Жизнь как есть

 

 

              

 

 

               Эта история, хоть и давненько сдана в архив моей памяти, а нет-нет да вспыхнет окрасом цвета нездешнего, и ты по оставленной выкройке шьёшь одёжку из давно пережитого, примеряя, вглядываешься в потускневшую амальгаму старого зеркала, засиженную мухами. Может, и не стоило об этом писать, обнажая некоторые подробности о себе, тем более когда удалось от коровника шагнуть до столичных подворотен…

 

               Сталось это на важном культурном гуливании, где ублажал я народ изготовлением всяческой посуды на гончарном круге. Вдруг подводят ко мне особу, по всему видать важную, так как на полусогнутых подле неё шлифуются. Она, улыбаясь, протягивает мне руку. Приятным голосом:

               – Поздравляю! Подписан Указ о награждении вас правительственной наградой.

 

               На календаре август месяц и число не первое, выходит, о розыгрыше не могло быть и речи. Что я такого сделал? Месил глину, крутил посуду, делал забавы для детей –свистульки. Приобретали музеи, писали статьи искусствоведы, но награда да ещё такая...

 

               К назначенному сроку стал собираться. Трепет к разносолам в одежде давно угас, обхожусь что ни на есть самым скромным, может, и отправился бы так, да сын настоял на покупке. Дня три оббивали пороги всевозможных магазинов, наконец, подобрали. Оно и правда, пенёк принаряди – и тот красавцем станет. Да только денег ухайдокано зазря – ни костюмов, ни спинджаков не ношу я. Купил билет, а тут бумага срочная, так, мол, и так, раз вас будут награждать как народного мастера, должны быть в рубахе народной. Расстроился, сына жалко, он человек занятой, столько времени в пустоту супровадил.

 

               Рубаха у меня цельного кроя, шита знаменитой мастерицей, и пояс ею соткан. Что тебе тать, присовокупил её тайком к костюму и отправился. Встретили разрядно, обхождение вежливое, ни одного слова поперечного. Думал, сразу повезут награждать, ан нет, загодя вызвали, стало быть, моему томлению срок продлён. Оглядели мой наряд, пришли в восторг, а меня туга-печаль, будто траву ковыль, до земли гнёт.

 

               Всему приходит черёд, объявили, что подают автобус. Народ последние мазки на лоск накладывает, и я утюжу рубаху – она из чистого льна, пока выгладишь, пара утюгов надсадятся. Суматоха. Волнение.

 

               Привезли. Одеваюсь, и... пояс забыл в гостинице, а без пояса никак нельзя.

Я и на страшном суде скажу, что ненарочи сделал это. До вручения узнал всё об оборотной стороне награды, зато в костюме её получал, и радости от того, как у дурака на святках.

 

               Иду, а ко мне барышня с микрофоном – и давай вопросами одаривать. На душе солнышко, а корреспондентша всё пятна выискивает, я-то и по жизни о них стараюсь меньше говорить-замечать. Нет у разговора завязи. Тогда она с подветренной стороны:

               – Я понимаю, что русская печь ушла из обихода, надобность в горшках и кринках никакая, да и китайского товара навезли – бери не хочу. Как вам в таких условиях удаётся держаться на плаву?

 

               То ли в обидку, то ли сама не поняла, каким вопросом в меня стрельнула. Передёрнул затвор и отвечаю:

               – Я вам расскажу, да только всё это в отвал пойдёт.

               Взвилась она тут, посмотрела многозначительно и ждет продолжения.

 

                – Ну да ладно, слушайте.

               В слякотную перестроечную пору, торговый люд вышиб из-под меня мастерскую, а я получил заказ редкостный. Стал срочно искать помещение, согласен был на любое. Нашёл в школе, переделанной под общежитие, заброшенный туалет, снес унитазы и стал работать. И вот интересно, на дворе разлад, а у меня работы не переделать. Выставляюсь, участвую в международных фестивалях, звание «Народного» получил, работая в таких пикантных хоромах. Среди собратьев по ремеслу слыву нелюдимым, никого не приглашаю в мастерскую, да только кто же отважится гостей в туалет приглашать? Чтобы угомонить стыд и самолюбие, обращаюсь к возвышенным строкам итальянского мыслителя-золотаря по прозвищу Одеколон: нет никакой разницы между ароматом и вонью, и то и другое – лишь оттенки понятия «запах».  Пребывание в таком сакральном месте почти пятнадцать годков, естественно, дало свои плоды. Амбре – есть амбре, а если точней, диффузия – и в Африке диффузия, я прямое доказательство этому физическому закону. Отсюда ответ на ваш вопрос «как мне удаётся держаться на плаву» – дерьмо не тонет.

               Больше вопросов не задавала, расстались вежливо. Моего откровения не напечатали. И вообще не понял, обо мне ли это? Сладко так – пару лет сахар не покупал.

 

               Вместо эпилога

 

               Для тех, кто усмотрит в моём рассказе бахвальство, сообщаю: мои работы находятся в пяти музеях – и за это низко кланяюсь людям поколения Зины, у которых учился преодолевать трудности. Премия называется «Душа России», и мастерскую построил, о которой долго мечтал, без «запаха». Только из жизни слов не выкинешь, как из интервью. Я вспоминаю. Так переводится «Amarcord».