Жизнь как есть

Зина

 Зина родилась в Троицын день, её поздравляют сёстры, многочисленные родственники именно в этот день, а не как значится в свидетельстве о рождении. С утра она начинает хлопотать, хотя уже всё загодя приготовлено. На чуток приостанавливается у зеркала, смотрит, вздыхает, говорит:

– О, боже– боже, как же я ненавижу себя.

– Ты чего, Зина?

– Чего-чего, меня в детстве блохой дразнили, ни минутки на одном месте, всё скакала. Бывало, играем в прятки, всех уже найдут, а меня нет. Гуртом кричат– зовут, чтобы выходила, а чего кричать, я тут, с ними рядом, за метёлочкой схоронилась.

Когда из лагеря меня в семью работать взяли, немка– хозяйка допытывалась, какими порошками я в России зубки чистила, всё восхищалась, говорила, что Мейсенский фарфор хужее. Мне же стыдно, так стыдно сказать, что у нас в деревне, сроду ни о каких порошках и не слыхивали.

Вот уже тридцать годков минуло с того последнего празднования дня рождения Зины, всё чаще и чаще вспоминаю  побитою войной, будто первоцвет весенними заморозками, удивительную женщину, заронившую во мне любовь к слову.

Katja

Союз художников.  Устав, от увиденного, от обсуждений, от восхищения (не зря  же на востоке мудрые люди упреждают, что и от халвы устанешь), выбрался из дефилирующего у картин человеческого потока, стою,  жду своего друга. Рядышком женщина, как и я кого-то  ждёт. На ней юбка цвета индиго ручной набивки достойная музейной витрины, да и всё остальное не просто схожее, а живая пульсирующая связь с традиционной русской одеждой. По всему, и это приводит меня в восторг, что наряд не по случаю, а увязан с  её миропониманием. Смущали очки «а ля Леннон»,  хотя она явно находилась в возрасте, когда дарованная природой красота уступает, той, которая рождается в потаённых духовных мастерских внутри самого человека, увидишь, и задумаешься, какая явится спасать мир, дарованная или сработанная самим человеком. Давно, ох как давно, в навязано– заимствованном, мне не приходилось видеть такую пронизывающую русскую красоту.

Наконец, к ней подходит девушка, они начинают говорить на незнакомом мне языке. Моё восхищение скукоживается, становится родственницей зубной боли. Затеплилась надежда, возможно, она из русских эмигрантов  знаком же я с дочкой князя С.С. Оболенского. Пересилив себя, подошёл, извинился и спросил у девушки (явно русской) на каком языке они говорят.
– Голландском, а что?
Вкратце рассказал, как обманулся, она  улыбнулась, повела плечами, дескать, сожалею и пошли к выходу. Я смотрел им в след с чувством человека, которого обобрали до нитки.

У самого выхода резко развернулись, и направились ко мне. Лицо голландки сияло, подойдя, она трижды певуче произнесла.
– Спаасиыбооо!
Видя мою растерянность, девушка стала объяснять.
– Видите ли, Вы ошиблись только на половину, даже не представляете, какой радостью одарили её. Она, как и вы, художник, любит Россию, русскую культуру, приняла христианство, пишет иконы.

Достав из сумочки визитку всё того же  цвета индиго, сдабривая всё тем же певучим
– Доо свиидаааныия!!!
Одарив ещё раз улыбкой, отдаёт её мне. На ней фрагмент картины, в правом углу круг разделенный на две равные части, в одном  мельница, во втором  русский храм, голландский адрес и большими  русскими буквами КАТЯ ВЕСТЕРХОФФ.