Онтологические прогулки

...мышление как форма жизни ещё не сформировалось, оно (мышление) ещё не стало дыханием, кровообращением, восприятием, речью, оно ещё устанавливается; дерзновения мало, недостаточно, необходимо ещё терпение, устойчивость, исчисляемая годами, десятилетиями, столетиями и даже тысячелетиями, что для эволюции – мгновения.

Философы объясняли мир. Мыслители-конструкторы указывали, как надо менять мир. Но никто внятно не объяснил, почему без человека миру не обойтись.

Вспомнил университетскую лекцию из курса сравнительного языкознания. Профессор сообщил нам странный факт: древнерусский язык поразительно похож на древний, изначальный санскрит. И вот на днях читаю у Мамлеева о "невидимом мировоззрении", которое возникло в русском народе давно, возможно, даже в доязыческий период, и которое весьма родственно метафизике индуизма. «По исследованиям, проведенным Гусевой, великим индологом, и по исследованиям этнографа Жариковой обнаружилось, что в двадцатом веке есть места, где люди говорят на протосанскрите, на чистом протосанскрите. Это на севере, под Архангельском. Потом выяснилось также, что протосанскрит на семьдесят процентов совпадает с русским языком...» Далее он предполагает, что проторусские племена пришли в Индию с севера еще в те времена, когда существовала Гиперборея, «о которой писали греки, и о которой написал книгу Ломоносов – "Об истинном происхождении русского"».

Поскольку личность – это результат стихийного и случайного стечения обстоятельств, она всегда есть порождение хаоса. Именно хаос, а не система, создаёт конкретного индивидуума.

В онтологической перспективе отношения между системой и хаосом содержат в себе элементы парадоксальности. Система преображает хаос в космос. Её онтологическая цель – преодоление хаоса. Но в процессе такого преодоления она обеспечивает возможность существования важнейшему порождению хаоса – личности

Сознание человека характеризуется, прежде всего, не разумом, который присущ всему живому в том или ином виде в качестве центров, обрабатывающих поступающую от органов чувств информацию, а осознанием самого себя, что предполагает не просто принятие от ощущений информации с более или менее адекватной реакцией на нее, но последующее сознательное и планомерное изменение того, что ему представляется.

Пожалуй, единственным оправданием существования философии сегодня, кроме дополнения к разнообразию видов человеческой деятельности и повода включения в программу юнеско по сохранению культурного наследия, является вот именно то, что я делаю во всём цикле совершенного мышления и особенно в теореме актуальности, - выявление, прояснение и разработка индивидуации современного типа.

В современном человеке есть фундаментальный изъян: он почти совершенно лишен инстинкта и чувства этической гармонии вселенной и каждого её фрагмента, т.е. он отрезан от фундаментальнейшего измерения мироздания (выброшенный в маргинальнейшую сферу), и даже убежден, что этого измерения нет и что оно измышлено лжеинтеллектуалами и ханжами.

Философы любят дураков. Дураки любят философов.

Меня неизменно поражало и поражает, как могла чуть ли не вся художественная и мыслительная элита двадцатого века работать на технизированную цивилизацию, то есть говоря попросту на велиара, затаптывая культуру, которая всегда локально-почвенна и в этом смысле приватна. Боги всегда домашни, иначе они становятся идеологическими колотушками. Или звонкой пудрой для лжепоэзии. Культура – это не просто домашне-ландшафтное состояние человеческого вещества, но застенчиво-целомудренное его состояние; это сама наша никому и ничему не подчиненная потаённость, то есть нечто непродажное.

...мы живём в состоянии непрерывного столкновения с Будущим. И сегодня мир достиг того уровня развития, при котором скорость перемен уже неподвластна технологиям торможениям – ни материальным, ни социальным, ни идеологическим.
В этих условиях появление новых моделей реальности способно уменьшить уровень той социальной дезориентации, в которой мы пребываем.

Существо картины составляет эссенция невыговариваемости. Тарковскому нужно было, чтобы с первых мгновений и до последних в простом показе вроде бы обыденного течения жизни простых людей ощущалась мистерия. Предельная простота триединства. То есть никаких трюков, никаких приёмов, никаких метафор, никаких ассоциирований и прыжков, никакого монтажа, никаких сюжетных измышлений и мыслительных ходов: просто бытие открывает себя. Да понимает ли ассистент по реквизиту, какого внутреннего качества, то есть внутреннего движения и загадочности должен быть каждый сантиметр пленки?!