Русский Танатос. Смерть и Текст: случай М. Бланшо. –
Дмитрий Пашкин –
(20/06/2002)
Интрига между языком и смертью завораживает. Мы чувствуем ее, пере-живаем, ощущаем как нечто данное, первоосновное. Не случаен сегодня интерес, например, к поэтике эпитафий: смерть, закрепленная в языке, взывающая к живым - явление грозное и трогательное одновременно.
Песни на унитазе. –
Всеволод Емелин –
(20/06/2002)
В центре Москвы историческом/ Ветер рыдает навзрыд./ Вуз непрестижный, технический/ Там в переулке стоит./
Рядом стоит общежитие,/ В окнах негаснущий свет./ И его местные жители / Обходят за километр./
В общем, на горе Америке/ И познакомились там/ Соня Гольдфинкель из Жмеринки/
И иорданец Хасан.
Рядом стоит общежитие,/ В окнах негаснущий свет./ И его местные жители / Обходят за километр./
В общем, на горе Америке/ И познакомились там/ Соня Гольдфинкель из Жмеринки/
И иорданец Хасан.
Рыбный четверг. Памяти Носова. –
Лев Пирогов –
(19/06/2002)
Забавная статья Ольшанского в <Завтра> - вроде как в продолжение дискуссии <о косной и косноязычной словесности>. Чувствуется и лишний риторический пафос, и связанные с дискурсивным неуютом на новом месте натяжки, но все равно читать ее было приятно. Особенно на фоне <дискуссии>. Неофитская кровь... Вот тоже дельное в жанре Митиного внезапного ренегатства.
Нагорная. –
Дмитрий Данилов –
(19/06/2002)
- Ну все, - облегченно произнес Кика, путаясь в пуговицах и вылезающей из ширинки рубашке. - Привез?
- Привез.
- Давай сюда.
Папов вынул из-за пазухи бумажный сверток, плотно обмотанный со всех сторон клейкой лентой. Сверток вздрагивал и бился, как будто в нем было что-то живое, умирающее.
- Привез.
- Давай сюда.
Папов вынул из-за пазухи бумажный сверток, плотно обмотанный со всех сторон клейкой лентой. Сверток вздрагивал и бился, как будто в нем было что-то живое, умирающее.
Лаборатория бытийной ориентации #49. Хаотичен ли хаос? Акмеично ли акме? –
Владимир Богомяков –
(18/06/2002)
Мне с детства нравится слово <хаос>; даже Борис Борисыч Гребенщиков дурацким своим названием <Сестра Хаос> не смог заглушить мою симпатию к этому древнему слову. Что это такое - Хаос?
Знаки препинания № 18. Последний романтик Аркадий Драгомощенко: наблюдение за наблюдающим. –
Дмитрий Бавильский –
(18/06/2002)
Драгомощенко - наш последний романтик, пытающийся жить и мыслить предельно концентрировано, без поблажек и поддавков. Он убеждён, что поэзия - последнее прибежище свободы в несвободном (стандартизованном, постмодернистском) мире. И что это даёт ему право писать так (сложно), а не иначе.
Всё равно, кому будет нужно, прочтёт; всё равно, тот, кому будет нужно не испугается этих барочных развалин, всех этих кругов руин распадающейся на наших глазах, жизни.
Всё равно, кому будет нужно, прочтёт; всё равно, тот, кому будет нужно не испугается этих барочных развалин, всех этих кругов руин распадающейся на наших глазах, жизни.
Моя история русской литературы. Писатель и читатель. –
Маруся Климова –
(17/06/2002)
...Достоевский очень сильно повлиял на всю мою жизнь. (...) постоянно и по сей день продолжает давить на психику и определять все мои действия и поступки, причем я даже этого, видимо, и не осознаю, и избавиться от него невозможно, я хочу избавиться, но не могу. Мне кажется, чтобы избавиться от этого Достоевского, нужно уехать куда-нибудь в другую страну, где живут нормальные здоровые люди, не поголовные мазохисты, как в России, а люди, которые, может, и любят Достоевского, но так, отстраненно, как экзотику, а не с безумно вытаращенными глазами, исступленно и в экстазе, не рвут на себе рубаху, не блюют на себя и на окружающих, не валяются в грязных канавах и не ловят от этого кайф.
Железная каравелла и королевский пожар. –
Элина Войцеховская –
(16/06/2002)
На сероватой окраине краснокирпичного Вальядолида - значит, по меркам прежних веков, - на безнадежной окраине, стоит неприметный домик. За оградой, во вполне сухопутном дворе, - непокорная ржавчине модель парусника. Почему бы и нет? В домике мог жить бывший моряк, а игрушечным корабликам, пусть и железным, цена невелика. Любознательные пришельцы, не поленившиеся добраться до дальних закоулков туристского справочника, уже знают, что моряки никогда не жили в сереньком доме, который относительно нов и возведен на месте другого, несохранившегося строения. Колер его остается домысливать, но в нем, действительно, доживал свой век отставной моряк. И не просто моряк, а адмирал. Звали его Христофор Колумб.
Лаборатория бытийной ориентации #48. Цветущая сложность как идеал. –
Владимир Богомяков –
(13/06/2002)
Смерть явилась К.Н. Леонтьеву в скотском образе <среднего человека>. В.В. Розанов писал о Леонтьеве: <Он ушел в монастырь от смерти, видя, что в данную эпоху европейского и нашего развития всюду торжествует смерть, разложение, какой-то отвратительный гнилостный процесс человека, умирающего <в пневмонии> (его любимый пример), и задыхающегося в мокроте, которую неодолимо и неудержимо выделяют его легкие>.
Рыбный четверг. Уроды. –
Лев Пирогов –
(13/06/2002)
(О величии Гениса, Немирова и Меня, и о ничтожестве тех, кто на букву <шэ>)
...Они такие же, как Паша. Только плохие. Паша купил сейчас в магазине бутылку коньяка и дал мне ее выпить. А уроды только воют и алчут и тыкаются в окошко, которого и так тонок слой.
...Они такие же, как Паша. Только плохие. Паша купил сейчас в магазине бутылку коньяка и дал мне ее выпить. А уроды только воют и алчут и тыкаются в окошко, которого и так тонок слой.
