Жизнь как есть

Евгений Лукин. На палачах крови нет. Типы и нравы Ленинградского НКВД. Сборник документальных очерков и статей. Издание второе, дополненное. Санкт-Петербург, 2022.

© Лукин Е.В., текст. 2022

«В окне виднелись: домик с освещенными квадратными окнами, который они называли коттеджем, окруженный покрытыми снегом деревьями, недавно окрашенный в белый цвет; две стены Консерватории и часть песочного здания Академического театра с сияющими по вечерам длинными окнами; за всем этим, немного вправо, мост и прямая улица, где помещался "Молокосоюз" и красовалась аптека и мутнела Пряжка, впадавшая в канал Грибоедова недалеко от моря».

Такой грустный вид открывался бедному литератору Свистонову, герою романа Константина Вагинова (1899–1934) «Труды и дни Свистонова», впервые полностью опубликованного в только что вышедшей книге (К. Вагинов. Козлиная песнь. Романы. М., «Современник», 1991). Здесь писатель с большой точностью описал то, что сам наблюдал из окна своей петербургской квартиры, где когда-то жил с отцом и матерью. Его отец –Константин Адольфович Вагинов – до революции был жандармским офицером, а мать – Любовь Алексеевна – богатой домовладелицей.

Писатель Константин Вагинов. Фотография 1920-х годов.

В конце 20-х – начале 30-х годов в доме № 105/4 по каналу Грибоедова проживали и другие «бывшие»: барон Остен-Сакен, княгиня Путятина, царский офицер Авраамов, миллионер Закгейм... При Советской власти кто-то из них трудился на ниве просвещения, кто-то инженерил на заводе. Ну а Закгейму сам Бог велел стать оценщиком в комиссионном магазине.

Кроме молодого писателя Константина Вагинова, в этом старинном здании ютился еще один мастер прозы, но прозы особой, до сих пор скрытой от широкого читателя в архивах НКВД.

– Яков Лаврович, секретарь партгруппы ЖАКТа и преподаватель истории России, – представлялся он собеседнику, ощупывая его взглядом. – А вы кем являлись до 7 ноября 1917 года?

Сразу после убийства С. М. Кирова в Ленинграде под видом паспортизации началась чистка: «бывших» выселяли из квартир и отправляли в места не столь отдаленные. Надо сказать, что отца Вагинова такая участь постигла еще в 1927 г. Но другие жильцы упомянутого дома пережили чистку благополучно: никто не был арестован. И тогда бдительный литератор Лаврович ударил в набат – в один дых настрочил литературный опус с почти тургеневским названием «Контрреволюционное гнездо в ЖАКТе по каналу Грибоедова, 105/4». И послал свой труд в редакцию газеты «Ленинградская правда». Цитирую с небольшими сокращениями, сохранив, однако, стилистику оригинала.

Дом № 105/4 на канале Грибоедова. Современная фотография.

«Задача повышения классовой пролетарской бдительности после террористического акта, совершенного классовыми врагами, от рук которых пал С. М. Киров, заставило коммунистов – членов ЖАКТа взяться за дом N 105/4 по каналу Грибоедова, в котором проживает большое количество бывшего дворянства, ныне сложившихся в организованный блок в силу отсутствия партийного контроля за правлением ЖАКТа и за социальным составом жильцов.

Правление ЖАКТа возглавлял в течение 10 лет Авраамов С. Г., благополучно устроившись преподавателем военно-химического дела в Военно-Морском училище имени М. В. Фрунзе. Прикрывшись краснофлотской шинелью, влезал в доверие районных хозяйственных и советских организаций и проводил работу ЖАКТа в интересах дворян, живущих в доме...

В ЖАКТе сложилась семейственность, подкрепленная живущими дворянами. Дворянин Авраамов на вопрос коммуниста: “что сделал ЖАКТ по выявлению чуждого элемента в доме?”, ответил: “после паспортизации этим делом не занимаются”, в то время как в доме проживают классовые враги рабочего класса: княгиня Путятина (некогда Путятин был лучшим другом Григория Распутина), дворяне Мазуровы, барон Остен-Сакен, жандармский офицер Стефанов, бывший миллионер-фальшивомонетчик Закгейм и другие.

Этот цвет врагов 5 раз пытался сорвать проходимое отчетно-выборное собрание, не давали возможности говорить членам партии, старались со всей силой защитить Авраамова – рупора их контрреволюционного действия...

В доме существует травля коммунистов. Например, жена миллионера Курочкина затравила работницу-коммунистку Красадомскую, которая с плачем заявила, что невыносимо жить в квартире. Этот Авраамов, который в 1925 году, как выяснилось, открывая собрание, обращался: “господа, начнем”, и заканчивал так: “работу правления признать удовлетворительной, Авраамову преподнести букет цветов и устроить пирушку”, сейчас этот классовый враг, изменив форму, одевшись в советскую шинель, приспособился к Советской власти и продолжал творить дело контрреволюции, найдя поддержку в секретаре партгруппы Смирнове, который, как выяснилось, является сыном кулака, сбежавшего в Ленинград, где и вступил в партию. Выяснилось, что Авраамов использовал права председателя ЖАКТа не только для дворян, живущих в доме, но и себя. Живущие рабочие не имеют сараев под дрова, в то время как Авраамов держит три сарая, в которых находятся две престарелых козы...

Классовый враг в ЖАКТе разоблачен, но не до конца. Он будет разбит только, если соответствующие советские организации не выселят эту дворянскую свору из Ленинграда, не произведут вторичную паспортизацию дома, поскольку при первой паспортизации из дома не был никто выселен за исключением приехавших крестьян в 1932 году. Обязательно необходимо провести принудительный обмен переселения с целью орабочить дом.

Все эти факты своевременно были сообщены 2 раза в Областной отдел НКВД до убийства тов. Кирова и после и до сих пор ничего не сделано».

В редакции работали люди более образованные, чем Лаврович: они вернули произведению подлинный заголовок – «Дворянское гнездо» – и напечатали его 7 февраля 1935 года, раструбив по всему миру о вопиющей нерадивости сотрудников НКВД (Надо же! – получается, нынешние борцы с нынешней скверной неспроста бьют тревогу: подобным попустительством грешили правоохранительные органы и в недалеком прошлом, но бдительные общественники всегда начеку!)

Видать, увиливающим от работы чекистам тогда дали взбучку, и они приступили к разорению «гнезда». Среди прочих арестовали и жену бывшего жандармского подполковника Л. А. Вагинову, незадолго до этого похоронившую своего талантливого сына. Ей прилепили ярлык социально-опасного элемента и сослали на пять лет.

Не знаю, перечитывала ли Любовь Алексеевна по дороге в Оренбург роман «Труды и дни Свистонова». Я же напоследок процитирую его концовку: «Где бы Свистонов ни появлялся, всюду он видел своих героев. У них были другие фамилии, другие тела, другие волосы, другие манеры, но он сейчас же узнавал их».

Мне подумалось, что после трех августовских дней отовсюду сегодня повылазили разнообразные лавровичи. Своими «трудами» они завалили депутатскую комиссию по расследованию «деятельности» ГКЧП в городе, в каждом встречном-поперечном видя «путчиста» или его сообщника. И новые списки «бывших» составляли, и соседа по коммуналке на чистую воду выводили... Наверное, и про двух престарелых коз не запамятовали.

Газета «Санкт-Петербургские ведомости» от 6 ноября 1991 года