Нянечка согласилась побыть с малышнею одна. В тот день они хорошо себя вели и спали согласно Елкиному расписанию. Для нас это было настоящим парадным мероприятием, мы давно уже не баловали друг друга выходами в люди.

На каком-то карнавале в Амстердаме на меня он вышел прямо из узкой улочки с бенгальским факелом в руке, в золотом парике, в набедренной повязке, он, натертый чем-то до преступной белизны, смеялся негритянскими губами, курил джоинт, а за ним перлись ему подобные оборотни, окутанные дымом, с блеском в глазах и пятнами белой краски на одежде, – это был он, ошибки быть не могло.

Еще мы курили, смотрели в окно, за которым светилась желтая египетская ночь. И говорили. Было приятно после соития разговаривать с женщиной, которая тебя понимает. А она понимала.

На дне впадины, у входа в подземелье, в необычной позе лежал Н.Н.К. Глаза его были прикрыты, и все черты лица словно вытянулись в строгую прямую. На щеках и лбу не было ни кровинки, нос посинел, как это часто бывает у покойников, остававшихся на морозе.