашением Пугачевой на одну из главных ролей в
фильме по этому сюжету и последующим отказом звезды, из за
чего сам проект не состоялся.

В общем и целом все понятно. Это изданные в литературном формате
сценарии, метко названные киноповестями. В этих киноповестях
автор скрыт, много выразительного действия героев и
практически нет рефлексии, мысли персонажей читаются только по их
поступкам, а описания внешнего мира вполне выпуклы при всей их
лаконичности. Текстовые картинки с моральным приводом и
модной коробкой передач.. Повести все так и просятся на
актуальный отечественный экран. Чтоб за них проголосовали рублем. И
молодой Тодоровский для этого превосходно подошел бы,
поскольку, погрузившись в телевизионный опыт, он все насквозь понял
про попсу. Если представить себе эти фильмы уже снятыми, то
легко представить себе и их чарующее воздействие на
поклонников творчества Балабанова и Бессона.

Лично мне симпатичнее другое кино и другая литература
соответственно. Поэтому, читая
Короткова, его скругленные и сглаженные
тексты, я испытывал острый голод стиля, мне недоставало автора,
уникально пишущего свои словеса, я ощущал патологическую
нехватку той особой странности, психотичного шарма, которые
разлиты и в мире, и в восприятии индивидуума, да и вообще –
разлиты. И вот, чтоб от этих нехватки и голода не заиметь
эстетическую язву, я как бы нацепил себе глаза и напялил мозг
той аудитории, на которую «Попса» изначально ориентирована.
Это не так-то сложно. Только тогда мой эстетический желудок
удовлетворенно заработал, и в результате я смог выдать данный
свой текст наружу. Однако, довольно углубляться в детали
метафизического пищеварения, потому что это чревато появлением
каких-нибудь эстетических осмозисов, перистальтик и
метеоризмов. А это уже не попса, но – специализация.

Напоследок несколько деталей. Практически все герои киноповестей
Короткова обитают в провинции (а порою даже - конкретно в
лесу). Даже если они вооруженные отморозки, ненормативную лексику
они не употребляют (в “Мёртвом” это обусловлено тем, что
пахан по кличке Слепой не терпит матерщины, ну а действующие
лица прочих повестей, даже отчаявшиеся шахтеры, ругаются
часто, но конвенционально - например, “сука”, “твою мать”,
“хер”). В моменты пикового драматизма (как правило в финале)
герои имеют привычку плакать и смеяться одновременно. Во всех
повестях обязательно появляется персонаж, одетый в халат
(фабричный или домашний), либо в промасленную спецовку на голое
тело. По телевизору у Короткова если что-то и смотрят, то
исключительно - мексиканский сериал. Сексуальные сцены обойдены
ловким корректным молчанием, совсем, как в “Брате” и
“Брате-2”. Все типажи (особенно из шахтерской повести) очень
жизненны и правдоподобны, хотя создается впечатление, что
некоторые из них перекочевывают под иным именем в остальные повести
- то ли бытие так маловариативно, то ли писатель
умудрённо-экономен.

Итак, совершенно ясно одно - попса способна быть яркой и любопытной,
при этом ни на секунду не переставая быть попсой. Также
ясно и другое - “Попса” Ю.Короткова не предлагает социальных
панацей и не дает рецептов выхода из кризиса; “сто пятьдесят
миллионов приходят в свои нищие дома - жрать нечего, дети
голые, впереди ни просвета...” - эта книга всего лишь описывает
коллективный опыт восприятия мира. И я думаю о том, что
такие описания по своей сути являются программированием,
психологической установкой. И в таком случае я не завидую автору
“Попсы”, населяющему своё “кино” таким количеством трупов,
выпитой водки и моральных руин.